Она чувствовала себя ужасно неуютно: ее коробило от холодности и насмешливости Кейто — тот словно все время давал понять, что она чем-то перед ним провинилась. Но чем? Тем, что надела неподобающий костюм? Или тем, что рисковала жизнью — по его мнению, конечно, напрасно и легкомысленно? Но ведь она все же сумела предупредить об опасности. Хотя, разумеется, и без ее участия все окончилось бы точно так же. Впрочем, кто знает?

Когда Фиби и Кейто вошли в каюту и дверь за ними закрылась, она была уже не в состоянии сдерживать слезы и громко разрыдалась.

— Ну-ну, — сказал он примирительно, — что с тобой такое? Кто тебя так обидел? Ты не находишь, что муж, чьи слова не принимаются супругой во внимание, тоже имеет некоторое право обижаться?

— Я… я хотела, — ответила она сквозь слезы, — доказать, что достойна вашего доверия. Хотела помогать вам, участвовать в ваших делах. Хотя бы знать о них чуть больше. А вы… даже не удостоили меня вниманием!

— Господи, что ты себе вообразила? Да, конечно, ты разозлила меня тем, что за какие-то несколько месяцев нашей совместной жизни уже столько раз поступала по-своему. История с Мег, дружба, или как это назвать, с Брайаном. Погоня за мной почти до Хариджа. И вот теперь подвергнуть себя такой опасности здесь, в Роттердаме! А если бы Брайан чуть сильнее надавил кинжалом? Мне только чудом удалось выбить оружие из его рук.

Что-то в его тоне заставило ее поднять голову. Она увидела его глаза и прочла в них то, что ей было так необходимо: беспокойство, нежность, даже любовь.

Кейто привычным жестом пригладил волосы.

— Я до сих пор не совсем тебя понимаю, — продолжал он. — Но в этом еще одна грань твоего странного обаяния. Потому что я не всегда знаю, чего мне больше хочется: предаться с тобой любви или свернуть тебе шею за упрямство и своеволие. Одно я наверняка знаю: без тебя мне не жить.

Она открыла рот от удивления. Слезы удивительно быстро высохли. Такой формы признания в любви она не ожидала, его резкие слова звучали у нее в ушах нежнейшей музыкой.

— Вы только что сказали, — проговорила она окрепшим голосом, — о двух вариантах отношения ко мне. Я предпочитаю первый из них. А моя шея пускай остается в целости и сохранности, милорд.

С этими словами она призывно обняла его.

Вудсток, Оксфорд, ноябрь, 1646 года

— Посмотри, как я растолстела, Оливия!

В голосе Фиби звучала отнюдь не жалоба, а скорее удовлетворение, даже гордость, когда она произносила эти слова, стоя перед зеркалом, обхватив обеими руками свой округлившийся живот.

Оливия отвлеклась от письма, которое читала.

— Ты совсем не толстая. А лицо даже похудело.

— Правда? Пожалуй, ты права. Худоба мне идет, верно?

Она хмыкнула и подошла к окну.

— Порция пишет, что хочет приехать к нам на Рождество. С детьми. А Руфус опять отправится в Лондон. — Оливия сложила письмо.

— Вот и хорошо! — воскликнула Фиби. — Надеюсь, они пробудут до Крещения и тогда примут участие в нашем представлении. Я даже рада, что оно не состоялось летом. Тогда всем было бы не до него: ведь как раз в те дни шотландцы выдали короля парламенту, помнишь? И Кейто почти не бывал дома. А на двенадцатый день после Рождества, думаю, все будут в сборе.

— Значит, надо уже начинать репетиции, — озабоченно проговорила Оливия. — И подумать о к-костюмах.

— Ох, приехал Кейто! — воскликнула Фиби, отходя от окна. — Не думала я, что он так скоро вернется.

Подобрав юбки, она выскочила из комнаты и устремилась вниз по лестнице.

— Осторожнее… твой живот! — только и успела крикнуть Оливия.

Фиби промчалась мимо Биссета, уже открывшего входную дверь, подбежала к только что спешившемуся Кейто и, привстав на цыпочки, поцеловала его в уголок рта. Он ласково провел рукой по ее пышным волосам.

— Поспешил вернуться, — сказал он, — как только представилась возможность. Как себя чувствуешь?

— Прекрасно. Лучше, чем всегда.

Не скрывая счастливой улыбки, он внимательно посмотрел на жену. Применительно к Фиби можно было сказать, что беременность красит женщину. Ни сбившаяся прическа, ни оторванная пуговица на платье, ни чернильные пятна на пальцах не портили картины.

— Вы долго пробудете дома?

— Вряд ли, — ответил он. — И вы все поедете со мной.

— Куда?

— В Хэмптон-Корт, резиденцию короля, где мне предстоит вести переговоры с его советниками.

— Ой, а как же мое представление? Я так надеялась устроить его здесь в канун Крещения! И Порция хотела приехать.

— Устроишь там. Руфус тоже приглашен на переговоры, так что вы с ней встретитесь в Хэмптон-Корте. Это совсем недалеко от Лондона, тоже на берегу Темзы.

— Вы не шутите? Мы сможем сыграть там мой спектакль?

— Да, и в роли королевы-девственницы будет беременная актриса, — сказал Кейто с улыбкой.

— Королеву Елизавету будет играть Порция, — решительно сказала Фиби.

— А кому же тогда выпадет роль сэра Дадли? Не мне ли?

— Нет! — с той же решительностью повторила Фиби. — Если не я королева, то пусть ее возлюбленного играет Руфус. Я его уговорю.

Они стояли уже возле дверей кабинета.

— Если позволишь мне пройти в комнату, — сказал он, — и войдешь сама, я покажу предназначенный тебе подарок.

— Как мило! Так давай быстрее! Где он?

— Здесь.

Кейто похлопал по карману куртки. Преувеличенно осторожно он вытащил оттуда аккуратный пакет из вощеной бумаги и вручил Фиби.

— Что это?

— Посмотри сама.

Она разорвала обертку и застыла, не веря своим глазам. В ее руках была книжечка в кожаном переплете, с золотым тиснением на обложке и корешке. И в том и в другом месте блестящие буквы складывались в ее имя и фамилию. Она раскрыла книгу и на веленевой бумаге узнала строки, написанные недавно ее рукой. Этой самой, с чернильными пятнами на пальцах!

— Моя пьеса! — воскликнула она. — Ее напечатали!

— Да, у лондонского типографа, — сказал Кейто, любуясь ее смятением.

— Но как… откуда он ее взял?

— Из моих рук, дорогая.

— А вы откуда? Я храню рукопись в малой гостиной. Она и сейчас там, я недавно видела.

— Грешен, Фиби, признаюсь. Чтобы сделать тебе подарок, мне понадобилась помощь Оливии. Она охотно переписала всю твою пьесу от начала до конца. К счастью, ей удалось разобрать твой почерк.

— И вы все время молчали и ничего не говорили мне! Я была уверена, вас не интересует моя писанина.

— Скажу честно, так оно и было. До поры до времени. Но потом я показал ее знающим людям в Лондоне.

— Кому?

— Неплохим поэтам. Джону Мильтону и Флетчеру.

— Им понравилось? — с замиранием в голосе спросила Фиби.

Кейто иронически, как он это умел, улыбнулся.

— Они вынуждены были признаться в этом. Правда, неохотно. Особенно мистер Мильтон. Никак не мог смириться с мыслью, что какая-то женщина осмелилась вторгнуться в его царство поэзии. Но и он процедил, что у тебя есть интересные строфы, прекрасные обороты речи, или как это у вас называется.

— Когда мы едем?

Фиби все вертела в руках свою книгу, глядя на нее с некоторым недоверием.

— Да хоть сейчас. Надеюсь, ты не разродишься в дороге?

Он произнес это как бы шутя, но в голосе его звучала тревога.

Фиби с трудом отвела глаза от книги и сказала:

— Нужно попросить Мег быть повивальной бабкой. Больше я никого не знаю.

— Пусть, если хочет, — сказал Кейто, — едет с нами.

— И ее черный кот тоже.

— Что? — удивился Кейто. — А, ну да, конечно. И все остальные люди или животные, которые тебе нужны для полного комфорта.

Фиби уколола его ирония, но совсем чуть-чуть; она уже поняла, что он за человек и как к ней относится. Повернувшись к нему боком, она спросила:

— Я ужасно толстая, верно? Не удивлюсь, если у меня будет сразу два мальчика. А вы что думаете?

Она смотрела на него ясным детским взглядом, ожидая ответа.

— Мне вполне достаточно одного ребенка, — тихо произнес он, убирая с ее лица прядь волос. — И по правде говоря, милая, — добавил он еще тише, — ты настолько дорога мне, что я не променяю тебя на целый выводок сыновей.