Маты встретили меня довольно отстранённо, а Глеб стоял уже в центре и, при виде меня, расплылся в ехидной улыбке.

— О, надо же, какая великая честь! Сам великий и ужасный Михаил Раймис решил удостоить своим дорогим вниманием такого жалкого и плохого плебея Филина! — осклабился он, оглядывая меня заинтересованным взглядом.

— Вот именно, Глеб, что жалкого плебея. На большее ты и не тянешь, — усмехнулся я, располагаясь напротив парня. Тот сразу же нахмурился и его взгляд налился бешенством, не меньше.

— Повтори. — тихо приказал Голубев, от чего на бледном лице проступил ярко-красный румянец.

— Ты жалкий плебей, Филин. А также убийца, мразь и просто отвратительная тварь, которой нужно указать на её же место, — на одном дыхании спокойно произнёс я, продолжая смотреть прямо в наливающиеся кровью глаза шатена.

— Ах, тыыыы… — в миг разозлившись, кинулся на меня Филин и попытался нанести удар.

Как и в любых других наших спарринг-тренировках, я знал каждое движение, каждый удар парня, я даже предугадывал его следующий шаг. Это было для меня, словно бы я читал открытую книгу и даже не затруднялся при этом. Вот и сейчас, с легкостью уйдя от удара, я нанёс ответный. По солнечному сплетению, от чего Голубев согнулся и жадно принялся хватать ртом воздух.

Я ходил около него и пытался донести до его скудного мозга простую истину:

— Филин, каждый поступок, будь он плохим или хорошим, должен искупиться. А ты, я смотрю, после убийства Паши и замятого дела даже угрызениями совести не мучаешься. Это не есть хорошо, между прочим.

— Да пошёл ты… — выпрямляясь, но все еще держась за пострадавшее место, выдохнул Глеб. Из-за чего его довольно массивная фигура смотрелась жальче некуда.

— Я-то пойду, но лишь только после того, как ты осознаешь, насколько ужасным был твой поступок.

И снова ударил парня, на этот раз по лицу, разбив нос. Хлынула кровь, но так даже лучше. Надеюсь, быстрее дойдёт до него. А почему же он не уворачивался, не знаю, его дело. Так даже лучше.

— Мне похрен, Раймис. Понятие «совесть» в моем сознание отсутсвует также, как и «уважение». Так что иди-ка ты на х*й со своими нравоучениями, мне они ни к чему. Что Слава говорит, то я и делаю. И тот вечер был запланирован заранее, а я лишь хорошо выполнил свою роль. Это театр, Миха, а мы в нем лишь глупые марионетки. Зато бабки платят такие, что я даже и не против! А ты всё ломаешься, как девственница во время своего первого секса. Не все ли равно, что мы делаем, когда деньги решают всё?

— Ну и продажная ты тварь, Голубев, — бросив эти слова, я сильно ударил своего визави в челюсть, от чего он присел на пол и принялся растирать пострадавший орган, при этом размазывая кровь, бежавшую из носа, по всему лицу. — Это тебе за Ивлева! Но мы ещё не закончили…

И, спрыгнув с матов, я двинулся в сторону душа. Хотелось поскорее смыть всю эту грязь с себя, а то так противно я себя ещё никогда не ощущал…

*****

*Дзынь-дон*

*Дзынь-дон*

Нажав два раза на дверной звонок, я терпеливо принялся ждать, когда мой лучший друг откроет мне дверь. О том, что сейчас восемь утра и Адам может вообще спать, я даже не думал. Так меня переполняли эмоции: гнев, ненависть, адреналин… Хотелось спокойствия. Обычного человеческого спокойствия…

— Ну и кого там мои родственники рогатые принесли-то?.. — недовольно бурча, мне наконец открыли дверь. Стоя лишь в одних боксерах, Адам сонно потирал глаза и облокотился на дверной косяк.

— Доброе утро, — усмехнувшись, бросил я.

— Да тише ты! — шикнул на меня друг, отстраняясь и пропуская в квартиру.

Я пришёл сюда исключительно за тем, что сейчас не могу находиться в одиночестве. Мне надо четко знать, что я не один, а иначе… я просто сойду с ума.

— А что, у тебя очередная подружка? — предположил я, но, вняв просьбе друга, говорил шёпотом. — Или с Наташкой помирился?

— Нет, — пожал плечами Лукьянов. — С Ульяной.

Мне сейчас послышалось или Адам действительно сказал «Ульяна»?

— Что?!

Глава 22. Ульяна Савина

*****

*Дзынь-дон*

*Дзынь-дон*

Громкая мелодия, исходящая от дверного звонка, заставляет меня проснуться. Непонимающе сажусь на раздвинутом диване и тут же тянусь за телефоном. На часах было начало восьмого утра. До пары остался ещё час, поэтому моему опозданию ничего не грозит, но то, что мой будильник не сработал три минуты назад, мне не понравилось.

За закрытой дверью гостиной комнаты, в которой я провела пару часов в одиночестве, послышались тихие шаги. Адам пошёл открывать дверь. Высовываться, чтобы посмотреть, кто пришел к другу, было бы не вежливо, поэтому я терпеливо стала ждать знакомого, или же нет, голоса явно незваного гостя.

— Доброе утро…

Стальная пуля попадает прямо в сердце, которое отклеивается от пластырей, что пытались собрать осколки, которые оставил стреляющий, но сейчас он решил меня добить вторым выстрелом.

— Да тише ты!

— А что, у тебя очередная подружка? Или с Наташкой помирился? — проходя за порог, весело спрашивает Миша.

Ему весело… ему даже не больно…. Хотя, чему я удивляюсь? Он бросил меня, как ненужный прицеп, оставленный поездом.

— Нет, — сонным голосом отвечает Адам, — С Ульяной…

Какого черта, Лукьянов?! Зачем ты выдал меня?! Почему не мог промолчать…?

— Что?!.. ТЫ ОХРИНЕЛ?! — яростно сказал Раймис, а затем послышался удар об стену.

Я тут же подскочила на ноги и, посмотрев в маленькую щелку, наблюдала за парнями. Миша припечатал друга к стене.

— Успокойся, придурок! Она просто спит в зале! Я её ночью на улице подобрал! — вскинув руки в знак капитуляции, затараторил Адам. Сразу же после этих слов Миша отпустил своего друга, — Идиот! Что в твоей голове вообще творится?

— Полный хаос и самый ужасный кошмар, — откинувшись на стену напротив друга, вздохнул он и потер лицо ладонью.

— Дела серьезные, — вздохнул Адам, сложив руки на груди и смотрел по сторонам, оценивая ситуацию.

Когда его взгляд метнулся к двери комнаты, за которой скрывалась я, и, испугавшись, я тут же отскочила, но по-прежнему могла слышать голоса.

— Иди на кухню, там поговорим. Я пойду, проверю, спит ли она, вдруг подслушает.

После последних слов друга мое тело напрягается и натягивается как струна. Тут же начинаю метаться и, запрыгнув обратно под легкое одеяло, притворяюсь сладко спящей.

Слышу приближающиеся шаги и через секунду чувствую на себе пристальный взгляд. Чтобы Адам точно поверил, что я сплю, я специально легла набок прямо на край, что мои глаза было видно. Разбросала одеяло, приоткрывая тело. На улице, как ни как, лето было.

Вскоре слышится щелчок закрывшейся двери, а после и отдаляющиеся шаги босых ног. Изо рта выходит глубокий выдох, напряжение потихоньку покидает меня. Распахнув глаза, замечаю, как сильно задралась на мне футбола. Твою ж… Быстро отдергиваю её и встаю на ноги.

Из кухни раздаются голоса, но из-за большого расстояния я слышу лишь гундеж, поэтому приходится аккуратно приоткрыть дверь. Разговор становится более четким, но все равно неразборчивым. Прикусываю нижнюю губу и, оперевшись руками об стену, медленно выхожу в коридор, останавливаясь возле поворота.

— Насколько все хреново? — спрашивает Адам.

— Если смотреть по десятибалльной шкале, то тысяча, — вздыхает Раймис.

— Прости, вчера ездил к Сереге в клуб, из-за чего пропустил тренировку. Слава что-нибудь сказал?

— Нет. Он заинтересован лишь во мне. Ему пофиг на смерть Паши и выходки Филина. Он как клещ, вцепился в мою кожу и медленно пускает яд, — тяжесть слышалась в каждом слове.

— Он снова тебе угрожал? — напряжении в голосе Черта смогла бы услышать даже старушка с плохим слухом.

Кого убили? Кто виновник? Что произошло?

— Пытался…. Остались ещё гребанные три недели! Три недели в его клетки и я смогу все объяснить ей.