– Черти бы тебя взяли!

Дикон вылез из машины, сжимая сверток в руках, потом наклонился к открытому окну.

– Итак – в семь тридцать, – сказал он и назвал день и место.

Мэйхью завел мотор.

– Если увидишь мою машину, значит, жди, – сказал он, глядя прямо перед собой.

Вернувшись в квартиру Лауры, Дикон прошел прямо в спальню и запихнул сверток под кровать. Потом, когда они собрались уезжать, он перенес его в машину. Они планировали отъезд на следующее утро, но приступ астмы обездвижил Лауру до полудня, полностью лишив ее сил. Дикон открыл все окна, пытаясь поймать хоть какое-то дуновение ветерка, а Лаура неподвижно сидела в кресле, время от времени забываясь сном. Когда зазвонил телефон, она проснулась, вздрогнув от неожиданности, и машинально сняла трубку – раньше рванувшегося к аппарату Дикона.

Это был не тот, кого она боялась. В ее голосе прозвучало облегчение. Дикон вернулся на кухню и снова занялся своим бутербродом.

Он слышал голос Лауры:

– Это было бы прекрасно. Я пыталась дозвониться тебе. – Она подтвердила назначенное время. – В пять вечера. Хорошо, Майлз. До встречи.

Они поели и послушали музыку. Курить Дикон уходил к окну. Лаура уехала на такси и вернулась в половине седьмого. На следующее утро они отправились в Корнуолл. Дикон не обрадовался задержке, но Лаура объяснила, в чем дело, и он понял, что это было необходимо.

Залив представлял собой узенькую серповидную полоску песка, окаймленную утесами высотой в шестьдесят футов. В теплых потоках воздуха парили чайки, огибая травянистый край утеса то сверху, то снизу. Они то широко раскрывали крылья и зависали там, то поворачивались к морю и скользили по ветру. Чисто-белое на ярко-синем, души погибших моряков.

Лаура лежала на песке, раскинув руки и глядя в бесконечную глубину неба. От отсутствия ориентиров и горизонта у нее кружилась голова. Мысленно она представляла, как Дикон едет по шоссе, подъезжает к Лондону, потом – к тому месту, которое он назначил для встречи с Архангелом. Ей хотелось, чтобы встреча побыстрее закончилась и чтобы он быстрее вернулся. Она подумала, что любит его и не знает, как ей теперь быть.

Начавшийся отлив обнажил гранитных часовых в узком выходе из залива. Жара начинала спадать. По твердым и влажным песчаным волнам Лаура подошла к узкой полоске пены, сняла туфли, вошла в воду по щиколотки и медленно побрела в дальний конец пляжа. Море было удивительно спокойным; солнце, отражавшееся в воде, слепило глаза. Лаура вернулась на тропинку и немного прошлась по ней босиком, потом по другой песчаной дорожке вернулась к дому.

Она бродила по комнатам, не находя себе места, Наконец она открыла парадную дверь и уселась на ступеньке, любуясь предзакатным багряным солнцем и неумолимо темнеющим небом. Приступы астмы измучили ее, в легких ощущалась тяжесть, словно что-то давило на них. Она задремала, проснулась, потом задремала снова.

Вдруг ее насторожил какой-то шум: откуда-то изнутри донесся звук, напоминающий ржание. Лаура замерла, прислушиваясь. Бешеная вибрация – такой звук может издавать ветер, запутавшийся в парусах, или барабанщик, выстукивающий ритм на пергаменте. Шум был тревожным, прерывистым и временами доходил до неистовства.

Она медленно поднялась, оперлась спиной о косяк и заглянула внутрь, пытаясь проникнуть взглядом сквозь тени, покрывающие пол и стены комнаты. Шум прекратился. Лаура ничего не увидела. Потом звук раздался снова, быстрый и частый, его появление в вечерней тишине было чем-то сверхъестественным. Лаура почувствовала, как что-то сжалось у нее в груди. Шум прекратился опять. Осторожно ступая, словно тишина была ее союзником, она вошла в комнату и огляделась. Все было тихо. Лишь напрягая слух, она улавливала шорох гальки, движимой отливом. Потом, заставив ее подпрыгнуть от неожиданности, снова раздался этот звук – словно билось и царапалось, пытаясь выбраться, попавшее в ловушку живое существо.

Камин был обшит толстой фанерой, которая крепилась при помощи заглубленных шурупов к прочным стоякам. Лаура вышла наружу и посмотрела на крышу. Над широким дымоходом не было «капюшона»[16]. Она вернулась внутрь и наконец поняла, что означают эти звуки – шлепанье и хлопанье крыльев, беспорядочное царапанье клюва и когтей по фанере и почерневшему от огня кирпичу. В дымоход попала застрявшая там птица. Казалось, вся комната наполнилась шумом.

Лаура начала искать отвертку или гвоздодер по всем ящикам и шкафам, но под руку попадались только кастрюли, тарелки, блюдца и чашки, ножи и вилки, фонарик, рулоны бумажных полотенец. Она взяла нож и встала на колени перед камином. Словно почувствовав ее присутствие, птица начала биться сильнее и хлопать крыльями в темноте. Нож был неподходящим инструментом для прикрученной к стоякам трехслойной фанеры. Лауре удалось отковырнуть лишь несколько щепок. Ощущая близость человека, птица обезумела от страха; это чувство передалось и Лауре. Она все упорнее ковыряла неподдающееся дерево; грудь ее сжал спазм, ей не хватало воздуха. Перехватив нож двумя руками, она попробовала всадить его в место стыка, но это было безнадежно. Установив закругленный, тупой конец ножа над швом, она начала забивать его рукой, не обращая внимания на боль, которая отдавалась в локоть. Нож немного вошел, и Лаура начала сгибать его в сторону. С коротким щелчком отломился кончик лезвия.

Судорожно хватая ртом воздух, Лаура прижалась лбом к фанерной обшивке. Птица внезапно затихла. До нее было не более двух сантиметров. Девушка представила себе расширенные от ужаса блестящие в темноте глаза птицы. Ничего не поделаешь. Она встала и отошла на середину комнаты, не сводя глаз с камина, словно ее внезапно могло осенить какое-нибудь решение. Сколько времени птица будет умирать? Небо на западе медленно темнело, линия горизонта становилась размытой и нечеткой. Лаура достала из сумочки ингалятор и поднесла его ко рту. Один вдох, второй – легкие постепенно отпустило. Птица отчаянно замолотила крыльями.

В холле зазвонил телефон.

Снаружи на здании Ройал-Альберт-Холла висели плакаты, объявления о ближайших концертах: Чайковский, Брамс, Малер, Гуно, Штраус. Сидящий внутри Дикон наблюдал, как боец среднего веса лениво парировал удары справа. Это был коренастый смуглый парень, по-видимому грек или испанец. Его противник был выше, но не смотрелся на ринге. Грек двигался быстро, отбрасывая от себя противника короткими ленивыми хуками, не слишком, впрочем, сильными. Он мог бы закончить бой на пару раундов раньше, но ему было, похоже, скучно бить чаще и сильнее. На две трети заполненный зал шумел – здесь сидели люди средних лет, у которых было куда больше денег, чем вкуса, и которые слишком быстро поднялись с грязных улиц на ухоженные бульвары и лужайки. Они носили «ролексы» и массивные золотые цепи на запястьях, костюмы от «Сэвил Роу» и итальянские ботинки. Они курили гаванские сигары и жаждали крови.

Дикон заказал два места в середине ряда, недалеко от ринга. Он скорее ощутил, чем увидел приход Архангела, – так ощущается шелест пробежавшего по полю ветерка, хотя его и заглушают другие звуки. Зрители, казалось, слегка качнулись от удивления и любопытства, увидев шикарного франта, пришедшего с тремя огромными телохранителями. Большинство присутствующих в зале вели свои дела на грани законности. Те, кто знали Архангела, при виде его почувствовали раздражение; тех, кто его не знал, его приход разозлил еще больше. Ему явно не стоило появляться здесь.

В том ряду, где сидел Дикон, оставалось только одно свободное место – рядом с ним. Он рассчитал правильно: телохранители сели, где пришлось. Архангел пробрался к Дикону и сел рядом. Он заговорил тихо, не пытаясь перекрыть шум.

– Должен сказать, Дикон, что у вас извращенное чувство юмора.

– Я думал, это вас позабавит.

– Еще как! Подумать только – Ройал-Альберт-Холл, – Архангел улыбнулся. – Я думал, что это будет концерт, например Гайдна или кого-нибудь из очаровательных английских композиторов. Мне не пришло в голову проверить, на это вы и рассчитывали. Должен признаться, я был готов снисходительно отнестись к вашему выбору, но теперь вижу, что вы непростительно остроумны. Вы заставили меня рисковать: здесь есть ряд людей, которых я предпочел бы не видеть. Я сердит, в том числе и на самого себя. – Его голос дрогнул.