Проснувшись в совершенно разобранном состоянии, Ева тем не менее решила, что сейчас просто обязана выполнить все требования отца, чтобы он не привёл угрозы в действие и ничего не сделал Максиму, ну а потом… потом видно будет. До осени очень много времени, всё ещё сто раз может измениться. Вдруг отец решит переиграть ситуацию?

Именно с такими мыслями она отправилась на ту ненавистную фотосессию, и с подобным же настроем вышагивала сейчас рядом с «женихом» в галерее искусств. Отец составил для них двоих «культурную программу», чтобы общественность видела: счастливая пара прекрасно проводит время вместе. И в каждом из таких «культурных» мест обязательно можно было заметить журналистов, которые (разумеется, совершенно случайно там оказавшись!) фиксировали эти прогулки для многочисленных статей и заметок.

— Идём уже, — несколько раздражённо позвал Толик. — Сколько можно залипать на эту фиговину? И так уже два часа тут убили, а у меня через час подписание договора…

— Это не фиговина, а скульптура, — Ева была не меньше раздражена, хотя старалась этого не показывать. — Впрочем, кому я объясняю?!

— Ты что-то сказала? — обернулся жених.

— Да так, мысли вслух…

— Ты с мыслями-то поосторожней, — его тон ударил наотмашь.

И тут Евангелина не выдержала. Только хамства ей и не хватало для счастья, тем более от этого павлина.

— А то что? — спросила она, понизив голос и делая вид, что улыбается, потому что как раз заметила направленный на них объектив фотоаппарата. — Наши отцы крепко повязаны, и ты должен относиться к своей будущей жене как минимум с уважением. А то я могу намекнуть папе, что ты не слишком-то меня ценишь…

— Да он и сам не слишком тебя ценит, разве нет? — с приторной улыбочкой ответил Лисицын. — Иначе почему тогда не сделал официальной преемницей корпорации свою единственную дочь и не поставил её во главе хотя бы дочерней компании, пока сам заправляет в головной? Зачем ищет надёжного зятя?

— Это потому что…

— …потому что он понимает: сама ты ни на что не способна, — улыбка Толика стала явственнее, а взгляд даже казался нежным. Со стороны наверняка создалось впечатление, что он говорит невесте комплименты, а уж когда стал накручивать на палец её локон… — Тебе необходим сильный муж, который встанет у руля и возьмёт дела в свои руки. И я именно такой. Поэтому тебе нужно просто сидеть в своём уголке и заниматься тем, чем обычно занимается женское племя: ездить по салонам красоты, чтобы выглядеть достойной меня, покупать модные шмотки для выходов в свет, трепаться с подружками — такими же бесполезными дочурками богатых папенек…

Евангелина закусила щёку, чтобы не выдать «ненаглядному» всё, что она думает относительно его взглядов на их будущую совместную жизнь и отношения к женщинам. А самым неприятным было то, что этот напыщенный сын банкира прав! Отец действительно совсем не ценит её как личность, настолько не верит в силы собственной дочери, что готов пустить в семью совершенно чужого человека, потому что считает его более способным.

— Если ты не забыл, то у меня два высших образования, — она тоже улыбнулась ещё шире, и от этой искусственной гримасы почти свело щёки. — И я за партой не просто штаны (вернее, юбку) протирала, а потом ещё стажировалась в…

— Если бы ты этого не сделала, то была бы совсем жалкой, — Толик приобнял её за талию, и Ева с трудом заставила себя не отстраниться, а подыграть. — Но ведь мы оба знает, что молоденькой девчонке не место в президентском кресле, верно? — прошептал он ей на ухо. — Твои дипломы — это лишь дань имиджу отца.

Евангелина, продолжая улыбаться, хотела ответить ему что-то хлёсткое, так же ударить по самолюбию, но на затылке вдруг зашевелились волосы, а тело покрылось мурашками. Словно за ней кто-то пристально наблюдает, словно… Постаравшись не поддаваться панике и не слишком выдавать обеспокоенность, она как бы невзначай оглядела зал и… Державин! Ева тут же разволновалась, не заметила ли его охрана, приставленная отцом. Но потом мысли побежали совсем в другом направлении. Весь в чёрном, словно вестник апокалипсиса, он стоял в разношёрстной толпе и не мигая смотрел на неё, и этот взгляд пронзал насквозь. Рука склонившегося к ней Толика жгла талию, а глаза Максима опаляли холодом.

— Вот и хорошо, что не споришь, — тем временем нашёптывал Лисицын. — Женщина, пусть даже мажорка, должна знать своё место. Мир бизнеса не для тебя, так что просто расслабься и плыви по течению… — говорил он вкрадчиво.

Мельком глянув на жениха, не заподозрил ли чего, Евангелина вновь перевела взгляд на то место, где должен был стоять Державин, но тот уже затерялся среди людей. Вот только что она видела его тёмный затылок, потом Максима на несколько мгновений закрыли собой какой-то мужчина, женщина и ещё двое мужчин… и всё…

Ева поёжилась, вспоминая его взгляд. Совсем как в том сне. Под ложечкой засосало, а ощущение надвигающейся беды усилилось многократно…

Несколько дней Евангелина пыталась поговорить с отцом, но всё никак не удавалось: тот был очень занят и напряжён. По словам мамы, у них какие-то проблемы в бизнесе, что-то пошло не по плану, поэтому его сейчас лучше не тревожить. Но Ева больше не могла терпеть нахальное поведение жениха, который вёл себя всё более развязно. То лапал её на публике, как бы показывая общественности, что их отношения прогрессируют, то позволял себе вольные высказывания.

Наконец в один из вечеров Ева решила пойти на приступ и на свой страх и риск заглянула вечером к родителю, дождавшись, когда из его кабинета выйдет личный секретарь, который жил в их же доме, чтобы всегда быть под рукой. Отец был зол и чем-то расстроен. Время для разговора, конечно, не подходящее, но кто знает, что случится завтра? Вдруг он будет в ещё более скверном настроении.

— Папа, я хотела бы работать в компании, — начала она с порога, пока хватало решимости.

— Что?

В этом простом вопросе были заключены недоумение, неверие и удивление.

— Я хотела бы работать в нашей компании, — продолжала она гнуть свою линию. — Если не в головной, то хотя бы в дочерней. На какой угодно должности. Могу начать с офис-менеджера или даже его помощника.

— Моя дочь — и офис-менеджер?! Ты в своём уме? — гаркнул глава семьи.

— Просто я подумала, что что-то более ответственное ты поначалу можешь мне не доверить…

— Правильно подумала. Что за ересь взбрела тебе в голову?

— Папа, неужели ты в меня совсем не веришь?! — нотки обиды всё же прорвались в её голосе. — Я ведь училась, потом стажировалась, была помощником менеджера, могла бы получить повышение, если бы ты меня не вернул…

— Ты занимала эту должность только потому, что я так сказал! — ответил он твёрдо. — И повышение тебе дали бы по той же причине. Твой диплом — это моё лицо, только и всего. Моя дочь должна иметь иностранное образование и стажировку в престижной компании — и она их имеет, на этом всё.

— То есть ты считаешь, что сама по себе я ни на что не способна? — теперь обида Евангелины плескалась через край.

— Ева, скажи, ну чего тебе не хватает? — спросил отец с немалой долей раздражения. — У тебя есть всё, о чём любая другая девушка могла бы только мечтать.

— Свободы у меня нет, свободы быть собой! — почти выкрикнула она. — То есть той малости, которая есть у любой беднячки. Почему я не могу работать? Я бы помогала тебе в компании, вместе мы могли бы…

— У тебя мозги под это не заточены, — остановил он поток её словоизлияний. — Суть у тебя не та. Что поделать, яблочко от яблоньки далеко упало…

— И что же не так с моими мозгами?! — оскорбилась Ева. — И со всем остальным.

— Ты слишком открытая и честная, а в бизнесе так нельзя. Здесь хватка нужна! — он сжал кулак. — Твои доброта и сопереживательность каждой травинке тут никому не сдались. Или ты, или тебя, иного не дано. И ты слабохарактерная, не умеешь отстаивать своё мнение…

— И благодаря кому же я такой стала?! — не выдержала Евангелина. — Это ведь ты мне всю жизнь и рта раскрыть не давал. Шаг вправо, шаг влево — расстрел. А я ведь…