Дитрик подумал, что это может быть портретом императора. Он ничего не успел спросить, как перед ними открылась дверь и оттуда вышел римский солдат — офицер в латах, украшенных серебром, и в шлеме, на котором были укреплены пушистые перья, которые волновались при каждом шаге. У него было лицо вандала.

Увидев их, он остановился и резко спросил по-латыни, а потом на языке германцев:

— Кто вы такие? Куда вы идете?

— Посмотреть римлян, — ответил ему Такс на германском и улыбнулся, показав клыки.

— Куда ты идешь? У тебя такая красивая шапка!

Яя насмешливо захихикал. У вандала раздулись ноздри и показалась белая полоска вокруг рта. Он отступил и что-то выкрикнул по-латыни, не сводя взгляда с Такса. Тот ткнул Яя локтем в ребра. Яя что-то шепнул и быстро посмотрел на Дитрика.

Вандал сказал:

— Он хочет знать твое имя, свинья.

Такс направился к двери. Вандал одним движением двинулся в сторону, чтобы преградить ему путь. Тогда Такс втянул голову между плеч и положил руку на пояс, туда, где находился его нож. Вандал просто нависал над ним и в своей кольчуге выглядел раза в два больше него. Дитрик выступил вперед, но Яя отшвырнул его в сторону.

— Назад, мальчишка!

Сквозь дверь Дитрик услышал голоса, что-то спрашивавшие, и потом по плиточному полу зашлепали шаги. Такс и вандал ходили друг возле друга кругами, как псы, готовящиеся к драке. На полу между ними показалась тень. Кто-то выходил из двери.

— Такс, — произнес мужчина, стоящий в дверях. Он повернул голову и сказал:

— Эдеко, это Такс.

Вандал немного успокоился и опустил руки. Он посмотрел на дверь и, не сказав ни слова, пошел по коридору. Гунн, стоявший в дверях, позвал их внутрь. Он улыбнулся и отошел в сторону, чтобы пропустить их. Все вошли в ярко освещенную комнату.

Дитрик никогда не видел такой комнаты. Даже дворец кагана нельзя было сравнить с ней по богатому убранству и роскоши. Нет, подобную красоту нельзя было сравнить ни с чем. На стенах были изображены сцены борьбы между людьми. Фигуры были больше нормального человеческого роста. В металлических рамках с потолка свисало множество свечей. В середине комнаты находился длинный стол, покрытый тканью, вышитой красными нитками и золотом. Тарелки и кувшины были из чеканного серебра. Посредине стола стояла ваза с огромным букетом цветов. Цветы зимой!! По одну сторону стола на низких стульях и кушетках сидели римляне. Они были настоящими римлянами, а не готами и вандалами из гарнизона, которые пытались перенять их обычаи. Их кожа казалась чистой и тонкой, как стекло. Они сидели с достоинством, как благородные мужи.

С другой стороны стола сидели два гунна. Один из них был человек, пригласивший их в комнату. И еще там сидел Орестес, римский советник кагана. Вокруг стола двигались рабы, которые держали в руках кувшины с длинными горлышками. Дитрик наблюдал за ними. Один из них поднял кувшин над чашей и налил красного вина. Все смотрели на него. И Такс, и остальные слуги, ожидавшие своей очереди прислуживать за столом. Дитрик отвел взгляд.

— Такс, — сказал один их гуннов. — Садись. Кто… О, это же Яя. Но…

Такс схватил Дитрика за руку и подтолкнул его вперед.

— Это — сын Ардарика, короля гепидов. Дитрик, а это — Эдеко.

Он легонько потряс Дитрика.

Эдеко был молод и красив и одет в красную тунику. У него было круглое привлекательное лицо, как это бывало у некоторых гуннов. Он нахмурился.

— Я очень хорошо знаю короля Ардарика. Садись. Такс, это ты командуешь эскортом, который каган прислал за мной?

Такс сел на скамью с той стороны стола, где сидел Эдеко. Дитрик сел рядом с ним. Раб принес им серебряные чаши и наполнил вином. Яя сел между Эдеко и Таксом. Дитрик поднял чашу и поверх нее смотрел на римлян.

Их одеяния были белыми, как соль. Вырез у шеи вышит золотыми нитями. На пальцах — кольца, а на руках — браслеты, звеневшие, как маленькие колокольчики. Они даже пахли по-другому, чем германцы или гунны… Как мыло, как должны пахнуть чистые и хорошие вещи. Подобно одежде, черты их лиц были более утонченными, чем у гуннов или германцев. Они сидели, сдвинув вместе ноги и скрестив руки. И хотя они поворачивали головы и поднимали руки, чтобы взять пищу или поднять чашу с вином, Дитрику показалось, что они вообще не двигались.

Они говорили на латыни, и Дитрик не понимал их. Когда римлянин, которого прервали, когда они вошли в комнату, закончил свою речь, ему ответил Эдеко, но его голос был грубым, как у Яя. Он казался взволнованным и беспокойным, и ему не нравился тот римлянин, с которым он разговаривал. Такс и Яя тихо спорили по поводу качества вина — было ли оно лучше или хуже, чем то, которое каган получил от римлян из Нового Рима год назад. Они мешали Дитрику слушать, говоря у него над ухом и отвлекая, и он начал злиться.

Когда Эдеко кончил говорить, один из римлян сказал что-то спокойным голосом. Он говорил как бы сквозь нос, и его голос был тонким и неприятным. Другой римлянин более молодой, у которого было больше волос на голове, нахмурился и сказал что-то, словно укоряя его. Дитрик пораженно уставился на Эдеко. Гунн весь сжался и в упор смотрел на римлян, его руки вцепились в край стола.

Такс тихо заметил:

— Римлянин сказал, что мы не должны сравнивать нашего кагана, который всего лишь человек, с их императором, который является богом.

Эдеко поднялся. Его голос дрожал от ярости. Римлянин с гнусавым голосом начал что-то говорить, но молодой римлянин положил ему на плечо руку, и тот замолчал. Такс с интересом наблюдал за Эдеко. Эдеко пинком откинул назад стул и, развернувшись на каблуках, пошел к двери.

Такс заметил:

— Если их император был бы человеком и к тому же гунном, он бы не стал платить золото кагану.

Он заглянул к себе в чашу и позвал раба.

Гунн, впустивший их, захохотал и посмотрел на римлян. Яя пьяно усмехнулся. Такс протянул чашу рабу. Молодой римлянин обернулся к скамье, где сидели слуги, позвал:

— Виджилас!

Один из сидевших встал и подошел. Наклонившись, он что-то прошептал ему. Спокойное усталое лицо римлянина осенила улыбка. Он внимательно посмотрел на Такса.

На другом конце стола Орестес наклонился вперед и заговорил с римлянами, при этом он тоже улыбался. Яя стукнул Такса в бок, расплескивая вино из чаши.

— О чем они говорят? Такс начал слушать.

— Если бы император был гунном, он был бы Аттилой. Он покачал головой:

— Они не должны говорить такие вещи. Это — оскорбление нашему кагану.

Римлянин с гнусавым голосом что-то небрежно промолвил и поднял руку вверх. Орестес улыбнулся так, как иногда улыбался Такс, показав все зубы. Дитрику не нравилось смотреть на него.

Лицо и руки у него были как у римлянина, но манеры — как у гуннов, словно в нем жили две души. Ардарик как-то сказал, что Орестес позабыл Христа, и сейчас в Хунгваре, в своем доме, исполнял страшные и отвратительные ритуалы.

Такс сказал:

— Теперь римлянин делает вид, что он ничего такого не сказал, и просит, чтобы кто-нибудь вернул обратно Эдеко. Он сказал, что если нам придется вместе ехать в Хунгвар, то следует оставаться друзьями.

Такс обратился к Орестесу, и тот ответил ему одним словом.

Такс сказал:

— Имя этого римлянина — Максиминус.

При звуке своего имени гнусавый римлянин отвернулся. Орестес что-то сказал по-гуннски Таксу. Тот встал и вышел из комнаты. Видимо, чтобы найти Эдеко. Орестес положил руки перед собой на столе, переплел пальцы и что-то сказал римлянам, продолжая улыбаться своей вечной насмешливой улыбкой.

Максиминус, римлянин с гнусавым голосом, резко откинул голову назад и покраснел, но молодой человек твердо нажал ему на плечи и спокойно заговорил с Орестесом, потом вежливо ему поклонился. Гот, сидевший среди римлян, фыркнул. Орестес откинулся назад и уставился в пол. Яя еле-еле успевал переводить взгляд с Орестеса на римлян и обратно. Потом он с надеждой посмотрел на Дитрика:

— Ты понимаешь? Дитрик покачал головой.