— А, да. Действительно. Что-то такое говорил. А надо?

— Я сразу просек: ты парень четкий!.. Надо, старик! Школа должна — мы с шефшей наметили — уже по результатам первой четверти войти в число образцовых, а с внеклассной работой… — Он сокрушенно развел руками. — Ясно? Ведь в кружок микроминиатюризации, к Генке своему, ты же не пойдешь? — Он тонко улыбнулся.

— Нет, разумеется! — улыбнулся я.

— Умные люди всегда поймут друг друга! — сказал он. — А мягкая игрушка — дело святое. Про нее никто худого не скажет! — Он подмигнул.

— Но там вроде… девушки одни? — Я задумался.

— В точку попал! В том-то и секрет! — Довольный Ланин хлопнул меня по плечу. — Потому и посещаемость низкая. Думаешь, их игрушки интересуют? Это повод! Главное им, чтобы место было, где пококетничать можно, посплетничать!

— Значит, я иду как объект сплетен? — усмехнулся я.

— Точно, старик! — засмеялся Ланин. — Ну, о чем ты еще задумался?

— Думаю, как увязать мягкую игрушку с действиями «Юных борцов за мир»? — сказал я.

— Значит, выход на международную арену интересует?

— А тебя — нет?

Мы рассмеялись. Я знал, что такой «деловой» разговор нравится Ланину больше всего.

После уроков я пошел в этот кружок. Четыре девочки, которые там оказались, бешено оживились, застреляли глазками.

— Вы наш новый руководитель? — радостно воскликнула одна.

— В некотором смысле — да! — солидно ответил я ей.

Тут открылась дверь, и вошла Янина Карловна. У нас в младших классах она преподавала рисование и сейчас, видимо, тоже в младших классах преподавала рисование. У нее были выпуклые очки, она довольно сильно хромала — не сейчас, а всегда, когда я еще поступал в школу. Одно время она даже вела наш класс, потом нас отняли у нее, — видимо, потому, что не туда вела. Сейчас она испуганно поглядела на меня, видимо услышав последние слова.

— Простите, а кто вас назначил руководителем? — проговорила она воинственно, хотя у нее это выглядело очень смешно.

— Министерство культуры, — небрежно проговорил я.

— Ну, раз так! — У нее из-под одной стекляшки потекла слеза, отвернувшись, она стала собирать со стола какие-то щеточки, пилочки.

«Что такое? — испугался я. — И тут нехорошо вышло, какой-то я разрушитель: Пеке жизнь поломал, теперь здесь».

— Да я пошутил, Янина Карловна! — проговорил я. — Неужели вы меня не узнаете?

— Горохов! — приглядевшись, радостно воскликнула она. — Вернулся!

Она вдруг всхлипнула и обняла меня, как будто я вернулся с того света. А ведь действительно, в самом деле — мог бы и не вернуться. Она права. Если вдуматься, она первая, кто меня по-человечески встретил в этой школе! А то, действительно, остальным как бы наплевать: есть человек, нет человека — все равно. Как-то исчезли в этой школе чувства — сразу я этого не понял, — только удивлялся: что-то не так… Ведь Латникова тоже видела меня раньше, а при встрече повела себя официально, словно незнакомая. Так, видать, нынче принято. Тем более приятно встретить Янину Карловну.

— Ну, а вы как поживаете, Янина Карловна? — спросил я.

— Да все так же — как каторжник, таскаю свою колодку по этажам! — Она кивнула на свой тяжелый ортопедический ботинок.

Нет, честно, хорошо, что есть еще такие учителя, с которыми можно нормально поболтать.

— Вы совершенно не изменились! — искренне сказал я.

— Поздно уже мне меняться! — вздохнула она. Вздох был тяжелый, чувствовалось, что ее еще пытаются изменить.

— И не меняйтесь! — воскликнул я. — Если все изменятся — то что будет?!

— Ну спасибо, утешил! — улыбнулась Янина Карловна. — Ты что, хочешь заниматься в нашем кружке?

— Хочу! — ответил я. Не мог же я сказать, что прибыл сюда по спецзаданию: «поднимать уровень внеклассной работы».

— Хорошо, что ты к нам пришел, — сказала Янина Карловна. — Без мальчишек скучно, я сама очень люблю мальчишек. За все время у нас был один — Петя Иванов.

— Пека?! — изумленно воскликнул я.

— Да, — Янина Карловна кивнула. — Работал неплохо, с душой, но дружки задразнили его «девчонкой», и он ушел.

Да-а… вот этого я не ожидал. Оказывается, у Пеки в душе тоже что-то такое есть, о чем я не знал.

— А что он здесь делал? — спросил я, оглядывая полки. В основном, тут была стандартная продукция: телевички, зайчики, хрюшки.

— У него было задумано нечто гигантское! — усмехнулась Янина Карловна. — Он хотел сделать куклу Дусю, высотой два с половиной метра, чтобы ходить с ней по улицам, смешить людей. Хороший был паренек! — вздохнула Янина Карловна.

— А почему был? — спросил я.

— Сейчас он уже стал немного другим. Мне кажется, он даже стесняется своего прошлого!

«А ведь я тоже стесняюсь своего прошлого: от Зотыча отрекся, от Генахи — тоже! — подумал вдруг я. — Ну прямо какой-то ковбой: лихо дал Зотычу двадцать копеек и захлопнул дверь!»

— А что-нибудь осталось от этой Дуси? — вскользь поинтересовался я.

— Что-то осталось… Девочки, работайте, не отвлекайтесь на разговоры! — сказала она девчонкам. Потом открыла высокий шкаф, оттуда выпал связанный из бамбука крест.

— Крест! — удивился я.

— По-нашему это называется — крестовина, — сказала Янина Карловна. — На нее надевается платье.

— И платье Пека шил? — изумился я.

— Шил! — улыбнулась Янина Карловна. — Но шил у себя дома, тайно, чтоб из дружков никто не узнал. Вообще, что это за мужчина, который так боится своих дружков?

— Абсолютно с вами согласен. Ой, голова! — Я увидел голову.

— Да… вон куда запрятал! Уничтожил, так сказать, все улики. А жаль, человек был, безусловно, одаренный. Голову, во всяком случае, слепил занятную.

Лицо у Дуси было длинное, вместо волос — мочалка, глазки голубые, нахальненькие и веселенькие. Огромная челюсть хлопала на пружинке.

— Да-а, ну и личность! — засмеялся я.

— Хотел ходить рано утром по остановкам, где люди ждут автобуса, и всех смешить! — вздохнула Янина Карловна. — Но не пришлось.

— Да что мы так о нем говорим, словно его вообще больше нет! — воскликнул я.

Янина Карловна вздохнула.

— Ладно… посмешим народ! — Я надел голову Дуси на руку. — А как вообще все это собиралось?

— Должны где-то быть три бамбуковые трости — для головы и для рук, — сказала она. — Надо поискать.

После кружка я пошел ее провожать.

Мы вспоминали наш прежний класс, тех ребят, которых Латникова теперь убрала из школы, а также, какими раньше были те ребята, которые остались.

— А помнишь!.. — восторженно восклицала она.

— А помните! — вспоминал я.

Был дружный класс, была веселая жизнь! Теперь все разбились на «команды».

Янина Карловна шла медленно — приходилось как-то приспосабливаться к ее шагам.

Вдруг я увидел, что далеко впереди идет нам навстречу шобла во главе с Пекой, — явно ищут, с кем бы сцепиться. Но что больше всего меня убило, что среди них, так же воинственно переваливаясь с боку на бок и поглядывая исподлобья, шел Генаха! Бросил, значит, отца вместе со всеми его микроскопами! Не выдержал!.. Или не бросил? Ну, так бросит, если связался с этой компанией.

— Янина Карловна, — вежливо проговорил я. — Давайте, пока нет машин, на ту сторону перейдем!

Она поглядела сначала на шоблу, потом — из-под очков — на меня. Во время войны Янина Карловна была разведчицей, ее пытали в гестапо (отсюда и больная нога) — что ей какой-то Пека с шоблой. Но у меня не было такой закалки!

— Ну, если хочешь — перейдем! — сказала она.

Я вовсе не боялся их, я боялся, что начнут смеяться: нашел, мол, чувиху для прогулок!

И когда мы уже переходили, я поймал себя на гнусном желании — показать, что я иду самостоятельно, отдельно от старушки, сам по себе. Я почувствовал это и содрогнулся.

Но Янина Карловна шла, весело разговаривая, не замечая моих переживаний. У парадной она со мной рассталась. Я хотел проводить ее до квартиры, но она, улыбаясь, сказала мне, что лифт не работает, а подъем по лестнице займет у нас несколько часов и что лучше мне мчаться по своим делам.