– Э, нет, Сеймон! Давай-ка ты уж дальше сам. Ты же сделал свой выбор? Сделал! Ну, так действуй! Веди свой народ – они же не столько в Бога Единого верят, сколько в тебя. Вот и веди!
– Но я не виноват, Вар!
– Насчет чужого добра? Согласен: ты не виноват! И потом: мне ли судить?
– Но почему, почему ты уходишь?!
– Потому что не могу оставаться здесь. Не могу! И не знаю даже, как тебе это объяснить. Ладно, считай, что мне просто надо побыть одному и подумать. Может быть, я даже вернусь.
– Я буду ждать тебя!
На самом деле, Вар-ка не сомневался, что еще вернется в эту реальность: в золотом браслете на левом запястье Сеймона тускло поблескивал черный полосатый камешек.
Ни луны, ни звезд в этот раз не было, но это был тот же самый мир – Вар-ка хорошо запомнил его. Правда, знакомый букет запахов почти полностью растворялся в ароматах человеческого жилья: растянувшись широкой дугой вдоль подножия горы, в пустыне горели костры – многие сотни костров. Сверху в темноте они казались плотным созвездием, упавшим на землю. Там было очень много людей. Несмотря на расстояние, они создавали такой плотный эмоциональный фон, что Вар-ка не сразу почувствовал присутствие кого-то здесь – совсем близко.
Где-то тут он, наверное, спускался в прошлый раз. В темноте не разобрать, но где-то здесь, может быть, сохранились еще следы его костра, а вон там, пониже, – жертвенник, построенный Сеймоном.
«Интересно, сколько прошло времени в этой реальности? И что тут творится? Может быть, это Сеймон привел иревов к горе, где когда-то встретил посланца своего бога, и ходит на нее молиться? А вот и близким дымом потянуло! Знакомым таким дымком – пополам с запахом горелого мяса. Неужели Сеймон опять сидит на склоне и жжет на огне очередного козленка-ягненка? Мужского пола и чтоб без изъянов?»
Нет, это не Сеймон. Человек у жертвенного костра значительно моложе и ниже ростом, его темные, чуть вьющиеся волосы лишь тронуты слегка сединой, а борода коротко острижена. Одежда представляет собой довольно сложную конструкцию из широких кусков ткани, покрытой узорами и нашивками, – вряд ли в таком наряде удобно бегать за овцами или лазить по кустам. А он, судя по всему, и не бегает, не лазает: чуть в стороне от жертвенника виднеется какое-то сооружение, вроде шатра или палатки, а рядом с костром сложен целый штабель дров. Причем дрова эти – совсем не ветки кустов, растущих на склоне, а куски стволов толщиной в руку, которых Вар-ка поблизости не видел! Сам жертвенник, наспех сложенный когда-то Сеймоном, превратился в монументальное сооружение высотой больше метра.
Да, сменились декорации, костюм и исполнитель, а сцена разыгрывается все та же. Шипит и воняет горящее мясо, закрыты глаза, воздеты к небу руки: «Великий и Всемогущий, опусти взор свой на раба твоего! Услышь и снизойди до молитвы моей…».
«Нет, больше никаких световых эффектов, – решил Вар-ка. – Может быть, не стоит и вылезать из кустов: будем общаться на расстоянии, благо язык тот же самый».
У него затекло все тело, когда он дождался конца молитвы. На сей раз в ней не чувствовалось исступления человека, срочно нуждающегося в поддержке и помощи. Да и текст, похоже, не был импровизацией, а состоял из пространных блоков, выученных наизусть. Человек совершил поступок или закончил какое-то дело. Сам он почти не сомневается в правомерности и полезности сделанного и просит теперь одобрения Всевышнего.
Прошла, наверное, бо?льшая половина ночи, прогорел и остыл жертвенный костер, прежде чем иссяк обращенный к Богу поток слов и мыслей. Вар-ка задремал, сидя в неудобной позе, и чуть было не упустил удобный момент для контакта: их разделял жертвенник, и, пока горел костер, можно было не опасаться, что молящийся разглядит в кустах фигуру полуголого человека. Костра уже нет, и сейчас тот откроет глаза… Пора!
Представив, что имеет дело с одним из тех, кого давно знает и любит, Вар-ка зашептал:
– Приветствую тебя, человек. Как имя твое?
– Ты услышал, услышал меня, недостойного!! – воскликнул незнакомец и немедленно упал ниц, раскинув в стороны руки.
«Ну вот, опять начинается! – расстроился Вар-ка. – Мне, наверное, никогда не понять искреннюю веру этих людей в то, что Творец-Вседержитель может вот так запросто взять и материализоваться из воздуха! Или спуститься с неба и начать давать мелкие бытовые советы. Просто как дети, право! Хотя, с другой стороны… им можно и позавидовать!»
– Отринь свой трепет пред лицом моим! И назови свое имя!
– Творцу ли не знать имен всех тварей, что живут перед ликом его?! Сеймон, мое имя – Сеймон!
– Сеймон, значит… Я не тот, кому предназначена жертва твоя, не тот, кому вознес ты молитву! – попытался Вар-ка подавить панику собеседника. – Я, наверное, лишь простой и грубый инструмент в руке Бога. Но, думаю, Он все-таки знает и любит нас. Если душа твоя чиста, а поступки праведны, чего бояться тебе? Дыши спокойно и говори со мной! Когда-то я приходил уже сюда и познакомился с одним Сеймоном, но это был не ты…
– О-о-о! Я знал, знал, что недостоин!
– Погоди, погоди! Не мельтеши, пожалуйста! С тех пор, как я ушел отсюда, для меня прошло… м-м-м… несколько дней. А здесь, кажется, миновали годы? У вас теперь что, «Сеймон» – это не имя, а должность? Звание? И кто это жжет костры там внизу? Иревов, что ли, стало так много?
– Сеймон – это тот, кто ведет народ Единого Бога. За ним шли отцы и деды наши, он вывел народ из рабства языческого!
– Та-а-ак! Все ясно… почти до половины. Значит, народ иревов вышел из рабства и куда-то идет? И ведет его всегда Сеймон или, точнее, тот, кто ведет, – тот и Сеймон? Правильно? И сейчас эту должность… гм… это место… В общем, сейчас Сеймон – это ты?
– Велика мудрость твоя, о…
– Когда мы говорили тут с первым Сеймоном, он назвал меня Посланником. Это, конечно, для меня слишком круто, но, думаю, для здешних условий сойдет. Так куда ведет народ нынешний Сеймон? И куда вел предыдущий? Впрочем, извини: вы, наверное, всех их считаете одним человеком.
– Сеймон ведет народ свой в страну, завещанную Богом, где реки текут молоком и медом!
– Ну, разумеется! Конечно же, не в гости к белым медведям! И как это я сразу не догадался?! Хотя, помнится, у первого Сеймона с этим было как-то не очень… Ладно, все правильно! Давай мы сделаем так: ты сядешь и спокойно расскажешь мне обо всем, что случилось после того, как иревы ушли из… гм… рабства. Хотя нет, давай начнем с того, как воды сомкнулись над колесницами Рофара. Народ возликовал, вознес хвалу и принес жертвы. А что было потом? Если я правильно понял, с тех пор не один раз дети успели стать стариками? Что-то недалеко вы ушли за это время, а? Ты сядь и говори, только, пожалуй, глаза не открывай – дабы не умереть тебе… раньше времени.
Колдовал Вар-ка не напрасно: новый предводитель народа воспринял-таки незатейливый посыл-внушение, слегка расслабился и заговорил.
Смену «Сеймонов» рассказчик не фиксировал – вождь всегда был один и тот же, собственноручные деяния бога переплетались с делами людей, а реальные события с явно вымышленными. Тем не менее это была уже ИСТОРИЯ – собранная воедино память многих поколений. Для Вар-ка что-то осталось непонятным, а что-то пришлось домысливать самому, ведь некоторый опыт у него уже был.
После инцидента на переправе через лиман иревов, кажется, оставили в покое. Они пошли бродить по пустыне, вспоминая полузабытые навыки кочевого скотоводства. Район, который они достаточно быстро освоили, судя по всему, не был совсем уж бесплодной пустыней, но находился вне сферы интересов соседних государств. Здесь обитали мелкие племена и кланы, которые вели кочевой или полуоседлый образ жизни. Кто-то сливался с иревами, кто-то вступал с ними в стычки. Похоже, местные не считали пришельцев такими уж дикарями, а может быть, сами недалеко от них ушли. У иревов же было преимущество: уже с первого-второго поколения они стали воспринимать себя как некую общность, как народ, избранный и возлюбленный Богом, который куда-то идет. Или, точнее, народ ведет Сеймон, непосредственно выполняющий Божью волю. Эти две идеи – о пути и Едином Боге – оказались настолько величественны, что местным служителям многочисленных божков просто нечего было им противопоставить, кроме мелкого колдовства, жалких чудес да буйных оргий, на которые так падки замордованные бытом женщины. В общем, за несколько поколений избранный народ многократно умножился, причем не столько за счет деторождения, сколько путем вбирания в себя местного населения.