Исаак и его мать стояли плечом к плечу, бледные, исхудавшие, в черных пальто со звездами Давида, пришитыми к лацканам. Нина словно постарела на двадцать лет — вокруг глаз темные круги, седеющие волосы заплетены в спутанную косу. Исаак в серой фетровой шляпе, сильно отросшие волосы зачесаны назад, длинные пряди заложены за уши. Но хотя юноша сильно похудел, а глаза потемнели от тревоги, его красивое лицо было таким знакомым, что Кристина испытала нестерпимую душевную боль. Груз эмоций, который она несла последние годы — скорбь, злость, беспомощность, страх, — словно разом прокатился внутри грудной клетки и прорвался через ребра, вытесняя дыхание из легких и пытаясь вырвать сердце из груди. Девушка шагнула к возлюбленному, едва сдерживаясь, чтобы не броситься в объятия. И вдруг заметила у входной двери четыре упакованных чемодана.

— Вы уезжаете? — со страхом спросила она.

В это мгновение в конце холла появились герр Бауэрман и Габриелла. Их напряженные лица и желтые звезды на груди освещала единственная свеча в руках у Габриеллы. Увидев Кристину, девочка отдала свечу отцу, кинулась к гостье и радостно обвила руками ее талию. Герр Бауэрман задул пламя и сел на ступень лестницы, повесив голову. Кристина погладила Габриеллу по плечам и по макушке. Та вся дрожала.

— Нас переселяют, — пояснила фрау Бауэрман.

— Переселяют? — рыдание подступило к горлу Кристины. — Куда?

— Мы не знаем, — ответил Исаак. — За нами сегодня приедут. Тебе лучше уйти.

Глаза Кристины наполнились слезами.

— Пойдем со мной! — стала умолять она Исаака. — Мы снимем звезду, скажем всем, что ты мой двоюродный брат.

— Nein, — он сделал шаг в ее сторону. — Ничего не выйдет. Мы занесены в списки. Тебе не следовало приходить.

Он оторвал руки Габриеллы от талии Кристины и с непреклонным лицом тихонько подтолкнул возлюбленную к двери. Она уцепилась за его руки, силясь удержать их, пытаясь остановить его, прося не отталкивать ее. Но Исаак отдернул свои руки, словно она была прокаженная, каждое его уклончивое движение разрывало ей сердце.

— Bitte, позволь мне помочь, — дрожащим голосом увещевала она. — Ты спрячешься в нашем доме. Не дай им увезти тебя.

— Все будет хорошо, — уверял Исаак, мало-помалу двигая ее спиной вперед к двери. — Это ненадолго. Нас отправят на работу на военный завод. Помнишь, мы условились встретиться, когда все это кончится? Сейчас ты нужна своей семье, а я своей. Если мы не подчинимся, пиши пропало. Иди домой и береги себя.

Они уже стояли у самой двери, и Кристина прижалась к ней, тряся головой, слезы бежали по ее щекам. Исаак смотрел на свои башмаки, на мать, на стену — куда угодно, только не ей в глаза. Потом вдруг привлек девушку к себе, крепко стиснул сильными руками ее плечи и приникнул лицом к ее шее. Затем сделал порывистый вздох и, медленно выдыхая, долго держал Кристину в объятиях.

— Я люблю тебя, — прошептал он ей на ухо, — и всегда буду любить.

Он отпустил ее и отступил в сторону. Кристина почувствовала, что слабеет, словно он похитил все ее силы. Она метнулась к нему, протянула руки, страстно желая, чтобы он обнял ее снова. Но Исаак схватил ее за руку, рывком распахнул входную дверь и выставил ее на крыльцо. Дверь за ней захлопнулась.

Девушка бросилась назад и заколотила кулаками в дверь, но напрасно: он не впустил ее. В этот миг визг и рычание автомобиля, вывернувшего из-за угла в конце улицы, заставили ее обернуться. Военный грузовик с покрытым брезентом кузовом направлялся прямо к ней, на подножках висели эсэсовцы, вооруженные автоматами. Ослепнув от слез, Кристина сбежала с крыльца и помчалась по тротуару. Миновав два квартала, она, задыхаясь, перешла на шаг.

И тут увидела другой грузовик, набитый военными, который катился ей навстречу по булыжной мостовой. Кристина вытерла лицо, опасаясь привлечь слезами внимание. Не отрывая глаз от тротуара, она свернула налево, обошла угол каменного дома и столкнулась с гауптшарфюрером СС. Он был похож на черную стену. Серебряные череп и кости и сдвоенные руны на воротнике поблескивали на солнце. Кристина отпрянула назад, и эсэсовец схватил ее за запястье, готовый накостылять неуклюжему пешеходу. Обнаружив, что на него налетела девушка, он ослабил хватку и улыбнулся. Кристина взглянула ему в лицо. Голова у нее была тяжелая, в висках стучало.

— Милая фройляйн, — пробрюзжал офицер, — куда же вы так спешите?

— М-м-м… простите, герр гауптшарфюрер, — Кристина старалась не выдать голосом своего отчаяния. — Простите, что я на вас наскочила.

Она машинально вскинула руку и хотела было произнести обязательное приветствие, но офицер остановил ее, коснувшись локтя девушки затянутой в перчатку ладонью. Он оценивающе осматривал Кристину холодными голубыми глазами, двигая костлявой челюстью. Из-за его плеча скалился мясистыми губами, обнажая серые кривые зубы, грузный группенфюрер ОС.

— У вас что-то случилось? — осведомился гауптшарфюрер. — Я могу чем-то помочь?

— Nichts, герр гауптшарфюрер, — замотала головой Кристина. — Danke.

— Хорошенькая немецкая девушка, как вы, не должна плакать.

— Извините, мне надо домой, — Кристина обогнула офицеров. — Мама будет беспокоиться.

Ей показалось, что один из них протянул руку, чтобы удержать ее, но она пошла своей дорогой, удаляясь по тротуару.

— Фройляйн! — бесцветным голосом окликнул ее толстый группенфюрер. Кристина замедлила шаг, но продолжала свой путь.

Тогда он гаркнул:

— Фройляйн! — И она остановилась.

— Подойдите, bitte, — велел офицер.

Кристина сцепила руки перед собой, обернулась и медленно направилась назад к тому месту, где стояли эсэсовцы. Сердце ее колотилось со страшной силой.

— Герр группенфюрер?

— А скажите, фройляйн, — протянул офицер, заложив руки за спину, — как вас зовут?

— Кристина.

Он перекинулся взглядом с высоким офицером и оскалился, словно намекая тому на известную им обоим шутку, затем коснулся пуговиц на пальто девушки.

— А есть у вас жених, Кристина? — поинтересовался он.

— Ja.

— Славно. Не знаю, известно ли вам это, но СС нуждается в сильных красивых женщинах, таких как вы, чтобы рожать здоровых детей. Вы, конечно, слышали об этом? Преумножать арийскую расу — ваша святая обязанность.

— Ja! — с трудом выдавила из себя Кристина. — Фюрер уже говорил мне об этом.

Жирный группенфюрер закинул голову назад и заржал.

— Фюрер уже говорил ей! — гоготал он, потряхивая студенистым брюхом и толкая дружка в бок. — Фюрер говорил ей! И что еще наш фюрер поведал вам, фройляйн? Не поделился ли новой стратегией, благодаря которой он намеревается выиграть войну?

— Nein, — ответила Кристина. — Он сказал: я должна стремиться к тому, чтобы отечество мной гордилось. Вот почему мы с моим женихом собираемся пожениться как можно скорее.

— Ваш жених служит в вермахте, ja?

Девушка кивнула.

Откормленный задрал двойной подбородок и коснулся двух молний на лацкане:

— Видите это? Я служу в СС. А вы знаете, что для этого требуется доказать чистоту своей родословной аж с начала девятнадцатого века? О женщинах, которые отдают предпочтение эсэсовцам, хорошо заботятся! Гитлер даже награждает их медалями за рождение детей: бронзовой за троих, серебряной за пятерых, золотой за шестерых и больше. После победы мы станем элитой! — он наклонился вперед и стал обнюхивать шею девушки, глубоко втягивая ее запах, как голодный медведь принюхивается к зайцу, сидящему в трухлявом дереве. Кристина словно приросла к земле, ноги ее были как ватные, колени дрожали.

— Вы будете как сыр в масле кататься, — эсэсовец протянул руку, чтобы коснуться ее волос.

— Извините, герр группенфюрер, — проговорила Кристина. — Но мне срочно нужно домой. Моя мама захворала, и мне придется позаботиться о младших братьях и сестре. Боюсь, не подхватила ли она тиф.

Услышав слово «тиф», истинный ариец шарахнулся от девушки и вытер руку о галифе.