Утром Монидяк нашел мертвого Яя у загона для лошадей с ранами в груди и на спине. Они отнесли его в юрту для мертвецов, где Юммейк стала готовить его к погребению. Не было украдено ни одной лошади, и ничего не пропало с тела Яя.

Монидяк сказал:

— У него было много врагов. Но неужели они воспользовались похоронами кагана, чтобы расправиться с ним.

Такс смотрел на Юммейк, склонившуюся к телу Яя. Она тихо плакала. Ее руки мягко касались и гладили его руки и ноги.

Такс отвернулся и ничего не сказал. Солнце ярко светило, и ветерок был теплым, но ему было холодно.

Юммейк сказала, что он ей не нужен, и Такс взял лошадку и поехал мимо частокола кагана в направлении к стоянке гепидов. По дороге он проехал мимо погребального костра. Каган уже полностью сгорел, и огонь начал постепенно тухнуть. Кости кагана собрали и положили в золотую шкатулку. На равнине осталась кучка пепла, которую ветер разносил в разные стороны. На всех углах платформы возвышались подставки для факелов.

Вокруг костра равнина была вся отбита, и образовался круг, по которому одновременно могла скакать дюжина лошадей.

Проезжая мимо заграждения, Такс слышал и видел, как за ним идет бешеная деятельность. Все упаковывали и грузили на мулов и на телеги, чтобы вывозить отсюда. Куда? Эллак, Денгазич и остальные станут решать, куда именно. Такс проехал но небольшому спуску к реке и отправился вдоль берега через высохшее болото к стоянке гепидов. Земля образовала небольшой холм, он остановился на вершине и взглянул через реку на лагерь.

Лагерь стал совсем небольшим. Сначала Такс не поверил своим глазам, но потом взглянул еще раз. Стало гораздо меньше домиков, особенно на дальнем конце. Он подумал, не там ли Яя нашел своих германцев, как рыбу в запруде, которую следовало прирезать. Но гепиды, видимо, уехали из лагеря. Ночью они все собрали, сложили домики и отправились подальше отсюда. В лагере было мало людей, и Такс не видел женщин и детей.

Такс немного понаблюдал за гепидами. Он уже понял, что они не станут следовать за Эллаком, но его поразило, что они смогли так быстро уехать со стоянки. Такс решил поехать и поискать Дитрика, потом передумал, потом ему опять захотелось поехать… Но в конце концов он развернул лошадку и поехал к лагерю хунну.

Трубач сидел рядом с юртой и пил из чаши, украшенной змеями снаружи и изнутри. Его жены суетились вокруг него, вбегали в юрту и выбегали из нее. Такс оставил лошадку подальше, чтобы не поднимать пыль вокруг шамана. Когда жены увидели его приближение, они скрылись внутри кибитки. Трубач продолжал сидеть и пить из чаши. Такс сел рядом и ждал, пока тот обратится к нему.

Трубач молчал, и Такс откашлялся и произнес:

— Хороший день.

Трубач поставил на землю чашу, и Такс увидел, что в ней бульон. Шаман сложил руки на груди и посмотрел на Такса.

— Ты уже третий человек, который приезжал сегодня ко мне и начинал разговор с того, что сегодня хороший день. Как может быть хорошим день, когда кости Аттилы захоронят в землю? Почему бы тебе не сказать что-то, что я не могу знать?

— Кто еще был здесь?

— Я тебе этого не должен говорить, но я тебе все равно скажу, потому что меня это волнует. Сначала приезжал Эдеко, твой начальник караула. Он спрашивал меня, чья магия сильнее — Эллака или Денгазича. Вторым приехал Денгазич с вопросом, стоит ли ему следовать за Эллаком, или делать то, что он сам считает нужным. А теперь вот приехал ты. Я надеюсь, что у тебя есть более умный вопрос.

— Почему они спрашивают у тебя о таких вещах? — пораженно спросил Такс.

— Именно поэтому меня все и волнует. Что тебе нужно? Такс облизал губы.

— Ты знаешь, что Яя мертв.

— Нет. Яя из хунну Шаев, или Яя из клана Мишниги?

— Мой друг Яя, который вместе со мной был в охране кагана. Яя из клана Мишниги.

— Тц-ц-ц, я и не знал.

— Его убили. Мы нашли его сегодня утром недалеко от лошадей. Но ничего не пропало и ни одну лошадь не угнали. На нем было много ран, и из некоторых не шла кровь.

Трубач свистнул и уставился куда-то позади Такса.

— Угу.

— И еще. Гепиды покидают свою стоянку ночью. Не все сразу, а понемножку. Забирают лошадей и все остальное. Мне кажется, что в лагере уже не осталось женщин и детей.

— Да. Расскажи мне о Яя. Такс сгорбился.

— Я его видел ночью, и он кое-что мне сказал…

Такс все рассказал Трубачу — о словах Яя и о том, что он сам видел, — Яя был весь покрыт кровью.

Трубач опустил голову и продолжал посвистывать, вперив глаза куда-то вдаль. Женщины вышли из кибитки и занялись огнем, на котором варился котелок с мясом. Трубач перевел взгляд на Такса.

— Это, конечно, работа для шамана, в отличие от того, о чем меня спрашивали Денгазич и Эдеко. Ты молодец, что обо всем мне рассказал. Теперь послушай меня. Сегодня мы положим кагана в могилу. Но ночью ты должен приехать сюда с конем для меня и со своими вещами, и мы с тобой отправимся на юг. Не волнуйся о них. — Он жестом показал на своих жен. — Они могут вернуться в свои семьи, где о них станут лучше заботиться, чем это делал я… Мне кажется, что это будет моя последняя работа в качестве шамана.

— Что случилось? — спросил его Такс.

— Ничего, кроме того, о чем мы и раньше догадывались. Каган как-то…

Трубач потянул себя за нижнюю губу.

— В мире всегда за все существует расплата, и хорошо, когда она приходит разом за все. Приезжай сюда ночью.

Он поднялся, вошел в кибитку и закрыл за собой дверь.

Такс уехал не сразу, делая вид, что по-другому завязывает свои сапоги, но Трубач больше не вышел к нему. Наконец Такс сел на черную лошадку. Юммейк следовало помочь с похоронами Яя — Монидяк оставался в заграждении вместе с Эдеко. Но Такс не сразу вернулся в юрту мертвых. Он проехал мимо лагеря у реки, надеясь, что сможет увидеть там Дитрика.

Вдоль реки на высохших болотах играли дети хунну. Их крики и смех разносились по долине. Такс выехал на самое высокое место на берегу реки и попытался что-либо разглядеть в лагере гепидов. Летний ветерок поднимал пыль с высохших болот, и она, как пелена, заслоняла ему стоянку гепидов. Все было коричневого цвета и увядшим, даже деревья на берегу реки. Такс долго оставался на холме. Он уже не надеялся увидеть Дитрика, а только удивленно наблюдал за гепидами. Наконец он вернулся в свой лагерь.

Когда он подъехал к кибитке Яя, там уже был Монидяк. Он сидел и ел. Такс вошел и сел у огня. Воздух внутри застоялся, и пахло очень неприятно. Яя находился в другой юрте, но Юммейк пришла оттуда и складывала его вещи в мешки. Она не переставая плакала и время от времени шмыгала носом, потому что у нее здорово из него текло. Такс поставил на огонь чашу с похлебкой, а потом поел густую похлебку с помощью пальцев.

— Ну, — сказал Монидяк. — Тебе не интересно узнать, чем занимается Эдеко?

Такс хмыкнул. Он поставил пустую чашку и вытер руки об одежду.

— Чем занимается Эдеко?

— Он разговаривает со Скоттасом и Орестесом и его братом, Константиусом, Фергой и Миллисисом, со всеми, кто имеет какой-то вес. Эллак пытался заставить их, чтобы они провозгласили его каганом, но они отказались сделать это, — голос у Монидяка был весьма торжественным. — Эллак не станет каганом, так же, как и Денгазич. Все изменилось. Все будет теперь по-новому.

Такс подумал о том, что гепиды покидают Хунгвар. В жаркой затхлой юрте его кожа покрывалась липкой пленкой пота.

— Как насчет германцев?

— Что? А-а-а. Им теперь не придается никакого значения. Когда мы разберемся с собственными делами, мы их притащим обратно.

Вожди германцев из всех племен и кланов собрались в Хунгваре на свадьбу и оказались на похоронах кагана. Теперь они все уехали, рассеявшись по всему миру.

Такс заметил:

— Они к нам теперь никогда не вернутся. Нового кагана не будет.

— Но… Он нам и не нужен. Будет совет вождей хунну… Такс покачал головой.