Древо вошло в нашу генетическую память, в сферу бессознательного. Как доказывают психологи, на определенном этапе развития детской психики оно дает знать о себе как вошедший в плоть и кровь первичный образ: если ребенок много рисует, то в его рисунках преобладает дерево. Некоторые психологи полагают, что это и есть Мировое древо, древо жизни — место встречи человека со Вселенной, их общий символ — символ всякого целого, составленного из частей, основа любого языка с его ветвящимися фразами, идея, пронизывающая поэзию, живопись, архитектуру, любые игры, хореографию, социальные, экономические и даже психические структуры.

С. Есенин в «Ключах Марии» гениально подметил смысл представлений русских людей о древе жизни:

^{«Все от Древа — вот религия мысли нашего народа… То, что музыка и эпос родились вместе через знак древа, заставляет нас думать об этом как не о случайном факте мифического утверждения, а как о строгом вымеренном представлении наших далеких предков. Свидетельство тому наш не поясненный и не разгаданный никем бытовой орнамент. Все наши коньки на крышах, петухи на ставнях, голуби на князьке крыльца, цветы на постельном и тельном белье вместе с полотенцами носят не простой характер узорочья. Это — великая значная эпопея исходу мира и назначению человека… Вглядитесь в цветное узорочье наших простынь и наволочек. Здесь с какой-то торжественностью музыки переплетаются кресты, цветы, ветви. Древо на полотенце — значение нам уже известное, оно ни на чем не вышивается, кроме полотенца, и опять-таки мы должны указать, что в этом скрыт весьма и весьма глубокий смысл. Древо — жизнь. Каждое утро, встав от сна, мы омываем лицо свое водою. Вода есть символ очищения и крещения во имя нового дня. Вытирая лицо свое о холст с изображением древа, наш народ немо говорит о том, что не забыл тайну древних отцов вытираться листвою, что он помнит себя семенем надмирного древа, и, прибегая под покров его, окунаясь лицом в полотенце, он как бы хочет отпечатать на щеках хоть малую ветвь его, чтоб, подобно древу, он мог осыпать с себя шишки слов и дум и струить от ветвей-рук тень-добродетель. Цветы на постельном и тельном белье относятся к кругу восприятия красоты. Означают они царство сада или отдых отдавшего дань труду на плодах своих. Они являются как бы апофеозом как трудового дня, так и вообще жизненного смысла крестьянина».}

Древо жизни — образ древа мирового, противопоставление его злу, смерти, гибели. В хеттских ритуалах, связанных с древом жизни, был культ умирающего и воскресающего бога Телепинуса — бога плодородия, сына бога грозы. С древа свешивалось руно овцы, в него помещался овечий жир. У хеттов древом жизни считалось дерево еива, к которому восходит русская ива или верба как символ возрождающейся жизни и плодородия; на древневерхнегерманском языке это — тисс. Его высаживали на кладбищах, и оно служило символом преодоления смерти, символом жизненной силы (древнегреч. — «алоу», древнеиндийск. — «ауис»).

В Библии древо жизни трактовалось как древо познания добра и зла. Двенадцать раз древо жизни приносит свои плоды, в каждом месяце разные. Библейская трактовка древа жизни как древа познания добра и зла восходит к еще более древней шумероаккадской легенде, вошедшей в эпос о Гильгамеше, где описывается дерево Хулуппу, отождествлявшееся с ивой. В его корнях жила змея, в ветвях — птица Анзуд, а в стволе — Лилит. Анзуд, согласно эпосу, — птица божественного происхождения в виде орла, терзающего когтями оленей. Гильгамеш изгоняет с дерева Хулуппу (ивы) птицу Анзуд и убивает змею. В иудейской мифологии Лилит — злой дух, Лул-ночь. Это имя восходит к именам трех шумерских демонов.

Интересно, что на Руси, в Москве еще в XVII в. широко праздновали «вербное действо». Верба, как и ива, считалась символом начала жизни. Празднество проводилось в марте, с которого раньше начинался год. Отголоски празднества сохранились в «вербном воскресенье», которое во многих областях России отмечается до сих пор.

А. Н. Афанасьев считает, что в преданиях о мировом древе славяне имели в виду преимущественно дуб. Сохранилось много сказаний о дубах, которые будто бы существовали еще до сотворения мира. В колядке карпатских руссов пелось о том, что «еще во время, когда не было ни земли, ни неба, а стояло два дуба, а на дубах сидело два голубя, голуби опустились на дно моря, достали песку и камней, из которых и создались земля, небо и небесные светила».

В одной из апокрифических повестей о создании Вселенной упоминается о железном дубе, «еже есть первопосажен, на котором держится вода („воздушное море“, небо), огонь (пекло, ад) и земля, а корень его стоит на силе божьей».

В русской народной сказке, известной и другим славянам, рассказывается про дуб, который вырос до самого неба. Полез старик на то дерево. Лез-лез и взобрался на небо, где сидел кочеток-золотой гребешок — птица, что ни в огне не горит, ни в воде не тонет, и стояли чудесные жерновки — символ весенней грозы, дарующей земле плодородие, а людям — их хлеб насущный.

В хорватских сказаниях вилы — облачные девы, они обитают в дупле и питаются сахарными яствами, т. е. сладкой амритой. Польская сказка упоминает дуб с золотыми листьями и желудями.

Соединяя вместе эти разрозненные черты, сохранившиеся в различных памятниках, можно убедиться в том, что славянскому старому дубу соответствует скандинавский ясень, на котором держатся три великих мира — небо, земля и ад; на ветвях его гнездятся «молниеносные птицы», а у корня лежит страшная змея. Согласно поверьям славян и скандинавов, около дерева текут живые источники и обитают вещие ведьмы, которые собирают дубовые листья в сорочку и вешают этот узел на дерево. Они могут вызвать ветры, рассеять тучи и восстановить ясную погоду. Чтобы вызвать грозу, ведьмы кипятят дубовые листья в горячей воде. По русскому поверью, ведьмы втыкают нож в дерево и тем самым заставляют течь из него молоко, что следовало понимать так: вонзая острие молнии в дерево-тучу, ведьмы проливают небесное молоко дождя.

В некоторых сказках дуб — это место, где проходят сборища духов, а с ветвей дуба падает целебная роса…

^{Первоначально слово «дуб» заключало в себе общее понятие дерева, что до сих пор можно увидеть в производных словах — «дубина», «дубец», «дубинка». У сербов дуб называется «грм», «грмов» (дубовый лес — «грмик»), что указывает на его связь с Перуном (громом небесным).}

В древности человек добывал огонь из дерева, а древесными ветками и обрубками поддерживал его священное пламя в очаге, что давало повод для своеобразной интерпретации природных явлений. Так, явление грозового пламени он объяснял понятным ему способом: в туче, которая порождает молнии, но которую они же и пожирают, человек видел небесное дерево, а в дожде — его сок, выгнанный с помощью огня. На землю это небесное пламя нисходило в виде живого огня, добываемого трением из дуба.

По словам летописей, литовцы заботились, чтобы перед идолом Перуна-Перкунаса горел неугасимый огонь от дубового дерева. У них сохранилось поверье, будто хлебные семена ниспосланы на землю в шелухе желудей (в мифологических сказаниях «Зендавесты» семена с дерева разносились по всей земле). По некоторым преданиям славян, семена переносятся из вечнозеленых садов рая. Сохранившиеся в Литве предания и прусские хроники повествуют о том, что заповедные дубы Перуна (Перкунаса), под сень которого ставили его кумиров, были вечнозелеными. Особым почетом пользовались старые вековые дубы, которые окружали оградами.

На Украине, на Троицкую неделю, называвшуюся зеленой, готовили игорный (сухой) дуб, т. е. устанавливали на выгоне или на площади длинную палку с прикрепленным вверху колесом, украшали ее травами, цветами и лентами, вокруг окапывали небольшим рвом и ставили срубленные березки. Внутри круга проходили игры, участники празднеств пели обрядовые песни. Обряд состоял в призывании весны, которая приносит с собой зелень и цветы. Дуб — символ Перунова дерева-тучи; зима, похищающая дожди, иссушает его благодатные соки, и он становится сухой палкой. Как и другие деревья, весной дуб оживает и начинает цвести молниями (Перуновым цветком).