Кровь отхлынула от лица Кларка, и кожа его посерела.

— Нет, я этого не знал, — еле слышно пробормотал он.

— Эти остатки одежды были сфотографированы и хранились все это время, чтобы их можно было предъявить в том случае, если возникнут сомнения, кто действительно владел цветным комбинезоном и был в него одет в день убийств. Надеюсь, мистер Хейз тоже сможет сказать нам, кому именно принадлежала данная вещь: вашей жене или Гвен Мартин.

Кларк беспомощно поднял руки вверх.

— Она говорила, что выбросила его, — умоляющим тоном произнес старик. — Будто бы она случайно прожгла в нем утюгом дыру. Она часто таким же образом портила вещи.

Хэл почти не слушал его слова, а продолжал вещать тем же ровным, почти механическим голосом.

— Я искренне надеюсь на то, мистер Кларк, что мы сможем доказать, что все это время вы знали, что ваша жена убила Гвен и Эмбер. И вы спокойно наблюдали за тем, как невиновная девушка была осуждена за преступление, которого она не совершала. Именно эту девушку вы использовали, как вам этого хотелось, а потом предали и бессовестно бросили.

Конечно, они никогда бы не смогли доказать этого, но в тот момент Хэл испытал удивительное удовлетворение, видя, как передернулось от страха лицо старика.

— Но откуда мне было это знать? Я много раздумывал, я удивлялся. — он повысил голос почти до визга, — конечно, все было крайне странно и необычно, но ведь Олив призналась сама! — Он умоляюще посмотрел на Роз. — Почему она призналась?

— Потому что была сильно потрясена, потому что была перепугана, потому что не знала, что делать дальше, потому что у нее умерла мать, а она запуталась так, что должна была еще хранить какие-то тайны. Она надеялась на то, что ее спасет отец, но он этого не сделал, потому что подумал, будто она совершила преступление. Вы могли бы спасти ее, но вы тоже ничего не сделали, потому что боялись толков. И та женщина из компании «Уэллс-Фарго» могла спасти ее, но она тоже ничего не стала предпринимать, потому что ей очень не хотелось быть замешанной в такие дела. Мог помочь и ее адвокат, если бы только у него было доброе сердце. — Она бросила быстрый взгляд на Хэла. — Могла бы помочь и полиция, если бы, конечно, они поставили под сомнение ее противоречивое признание. Но ведь все это произошло шесть лет назад, а в те времена признания очень ценились. Им доверяли в первую очередь. Но я не могу винить полицию за их поспешные выводы, мистер Кларк. Сейчас я обвиняю вас. За все, что произошло. Вы играли роль гомосексуалиста, потому что устали от своей жены, а потом соблазнили дочь своего любовника. Чтобы доказать, что вы не извращенец. — Она смотрела на него с презрением. — И именно таким я изображу вас в книге, которая поможет Олив выбраться на свободу. Я презираю таких людей, как вы.

— Но вы уничтожите меня.

— Разумеется.

— Неужели Олив хочет этого? Чтобы я окончательно погиб?

— Мне неведомо, что хочет Олив. Но я хорошо знаю, что хочется мне: освободить ее. Если для этого придется уничтожить вас, что ж, так тому и быть.

Некоторое время мистер Кларк сидел молча, трясущимися пальцами теребя складки на брюках. Затем, придя к какому-то решению, он посмотрел на Роз и заговорил:

— Я бы все рассказал, если бы Олив тогда не призналась в убийствах. Но она сделала это, и тогда я, как и все другие, поверил, что все произошло так, как она сказала. Я полагаю, вы не хотели бы, чтобы она задержалась в тюрьме даже на короткое время? И, наверное, если Олив выпустят раньше того, как выйдет ваша книга, это повысит интерес к ней у читателей, верно?

— Может быть. Что же вы мне предлагаете?

Он прищурился.

— Если я дам показания сейчас, это ускорит ее освобождение, но тогда вы можете мне обещать, что измените мою фамилию в книге и не станете указывать мой теперешний адрес? Вы ведь можете называть меня так, как это нравилось самой Олив — мистер Льюис. Вы согласны?

Роз чуть заметно усмехнулась. Ну, каким же дерьмом был этот человек! Конечно, он не мог повлиять на нее сейчас, но он этого, кажется, не понимал. Да и полиция обязательно упомянет о нем, хотя бы как о муже миссис Кларк.

— Согласна. Если это поможет освободить Олив из тюрьмы.

Старик встал, вынул из кармана ключи и подошел к резному китайскому ларцу, стоявшему на серванте. Он отпер его, приподнял крышку, вынул маленький сверток и передал его Хэлу.

— Вот это я нашел только после того, как мы переехали сюда, — пояснил мистер Кларк. — Она все время прятала его в одном из ящиков своего комода. Клянусь, я не знал, что эта вещь находится у нее, и боялся, что Эмбер начнет поддразнивать ее этой штуковиной. Она очень часто вспоминает Эмбер. — Он сделал вид, что моет руки, как в свое время поступил Понтий Пилат. — И называет ее дьяволом.

Хэл развернул бумагу и посмотрел на то, что лежало завернутым в ней. Это был серебряный браслет с крошечным талисманом и пластинкой, на котором среди многочисленных царапин, сделанных кем-то от злости, все еще виднелись выгравированные буквы: «Нарния Э.Т.»

Только накануне Рождества чаша весов правосудия склонилась в сторону Олив, и она смогла покинуть тюрьму. Конечно, в этой истории останутся сомневающиеся, те, кто будет до конца своих дней называть ее Скульпторшей. По прошествии шести лет показания в ее пользу казались весьма натянутыми. Серебряный браслет, найденный там, где ему не следовало быть. Крошечный фрагмент ткани в цветочек, который смог опознать убитый горем муж женщины, страдающей слабоумием. И, наконец, болезненный пересмотр фотодокументов. Была проведена повторная экспертиза снимков, и при помощи компьютера, под огромными следами, оставленными кроссовками Олив, были обнаружены мелкие следы женских туфель.

Наверное, никому не суждено узнать, что в действительности произошло в тот роковой день, поскольку правда осталась запертой в поврежденном мозгу миссис Кларк, а Эдвард отказался делать какие-либо заявления, основываясь на данных, которые могла сообщить ему жена в прошлом. Сам он полностью отрицал, что ему было известно хоть что-то об убийствах. Мистер Кларк сказал, что если у него и оставались какие-то сомнения, они испарились в тот момент, когда Олив сделала признание. Значит, все ответственность за ошибки ложилась только на нее и полицию, которая расследовала это дело. Самым очевидным сценарием (тем самым, с которым согласилось большинство) был следующий. Эмбер выждала, когда Роберт и Эдвард уедут на работу, а затем пригласила миссис Кларк к себе в дом и принялась дразнить ее браслетом, рассказав еще вдобавок и об аборте Олив. То, что случилось дальше, не знает никто. Остается только догадываться, что миссис Кларк очень быстро решила совершить убийство и действовала при этом в здравом рассудке. Только хладнокровный человек мог надеть перчатки при расчленении трупов и так аккуратно ступать по кухне, чтобы оставить минимальное количество следов. Самое удивительное заключалось в том, что миссис Кларк сумела раздеть жертвы и так же спокойно сжечь свой комбинезон вместе с их одеждой, а потом невинно заявить, что комбинезон в цветочек принадлежал Гвен, и в нем она была в день, когда ее убили. Роз даже подумывала о том, что миссис Кларк сделал все возможное, чтобы в преступление была вовлечена Олив. Сейчас никто не мог сказать, зачем миссис Кларк понадобилось привлекать к себе внимание и показываться у кухонного окна. Роз искренне считала, что если бы не это, Олив смогла бы собраться с мыслями и позвонить в полицию, прежде чем стала, как ненормальная, бегать по кухне, падать и вставать, пока окончательно не вымазалась в крови и не уничтожила улики, которые могли бы послужить ее оправданию.

Никаких обвинений против полицейской команды, расследовавшей дело, выдвинуто не было. Начальник полиции выпустил пресс-релиз об ужесточении контроля за процедурами, особенно по получению показаний свидетелей. Он подчеркнул также, что в отношении Олив были приняты все меры для соблюдения ее прав. Учитывая все обстоятельства, можно было считать ее признание соответствующим действительности. Кроме того, он снова настоятельно рекомендовал публике не притрагиваться ни к каким предметам, находящимся на месте преступления, с целью сохранения улик.