Небо позади нас освещали отблески горевшего флота Сигурда. Не все корабли загорелись, и, не сомневаюсь, что воины Фритхофа спасут один-два, а то и больше, из ада, разверзнувшегося ночью. Они хотели бы преследовать нас, именно поэтому Яркая Птица полыхала, дрейфуя позади.

Драккар развернулся по течению, языки пламени раскачивались внутри его стройного корпуса. Корабль в конце концов затонет, дым сменится паром, и обломки, надеюсь, перекроют фарватер. Я помахал рукой Фритхофу и рассмеялся. Сигурд будет в ярости, когда поймет, что его обманули, и не просто обманули, а оставили в дураках. Его драгоценный флот превратился в пепел.

Позади река отсвечивала красным, а впереди серебрилась в лунном свете. Нас быстро несло течением, и хватало всего полудюжины весел, чтобы держаться на курсе. Я правил к внешней стороны излучин, где река была глубже, и все время с опасением ждал зловещего толчка киля об ил, но боги были на нашей стороне, и Детище Тюра быстро ускользал от гигантского зарева, стоявшего над Снотенгахамом.

Мы двигались быстрее любой лошади, поэтому я и купил корабль, чтобы совершить побег, и у нас было огромное преимущество перед любой лодкой, которая попыталась бы преследовать нас. Какое-то время Яркая Птица дрейфовала неподалеку, затем, спустя час, корабль остановился, хотя пламя еще полыхало над излучинами. Затем и оно угасло, и я предположил, что корабль затонул, и надеялся, что его обломки перекроют русло. Мы продолжали путь.

- Чего мы добились, господин? - спросил Осферт. Он стоял подле меня, на маленькой палубе, на корме Детища Тюра.

- Мы оставили Сигурда в дураках, - сказал я.

- Но он не дурак.

Я знал, что Осферт недоволен. Он не был трусом, но он подобно своему отцу считал, что в войне побеждает ум, и человек должен обдумывать путь к победе. Однако война, как правило, связана с эмоциями.

- Я хочу, чтобы датчане боялись нас, - сказал я.

- Они и так боятся.

- А теперь боятся еще больше, - сказал я. - Ни один датчанин не может напасть на Мерсию или Уэссекс, зная, что его дом в безопасности. Мы показали, что можем пробираться вглубь их земель.

- Или мы разбудили в них жажду мести, - предположил Осферт.

- Мести? - спросил я. - Ты думаешь, что датчане собирались оставить нас в покое?

- Я боюсь, что они нападут на Мерсию, - ответил он, - из мести.

- Букингаам сгорит, - сказал я, - но я приказал всем оставить большой дом и уйти в Лунден.

- Правда? - удивленно спросил Осферт, затем нахмурился. - Тогда дом Беорнота тоже сгорит.

Я рассмеялся и коснулся серебряной цепи на шее Осферта.

- Хочешь поспорить на эту цепь? - спросил я.

- Почему Сигурд не сожжет поместье Беорнота?

- Потому что Беорнот и его сын - люди Сигурда.

- Беорнот и Беортсиг?

Я кивнул. У меня не было доказательств, лишь подозрения, но земли Беорнота, настолько близкие к датской Мерсии, оставались неразграбленными, что предполагало какое-то соглашение. Как я подозревал, Беорнот был слишком стар для бедствий непрекращающейся войны и договорился о мире, а его сын был недоволен и полон ненависти к западным саксам, которые, по его мнению, отобрали независимость Мерсии.

- У меня нет доказательств, - сказал я Осферту, - но я их достану.

- Даже если и так, господин, - осторожно сказал он, - чего мы достигли? - указал он на затухающие всполохи в небе.

- Помимо того, что разозлили Сигурда? - спросил я, навалившись на рулевое весло и направляя Детище Тюра по внешней стороне длинного изгиба реки. Небо на востоке посветлело, небольшие облачка ярко вспыхивали в лучах еще скрытого солнца. Пасущийся скот смотрел нам вслед. - Твой отец, - сказал я, зная, что эти два слова раздражают его, - в течение всей моей жизни держал датчан в страхе. Уэссекс - это крепость. Но ты знаешь, чего хочет твой отец.

- Все земли, где звучит английская речь.

- А этого не получишь, построив крепость. Датчан не победишь, просто защищаясь от них. Ты должен атаковать, а твой отец никогда не атаковал.

- Он посылал корабли в Восточную Англию, - проворчал Осферт.

Альфред и в самом деле однажды отправил экспедицию в Восточную Англию, чтобы наказать датчан короля Эорика, грабивших Уэссекс, но его корабли мало чего добились.

Западные саксы строили большие корабли, но их осадка была слишком глубокой, чтобы подниматься по рекам, и воины Эорика попросту уходили на мелководье, флот Альфреда обозначал угрозу, а затем уплывал прочь, хотя угрозы было достаточно, чтобы убедить Эорика соблюдать договор между Уэссексом и его королевством.

- Если мы хотим объединить саксов, - сказал я, - то это не с помощью кораблей. Это произойдет при помощи стен из щитов, копий, мечей и резни.

- И с Божьей помощью, - добавил Осферт.

- Даже с ней, - сказал я, - и твои брат знает это, и твоя сестра знает это, и они будут искать кого-то, кто построит эту стену из щитов.

- Тебя.

- Нас. Вот потому мы и сожгли флот Сигурда, чтобы показать Уэссексу и Мерсии, кто может вести их. Я хлопнул Осферта по плечу и улыбнулся.

- Я устал от того, что меня зовут щитом Мерсии. Я хочу быть мечом саксов.

Альфред, даже если был еще жив, умирал. А я только что присвоил себе его амбиции.

Мы сняли голову орла, чтобы не показаться враждебными, и под лучами восходящего солнца скользили по Англии.

Я бывал в землях датчан и видел места, состоящие лишь из песка и тонкого слоя почвы и, хотя не сомневаюсь, что у них есть земли и получше, чем те, что я видел, но, сомневаюсь, что они лучше, чем та земля, через которую молчаливо проплывал Детище Тюра. Река несла нас мимо тучных полей и дремучих лесов.

Течение волочило свисающие ветки ивы вниз. Выдры крутились в воде и извиваясь убегали от нашей тени. Камышовки громко щебетали на берегу, где первые ласточки собирали грязь для своих гнезд. Лебедь зашипел на нас, расправив крылья, а мои воины зашипели в ответ, и это их позабавило.

Деревья, разбросанные среди лугов, желтых от первоцветов, покрылись свежей зеленой листвой, а в проплывающих мимо лесах дразнились колокольчики. Именно это привело датчан сюда, а не серебро и не рабы, даже не репутация, именно земля: тучная, богатая, плодородная земля, на которой произрастали урожаи и человек мог прокормить семью, не опасаясь голода.

Маленькие дети пропалывали сорняки на полях и прерывались, чтобы помахать нам. Я видел большие дома и деревни, стада и отары, и знал - вот настоящее богатство, влекущее людей из-за моря.

Мы ждали преследователей, но не видели их. Мы гребли, хотя я берег силу воинов, используя только полдюжины весел с каждой стороны, чтобы корабль продолжал гладко продвигаться вниз по реке.

Кружились жирные поденки, рыбы всплывали покормиться, а длинные водоросли колыхались под водой. Детище Тюра миновал Гегнесбург, и я вспомнил, что Рагнар убил тут монаха. Это был город, в котором выросла жена Альфреда, задолго до того, как пришли датчане и захватили его.

В городе имелась стена и частокол, но оба в плохом состоянии. Большая часть частокола отсутствовала, видимо, жители использовали дубовые бревна для строительства, а земляная стена обвалилась в канаву, за которой стояли новые дома.

Датчан это не беспокоило - здесь они чувствовали себя в безопасности. Враги не появлялись на протяжении жизни целого поколения, и судя по степени обеспокоенности, враги не придут никогда - мужчины кричали нам приветствия.

На пристани Гегнесбурга стояли только торговые корабли, круглобокие и медленные. Мне стало интересно, есть ли у города новое датское имя. Здесь Мерсия, но она давно стала датским королевством.

Мы весь день шли на веслах, пока не достигли устья Хамбра, и перед нами распростерлось море, темнеющее по мере того, как позади нас заходило солнце. Мы установили мачту, и для этого потребовалась сила всех людей на борту, мы закрепили конопляные снасти на бортах и подняли рею с парусом.

Полотно вспучилось под юго-западным ветром, снасти натянулись и заскрипели, корабль накренился, и я почувствовал удары первых волн, почувствовал, как Детище Тюра затрепетал от этих первых ласк. Мы заняли все весла и налегли, борясь с приливом в устье, двигаясь на восток в темнеющую ночь.