Как только адвокат вышел, Магда вскричала:

– Вот! Значит, она его уничтожила! Я знаю, что я права.

– Пустяки, мама, она не совершила бы такой глупости.

– Совсем это не глупость. Если завещания нет, она получит все.

– Ш-ш, Гейтскил возвращается.

Появился адвокат, с ним Тавернер, а за ними Филип.

– Я понял со слов мистера Леонидиса, – Гейтскил говорил на ходу, – что он поместил завещание в сейф Английского банка.

Тавернер покачал головой:

– Я связался с банком. У них нет никаких личных документов мистера Леонидиса, за исключением некоторых хранившихся у них ценных бумаг.

Филип предложил:

– Но может быть, Роджер… или тетя Эдит… София, будь добра, пригласи их сюда.

Вызванный на совещание Роджер, однако, не пролил света на эту загадку.

– Абсурд, полнейший абсурд, – повторял он, – отец подписал завещание и ясно и четко сказал, что пошлет его на следующий день по почте мистеру Гейтскилу.

– Если память мне не изменяет, – мистер Гейтскил откинулся на спинку стула и прикрыл глаза, – двадцать четвертого ноября прошлого года я представил мистеру Леонидису проект завещания, составленного согласно его указаниям. Он одобрил проект, вернул мне, и я в свое время послал ему завещание на подпись. По истечении недели я отважился напомнить ему, что еще не получил подписанного и заверенного завещания, и спросил, не хочет ли он что-то в нем изменить. Он ответил, что завещание полностью его устраивает, и добавил, что подписал его и отправил в банк.

– Совершенно верно, – с жаром подхватил Роджер. – Как раз тогда это и было, примерно в конце ноября прошлого года, помнишь, Филип? Как-то вечером отец собрал нас всех и прочитал завещание вслух.

Тавернер повернулся к Филипу:

– Это совпадает с вашими впечатлениями, мистер Леонидис?

– Да, – ответил Филип.

– Очень похоже на «Наследство Войси»,[6] – заметила Магда. Она удовлетворенно вздохнула. – Мне всегда казалось, что в завещании есть что-то драматическое.

– А вы, мисс София?

– Все происходило именно так, – отозвалась София. – Я прекрасно помню.

– И каковы же были условия завещания? – спросил Тавернер.

Мистер Гейтскил собрался было ответить со всей своей пунктуальностью, но Роджер Леонидис опередил его:

– Завещание было очень простое. Поскольку Электра и Джойс умерли, их имущественная доля вернулась к отцу. Сын Джойса Уильям еще раньше погиб в бою в Бирме, и его деньги отошли отцу. Из близких родственников остались только Филип, я и внуки. Отец объяснил это в завещании. Он оставил пятьдесят тысяч фунтов, не обложенных налогом, тете Эдит, сто тысяч Бренде, ей же этот дом или же купленный вместо этого по ее желанию дом в Лондоне. Остаток он поделил на три части – одну мне, другую Филипу, третью следовало разделить между Софией, Юстасом и Жозефиной. Доли обоих младших оставались под опекой до их совершеннолетия. Кажется, я все правильно рассказал, мистер Гейтскил?

– Да, весьма приблизительно таковы условия документа, который я подготовил, – проговорил мистер Гейтскил ядовитым тоном, уязвленный тем, что ему не дали высказаться самому.

– Отец прочел нам завещание вслух, – продолжал Роджер. – Спросил, нет ли у кого-нибудь замечаний. Ни у кого, конечно, их не было.

– Бренда сделала замечание, – напомнила мисс де Хевиленд.

– Ну как же, – с горячностью произнесла Магда. – Сказала, что не может слышать, как ее любименький старенький Аристид говорит о смерти. У нее, видите ли, мороз по коже. Так она выразилась. Мол, если он умрет, ей не нужны эти ужасные деньги.

– Чистая условность, – заметила мисс де Хевиленд. – Очень типичное высказывание для женщины ее класса.

Замечание было жесткое, полное яда. Я вдруг ощутил, до какой степени она не любит Бренду.

– Очень справедливый и разумный раздел состояния, – резюмировал мистер Гейтскил.

– А что последовало за чтением завещания? – задал следующий вопрос инспектор Тавернер.

– Отец подписал его, – ответил Роджер.

Тавернер слегка подался вперед:

– Как именно и в какой момент подписал?

Роджер беспомощно оглянулся на жену. Клеменси немедленно пришла на помощь. Остальные члены семьи с видимым облегчением предоставили ей говорить.

– Вы хотите знать точно, в какой последовательности все происходило?

– Да, если можно, миссис Роджер.

– Свекор положил завещание на письменный стол и попросил кого-то из нас – Роджера, по-моему, – нажать кнопку звонка. Роджер позвонил. Явился Джонсон, и свекор велел ему привести горничную, Джанет Вулмер. Когда оба они пришли, свекор подписал завещание и попросил слуг поставить свои фамилии под его подписью.

– Процедура правильная, – с одобрением произнес мистер Гейтскил. – Завещание должно быть подписано завещателем в присутствии двух свидетелей, которые обязаны поставить свои подписи под документом. В одно и то же время и в одном помещении.

– А дальше? – не отставал Тавернер.

– Мой свекор поблагодарил их и отпустил. Затем взял завещание, вложил его в длинный конверт и сказал, что отошлет его на следующий день мистеру Гейтскилу.

– Все согласны с точностью описания? – Инспектор Тавернер обвел взглядом присутствующих.

Раздался невнятный гул одобрения.

– Завещание, как вы сказали, лежало на столе. Насколько близко к столу находились присутствующие?

– Не очень близко, вероятно, не ближе пяти метров.

– Когда мистер Леонидис читал вам завещание, он сидел за столом?

– Да.

– Вставал ли он, выходил ли из-за стола после того, как окончил чтение, и до того, как подписал бумагу?

– Нет, не вставал.

– Могли ли слуги прочесть документ, когда расписывались?

– Нет, не могли, – ответила Клеменси. – Свекор прикрыл верхнюю часть завещания листом бумаги.

– Совершенно верно, – подтвердил Филип. – Содержание документа их не касалось.

– Понятно, – протянул Тавернер. – То есть как раз непонятно.

Быстрым движением он извлек длинный конверт и протянул его адвокату.

– Поглядите, – сказал он, – и скажите, что это такое.

Мистер Гейтскил вытащил из конверта сложенный документ и, развернув, воззрился на него с нескрываемым изумлением, поворачивая его и так и этак.

– Удивительная вещь, – проговорил он наконец. – Ничего не понимаю. Где это лежало, если позволено спросить?

– В сейфе, среди других бумаг мистера Леонидиса.

– Да что же это такое, наконец? – возмутился Роджер. – О чем вообще речь?

– Это завещание, которое я подготовил вашему отцу на подпись, Роджер, но… не могу понять, каким образом после всего вами рассказанного оно осталось неподписанным.

– Как? Вероятно, это проект?

– Нет, – возразил адвокат. – Мистер Леонидис вернул мне первоначальный проект, и я тогда составил завещание – вот это самое, – он постучал по нему пальцем, – и послал ему на подпись. Согласно вашим общим показаниям, он подписал завещание на глазах у всех, и двое свидетелей приложили свои подписи… И тем не менее завещание осталось неподписанным.

– Но это просто невозможно! – воскликнул вдруг Филип Леонидис с непривычным для него воодушевлением.

– Как у вашего отца было со зрением? – спросил Тавернер.

– Он страдал глаукомой. Разумеется, для чтения он надевал очки.

– В тот вечер он был в очках?

– Конечно. И не снимал до тех пор, пока не подписал завещания. Я правильно говорю?

– Абсолютно, – подтвердила Клеменси.

– И никто – все в этом уверены? – никто не подходил к столу до того, как он подписал бумагу?

– Я в этом не уверена, – Магда возвела глаза кверху. – Если бы мне удалось сейчас сосредоточиться и представить себе всю картину…

– Никто не подходил, – твердо сказала София. – Дед сидел за столом и ни разу не вставал.

– Стол стоял там же, где сейчас? Не ближе к двери, или к окну, или к драпировке?

– Там же, где стоит сейчас.

– Я пытаюсь представить себе, каким образом могла произойти подмена, – проговорил Тавернер. – А подмена явно имела место. Мистер Леонидис находился под впечатлением, что подписывает документ, который только что читал вслух.