Германия, годы второй мировой войны. Семнадцатилетняя немецкая девушка Кристина изо всех сил пытается выжить вместе с родными: преодолеть голод, холод, избежать смерти от бомбардировок союзной авиации и заключения в лагерь Дахау. И при этом рискует всем, чтобы спасти свою единственную любовь — еврейского юношу Исаака, который открыл Кристине мир книг и музыки.

Глубоко трогательная и мастерски написанная история о человеческой способности выживать и верно любить при любых обстоятельствах, рассказанная писательницей Элен Вайсман, переведена на восемь языков и опубликована тиражом более полутора миллиона экземпляров.

Для семнадцатилетней Кристины Бёльц война началась с неожиданного приглашения на вечеринку к Бауэрманам. В тот чудесный осенний день 1938 года грядущие бедствия невозможно было даже вообразить. Воздух был свежим и душистым, как румяные яблоки в садах, окаймляющих подножия пологих холмов в долине реки Кохер. Солнце сияло на синем сентябрьском небе, по земле бежали тени от высоких, похожих на вату облаков. В покрывавших холмы лесах стояла тишина, нарушаемая лишь перебранкой соек да суетой белок, запасавших на зиму семена и орехи. Древесный дым перемешивался со мшалым запахом ели, и этот дымчато-землистый аромат, несмотря на осеннюю прохладу, придавал утреннему воздуху густоту и осязаемость.

Дожди в тот год случались редко, и засыпанные листьями лесные тропы были сухими, а потому Кристина могла бы бежать по крутым каменистым спускам, не опасаясь поскользнуться. Вместо этого она подала руку Исааку Бауэрману и позволила ему помочь ей слезть с обросшего лишайником валуна. Знал бы он, сколько времени девушка проводит в лесу! В другой раз она, как резвая козочка, бесстрашно спрыгнула бы с Дьявольского камня и приземлилась на скользкий покров из сосновых иголок и рыхлой земли, слегка согнув колени, чтобы не упасть вперед. Но сейчас она боялась произвести впечатление дикарки, лишенной изящества и необученной хорошим манерам. А то еще хуже: вдруг Исаак, чего доброго, вообразит, что она до сих пор верит в глупую старую сказку о валуне — будто бы однажды здесь убило молнией мальчишек, сбежавших с церковной службы. Исаак рассмеялся, услышав об этом, но потом, когда они спускались с валуна, хватаясь за его изборожденные трещинами бока, Кристина пожалела, что рассказала ему эту местную легенду.

— А как ты узнал, где я… — поинтересовалась она. — Ну… Как ты меня нашел?..

— Поискал у отца в столе платежные табели, там был твой адрес, — ответил он. — Надеюсь, ты не возражаешь, что я напросился с тобой на прогулку.

Кристина ускорила шаг, чтобы он не увидел ее улыбку.

— Я не против, — проговорила она.

Она была более чем не против. Тоскливое ощущение пустоты, которое всегда мучило ее в разлуке с ним, унялось. По крайней мере сейчас. Утром, едва проснувшись, Кристина стала считать минуты до того момента, когда пойдет на работу в особняк Бауэрманов. Позавтракав теплым козьим молоком с черным хлебом и сливовым повидлом, она похлопотала по хозяйству, потом попробовала читать, но тщетно, оставаться дома было невмоготу. Довольно смотреть на часы — лучше отправиться в горы за эдельвейсами и альпийскими розами, чтобы украсить стол к юбилею бабушки и дедушки.

— А что скажут твои родители, если узнают, что ты гулял здесь? — осведомилась Кристина.

— Ничего, — откликнулся Исаак.

Он обогнал девушку и пошел перед ней спиной вперед, притворяясь, что она вот-вот наступит ему на носки, но в последнее мгновение отскочил в сторону. Исаак засмеялся, и она просияла, очарованная его озорной улыбкой.

Кристина знала, что Исаак много читает и усердно учится; он, вероятно, без труда назовет латинские наименования земляники и лесного ореха, в изобилии растущих на травянистых пригорках. Наверняка он умеет определять виды птиц, даже в полете, и распознавать животных по следам на мягкой земле. Но он черпал знания из книг, а она — из наблюдений и народных преданий. В детстве Кристина исходила вдоль и поперек покатые холмы и густые леса в окрестностях своего родного городка Хессенталя и потому знала каждую извилистую тропу и каждое вековое дерево, все пещеры и ручьи. Ранним утром она всегда собирала в лесу грибы — различать съедобные и ядовитые терпеливо учил ее отец, — и вскоре это стало ее любимым времяпрепровождением. Она с удовольствием сбегала из города, шла мимо полей, пересекала железнодорожные пути и шагала по разбитым телегами дорогам, постепенно переходившим в узкие лесные тропинки. Во время этих одиноких прогулок Кристина давала волю фантазии.

Сколько раз взбиралась она к развалинам собора тринадцатого века в самом сердце леса и предавалась мечтам в заросшем мягкой травой уютном гнездышке, защищенном тремя древними крошащимися стенами. Наружные полуарки уже не поддерживали их, оконные проемы были пусты и служили лишь каменными рамами для вечнозеленых ветвей, белесоватого неба или мерцающих звезд, которые баюкал в своей колыбели белый серп месяца. Кристина часто стояла там, где, по ее предположению, находился алтарь, и пыталась представить себе тех, кто молился, сочетался браком и плакал под парящими церковными сводами: рыцарей в блестящих доспехах и длиннобородых священников, баронесс, увешанных драгоценностями, и сопровождавших их дам, толпившихся позади.

Больше всего ей нравилось приходить сюда, на вершину холма, летней зарей, когда на траве лежит роса и в воздухе разлит аромат влажной земли и сосновой хвои. Любила она и первый тихий день зимы, когда весь мир погружался в дремоту и только что выпавший снег скрадывал неприглядность скошенных желтых полей пшеницы и голых серых ветвей деревьев. Здесь, под густым покровом вечнозеленой хвои, где солнечный свет почти не проникал к прелой лесной подстилке, Кристина чувствовала себя как дома, Исааку же, наверное, было уютно в готическом особняке на другом конце города, где к железным воротам с обеих сторон подступала живая изгородь, а громадные двери обрамлял резной портал с каменными горгульями и изображениями святых.

— А что подумает Луиза Фрайберг? — полюбопытствовала Кристина.

— Понятия не имею! — Исаак пошел рядом с ней. — Какая разница?

Кристина бы принарядилась, знай она заранее, что в то утро он появится в их доме на Шеллергассе и будет молча ожидать на каменных ступенях, пока она закроет огромный кованый засов входной двери. Рыжевато-коричневое шерстяное пальто до щиколоток, которое подарила девушке на Рождество обожаемая ею бабушка, было плотным и теплым, но жесткий воротник и потертые карманы напоминали о том, что его сшили из каретного одеяла.

Теперь, ведя Исаака через лес вниз по холму к яблоневым и грушевым садам, Кристина касалась пуговиц пальто, пробегала пальцами по его борту, чтобы удостовериться, что оно полностью скрывает старенькую одежду, надетую под ним. Сборчатые рукава и прошитый потайным швом подол ее детского платья были коротки, расстегнутый лиф тесно облегал груди, а сине-белая клеточка казалась слишком ребяческой. Серые чулки, поддерживаемые ремешками, пристегнутыми к нижней рубашке, мохнатились бесчисленными катышками и зацепками, оставленными шипастыми кустами и грубой корой деревьев. Но Кристина всегда так одевалась на прогулку, ведь до нынешнего дня она ходила в лес одна. Ей не приходилось беспокоиться о платье, когда она становилась на колени, чтобы сорвать укрытый под влажным папоротником гриб или, ползая по земле, собирала буковые орешки для приготовления растительного масла.