— Что вы имеете в виду? — поинтересовался не слишком сведущий в здешней истории Клецки.

— Видите ли, каждый, кто родился в Малой Колонии или хотя бы достаточно долго жил в ней, знает, что до Первой Высадки была еще Самая Первая... На Северном бугре. После чего первопроходцы долго носа не совали на поверхность, а кружили на орбитальных стационарах и ломали голову, с какого боку подобраться к такой привлекательной и такой негостеприимной планетке. Можно сказать, что природа Северного полушария лет этак на сорок затормозила освоение Планеты. Оно так и осталось terra incognita до сих пор. Правда, во времена Империи туда благополучно ссылали всякую уголовную шваль и из Колонии, и со всей космической окрестности. Да и политических — тоже... Потом это прикрыли как исключительно бесчеловечный вид казни. И только через много лет обнаружилось, что многие из сосланных выжили. Тогда осваивать Северное стало почти совсем невозможно.

— Почему, собственно? Вы же говорите — они все-таки выжили...

— А именно потому, что выжили... Эти выжившие и оказались самым страшным аттракционом в этой «пещере ужасов»... Тот еще народ... Это уж потом, в наше время, появилось понятие о туземцах... Черта... Трапперы... Ряженые под туземцев, Древний гимн по ТВ...

— Готово! — заорали внизу. — Он двинул! — На экран выдали слегка подрагивающее изображение с заатмосферного телескопа: взбудораженная толчком взрывболтов «Покахонтес» норовила нелепо развернуться, гася макровибрации корпуса, а дюзы еще находящегося в кадре шаттла извергали уже короткое, злое пламя. Камера повела челнок, но он уходил за откуда-то сверху надвинувшийся — жемчужно-серой, не в фокусе, массой — горизонт.

— Расчет траектории на общий дисплей! — скомандовал диспетчер.

Клецки отчаянно пытался разобраться в лихорадочно сменяющих друг друга цифрах и схемах.

Остин устало прикрыл глаза. «Самое время вам заступать, полковник Гарднер, — подумал он. — Игра, похоже, сыграна... Камушек заждался меня...»

— Вхождение в атмосферу началось, — доложил диспетчер.

— Капитан Барри зол как тысяча чертей, — сообщили из группы связи с «Покахонтес». — Этот тип не предупредил о старте, и их развернуло. И не подумал сообщать код. Впрочем... Он вышел на связь.

Там, в небе противоположного полушария, слегка затуманенную перегрузкой голову Клайда посетила мысль о том, что одураченный экипаж может начать эвакуацию, и он представил сцены, разворачивающиеся на охваченном паникой лайнере...

— Черт с вами... — пробормотал он, с трудом ворочая языком. — Черт с вами... — И потянул к себе невероятно тяжелый микрофон...

— Дьявол! — крикнул снизу человек из группы связи. — Он передал, что это — имитатор. Капитан мечет икру литровыми банками. Так, говорит, я и думал...

— И я тоже так думал... Пусть все равно ничего не предпринимает до прибытия на борт специалистов, — распорядился Остин. — Теперь все внимание — на шаттл. Кстати, у него есть название?

— Есть, — вяло отозвался комендант: им тоже овладела нервная реакция. — «Парамелла».

— А второй, надо полагать, называется «Чебурелла»?.. — предположил догадливый Клецки.

— Как это вы догадались? — все так же вяло удивился комендант.

Остин с трудом отвел взгляд от экрана — на нем уже перехваченный полем наблюдения другого орбитального телескопа плыл над рябью облаков постепенно обрастающий огненной «шубой» челнок — и перевел его на зал операторов. Только сейчас до него дошло, что десятки людей, работавших там, были заняты не слишком-то относящимся к угону лайнера делом: они отслеживали, корректировали, согласовывали сотни орбит траекторий больших и малых кораблей и аппаратов, бороздивших довольно, оказывается, населенный ближний космос Малой Колонии — занимались повседневным делом. И злосчастная «Покахонтес» и вся с ней связанная кутерьма были для них всего лишь еще одной досадной помехой в этом и без того, нелегком и нервном деле.

— Он уже прошел огонь, — доложил диспетчер. — Визуальный контроль теряется... — И, помолчав, добавил: — И его закручивает...

Последовала довольно долгая пауза.

— Да, он теряет управление... — Диспетчер кашлянул, потом сказал в микрофон — туда, вниз: — Вы можете дать мне борт шаттла?

Он с некоторым смущением оглянулся на Остина, но тот не выдал никакой реакции.

— Эй, парень!... Эй!... Вызываю борт шаттла S-11... Ага, до него дошло... Эй, вы, Ван-Дейл, вы слышите меня? Наконец-то... Выслушайте меня внимательно. Ваш шаттл теряет ориентацию. Если до высоты десять... Да, десять километров... Если ориентация не восстановится, катапультируйтесь. Не позже... Тогда уже вас закрутит...

Все завороженно следили за экраном. Пауза тянулась и тянулась... Еле заметно тлел в углу огонек перед обычным на космотерминалах алтарьком Дильин-Луану — Бессонному Богу Странствий. Кто-то недавно принес ему жертву — льготный талон на разовый проезд монорельсом.

Диспетчер сел и нервно вытащил сигарету из пачки. Глянул на запретительный транспарант, сломал и бросил в корзину. Поднял глаза на Остина.

— В конце концов, я диспетчер, а не убийца...

Остин не успел открыть рта. Из-за его спины в освещенное настольными светильниками пространство вышел человек, украшенный гордыми сединами, за его спиной серой тенью стоял другой — тоже в штатском и тоже с военной выправкой, только помоложе. Этот кивнул Клецки.

— Вы совершенно правы, диспетчер. Именно так вы и должны были поступить, — сказал Седой.

Он повернулся к Остину. Этих двоих тоже не надо было представлять друг другу.

— Вы можете вздохнуть свободно, Генри, — сказал он. — В том смысле, что ваши непосредственные дела ждут вас. Очень удачно, что вы оказались здесь.. Следователь Райкин сменит следователя Клецки...

— Очень хорошо, полковник, — устало сказал Остин. — Потом вы мне расскажете, чем закончилось это шоу...

Кое-что он к этим словам добавил. Но не вслух.

— Данные телеметрии, — доложил диспетчер. — Есть катапультирование. Шаттл закрутило... Пикирует...

— Куда несет парашют? — осведомился полковник Гарднер.

Пауза. Диспетчер выслушал по наушнику доклад наблюдателя, глянул на экран и криво усмехнулся:

— Я вроде зря старался, господа...

Полковник поморщился.

— Что вы имеете в виду? Парашют не сработал?..

— Сработал. Но парня несет на Капо-Квача.

Полковник похлопал себя по карманам, бросил взгляд на запрещающий курить транспарант, отказался от своей затеи и констатировал:

— Ну что же — упокой Господь его душу...

Клецки откашлялся:

— Что вы все имеете в виду?

— Вы точно — не отсюда, сэр... — сочувственно взглянул на него диспетчер. — Вот ваш коллега полчаса назад объяснил вам, что Северный бугор — это, так сказать, тыльная часть этого мира. Его зад, так скажем... Так вот если вы это поняли, то примите к сведению, что Капо-Квача в этом заду — главная дыра.

— Повторяю: все шло нормальным ходом, — зло сказал Адриатика. — Дежурным Джок заплатил столько, сколько нужно, чтобы нам с Бонифацием не мешали полчасика беседовать по душам. Да и сам старик сперва был не против переброситься со мной парой слов. Но только вот, оказывается, я не один к нему наведался.

— Ты должен был подстраховаться, Фай, — строго заметил присевший на край своего президентских размеров стола Папа Джанфранко.

— Не ребенок я, — не без обиды в голосе отозвался Адриатика. — В коридоре Джок на стреме болтался. Как найду — шею сверну дурню. Хотя против гипнополя Джок, конечно, не защита...

— Думаешь, гипноиндуктором вас накрыли?

— Очень похоже. Только странным был гипноз... В общем, только я у старика Бонифация о здоровье справился, как смотрю — он меня и не слушает вовсе, а куда-то мне за спину таращится. Ну я, естественно, оборачиваюсь, и с того момента — в голове все едет. Помню только, что толковали они долго. Я же сижу — пень пнем. А ТОТ — за спиной у меня — талдычит и талдычит... А чего ему надо было — убейте, не помню. Потом только у Джанни в машине соображать что-то начал...