Дом внутри встретил их лимонно-масляным запахом полированного дерева. Персидские и китайские ковры разных размеров образовывали на паркетном полу мягкие дорожки, а богато украшенные викторианские шкафы и столы из вишни и ореха с мраморными столешницами щеголяли нефритом и слоновой костью, покрытыми изысканной резьбой. Над выложенной паркетом лестницей сияла хрустальная люстра, и стеклянные капли отбрасывали на стены крошечные радуги.

Дэн удивленно присвистнул, когда Руэл закрыл за ними дверь.

– Да, твоя Люси точно знает толк в декоре.

– Одно из достоинств работы в отделе искусств Корпорации. Она получает дань с каждого музыкального произведения, которое записывает.

Дэн заметил завистливые нотки в голосе Натали. Он подтолкнул ее локтем и улыбнулся.

– Ты же не купишь на это счастье, верно?

– Может, и нет, но это делает несчастье намного более удобным.

Они шагнули вперед, с открытыми ртами рассматривая окружавший их антиквариат, равный по ценности музейным экспонатам, но к ним с поднятой рукой поспешила низкорослая женщина в джинсах и черном пиджаке.

– Стойте!

Дэн обменялся с Натали взглядом.

Женщина указала на их ноги.

– Снимите обувь.

Находясь в легком замешательстве, Дэн снял свои ботинки и подобрал их, заметив, что женщина тоже была без обуви. Она указала на резиновый коврик справа от входной двери, где уже стояла пара женских кроссовок.

– Туда.

Когда они с Натали поставили свою обувь в обозначенное место, женщина расслабилась.

– Извините за это – вы не поверите, насколько стары некоторые из этих проклятых ковров. – Она пожала им руки. – Стефани Корбетт, служба безопасности Корпорации. Мисс Камэй в передней гостиной.

Она отвела их к двойным скользящим лакированным дверям слева. В комнате за ними кто-то играл на пианино, снова и снова повторяя одну и ту же бурную минорную тему с неуловимыми изменениями в ее темпе и фразировке.

– Если она спросит, это была ваша идея, – прошептала Корбетт, стуча в дверь.

Мелодия оборвалась с громогласным диссонансным аккордом, полным ярости игравшего.

– Майн Готт!

Гортанный голос больше минуты продолжал ругаться на немецком, прежде чем настала тишина. Корбетт склонилась к двери.

– Мисс Камэй?

Она подняла кулак, чтобы снова постучать, но дверь приоткрылась на несколько дюймов, открывая взгляду силуэт женщины. Свет обрисовывал бледные очертания ее лысой головы.

– Разве я не говорила, чтобы меня не беспокоили? – огрызнулась женщина на отличном английском, срывая с головы «узду души». Напоминающая пару миниатюрных наушников, электронная узда выполняла ту же функцию, что и «кнопка паники» на корпусе сканера души. – Это ужасно, что вы вторглись в мой дом. Теперь я даже не могу спокойно поработать!

– Простите, мэм, но пришли люди из ФБР.

Корбетт отступила назад, позволяя Камэй увидеть ее гостей.

– Бу?

– Здравствуй, Люси. – Натали приветственно подняла руку. – Давно не виделись.

– Боже, простите меня! Заходите, заходите. – Камэй раскрыла двойные двери. Дэн взглядом поблагодарил Корбетт, вернувшуюся на пост снаружи.

Они вошли в прямоугольную комнату, отделанную золотистым дубом. Кружевные занавески смягчали солнечный свет, проникающий сквозь закругленные окна, где основание башни образовывало один из углов комнаты. Температура здесь была заметно ниже, чем во всем доме, и на столе в углу стоял дышащий паром увлажнитель. Причина этого была очевидной: в гостиной обитали по меньшей мере полдюжины старинных музыкальных инструментов. Здесь было старое фортепиано с самшитовым треугольным корпусом и даже более древний клавикорд, выложенный перламутром и слоновой костью и украшенный золотым листом. Стеклянный шкаф заключал в себе виолончель и две скрипки, которые, как подозревал Дэн, были либо «Страдивари», либо что-то равноценное. В контраст другим предметам, находившимся в комнате, на стене рядом с дверью властвовала обожженная электрогитара «стратокастер» со сломанной декой, окруженная подсвеченными гравюрами рисунка танцующего человека работы Кейт Харинг и шелкографированного портрета Мэрилин Монро работы Энди Уорхола.

Две фиолки обнялись, словно потерявшиеся близнецы.

– Артур предупредил меня, – произнесла Камэй, когда Натали открыла рот, собираясь заговорить.

Так же, как и ее дом, Люсинда Камэй являла собой интригующую смесь явных противоречий. Дэн читал ее файл, где было сказано, что ей сорок шесть, но он не смог бы угадать ее возраст по безволосой голове и гладкой, цвета соевого молока, коже. Японские черты заставляли ее фиолетовые глаза выглядеть еще более поражающими, поскольку каждый ожидал, что они должны были быть карими. Хоть и окруженная старинной элегантностью, она носила концертную футболку «Лед Зеппелин» без рукавов и пару черных лосин.

– Простите за беспокойство, мисс Камэй, – сказал Дэн. – К сожалению, наши вопросы не могут ждать.

– Понимаю. А вам в свою очередь придется извинить Людвига[12] за его темперамент. – Люсинда произнесла имя с немецким акцентом. – Он иногда бывает ужасно сердитым.

Эта случайно оброненная фраза заставила его на секунду оцепенеть. Агент указал на фортепиано, на котором стояло старомодное каллиграфическое перо, чернильница и разбросанные листы незаконченной музыкальной партитуры.

– Вы говорите о... – изумленно начал он.

– Да. Людвиг хочет продолжать работу сейчас, когда снова может слышать музыку. Пианино принадлежало ему – я использую его в качестве «камня преткновения», когда мы сотрудничаем. Вы, должно быть, агент Этуотер. – Контактер улыбнулась, глядя на его удивленное лицо. – Артур сказал, что вы, вероятно, зайдете.

– Ах... да. – Когда-нибудь, подумал он, я привыкну к тому, что мертвые говорят обо мне за моей спиной. – Что мистер Маккорд рассказал вам о своей смерти?

– Примерно то, чего вы ожидаете.

– Он сказал, что вы, Натали и его брат были единственными оставшимися в живых, кто знал, где его найти.

Камэй нахмурилась.

– И? Конечно, вы не думаете, что мы...

– Я думаю, Дэн хотел сказать, что убийца мог узнать об Артуре от одного из нас, – вмешалась Натали. – Ты не можешь вспомнить кого-нибудь, кто мог бы шпионить за тобой, когда ты писала ему или навещала?

Поразмыслив, Камэй вздохнула и покачала головой.

– Возможно, Корпорация или Школа, но они бы не стали убивать Артура. Он был нужен им живым.

– Если они выследили его, мог кто-либо в Корпорации или Школе узнать об этом? – спросил Дэн. – Скажем, служащий?

– Может быть.

Он достал несколько бумаг из внутреннего кармана пиджака и развернул их. Это были ксерокопии фотографий некоторых служащих Школы, которые дал ему Кларк.

– Вы узнаете кого-либо из этих людей?

Женщина просмотрела листы, которые он ей дал.

– Я, конечно, помню некоторых из них, но с тех пор прошло много времени. Я не была в Школе с тех пор, как закончила преподавать там музыку два года назад.

– Вы не помните кого-нибудь, кто вел бы себя странно? Кого-нибудь, кто мог бы иметь что-то против мистера Маккорда или фиолов в целом?

– Нет. Корпорация всегда проверяет служащих с помощью психологических тестов, а также интересуется их семьями и жизненным опытом.

– Вы когда-нибудь говорили кому-то, где был мистер Маккорд?

– Никогда.

Натали с сомнением закусила нижнюю губу.

– Как насчет Саймона?

Камэй наградила ее полным негодования взглядом.

– Артур был его братом. Он не имеет к этому никакого отношения.

Дэн ждал, что одна из них продолжит тему, но обе женщины, казалось, не желали это обсуждать.

– Саймон Маккорд что-то имел против Артура?

Камэй резко вздохнула.

– У Артура и Саймона были очень разные взгляды на свою карьеру...

Натали фыркнула.

– Можешь повторить это еще раз. Саймон – религиозный фанатик.

Камэй скривилась, но не стала ей возражать.