- Что следует сделать, - заметил я, - так это задушить маленьких бастардов.

- Боже! - Осферт был потрясен.

- Но они этого не сделают. Твоя семья никогда не была достаточно безжалостна.

Дождь усилился, капли ударялись по черепице и соломе, из которых была сделана крыша дворца. Не было ни луны, ни звезд, только облака во тьме и проливной дождь, а ветер вздыхал о покрытой лесами башне новой церкви Альфреда.

Я пошел к обители Святого Хедда. Стража ушла, в проходе было темно, я стучал в дверь монастыря, пока не дождался ответа.

На следующий день короля со его кроватью переместили в больший зал, в котором Плегмунд со своими приспешниками хотели вынести мне приговор. Корона лежала на постели, в ее сверкающих изумрудах отражался огонь, наполнивший комнату дымом и теплом.

В помещении было полно народа и воняло мужским телом и разлагающейся королевской плотью. Там был епископ Ассер, а также Эркенвальд, но архиепископ, очевидно, нашел себе еще какое-то занятие, которое отвлекло его от присутствия у короля.

Здесь находилось и множество западно-саксонских лордов. Одним из них был Этельхельм, чья дочь должна была выйти замуж за Эдварда.

Мне нравился Этельхельм, стоящий позади Элсвит, жены Альфреда, которая не знала, что возмущает ее больше - мое существование или странная истина - что Уэссекс не признает ее ранг.

Она злобно меня рассматривала. Дети жались у нее по бокам. Этельфлед в свои двадцать девять была старшей, затем шел ее брат Эдвард, потом Этельгифу и младший, Этельверд, шестнадцати лет.

Эльфтрит, третьей дочери Альфреда, здесь не было, потому что она была замужем за королем за морем, во Франкии. Над головой моего дорогого старого друга отца Беокки, ныне согбенного и седого, возвышался Стеапа.

Брат Джон и его монахи тихо пели. Не весь хор состоял из монахов, там были и мальчики в бледных полотняных одеждах, и я с изумлением узнал в одном из них своего сына Утреда.

Должен признаться, я был плохим отцом. }Я любил двух своих младших детей}, но мой старший, который по семейной традиции унаследовал мое имя, был загадкой. Вместо того, чтобы учиться искусству битвы на мечах или управляться с копьем, он стал христианином.

Христианином! И теперь вместе с другими мальчиками церковного хора он пел как птенчик. Я глазел на него, но он упорно избегал моего взгляда.

Я присоединился к олдерменам, которые стояли с одной стороны зала. Они вместе с церковным руководством составляли королевский совет, витан, и им было что обсудить, хотя никто не проявлял никакого энтузиазма.

Участок земли был отдан монастырю, а каменщикам, работавшим над новой церковью Альфреда, была назначена оплата. Человек, который не смог выплатить штраф за свое преступление, неумышленное убийство, был прощен, потому что хорошо послужил воинам Веостана при Бемфлеоте.

Кое-кто посмотрел в мою сторону, когда была упомянута эта победа, но никто не спросил, помню ли я этого человека. Король почти не принимал в этом участия, лишь поднимал свою изнуренную руку в знак согласия.

Все это время служитель стоял за столом и писал манускрипт. Поначалу я подумал, что он записывает происходящее, но двое других служителей со всей очевидностью занимались именно этим, в то время как человек за столом главным образом переписывал что-то из другого документа.

По-видимому, он прекрасно понимал, что все взгляды обращены на него, его лицо покраснело, хотя, может быть, это был просто жар от огня. У епископа Ассера был сердитый вид. Элсвит выгялдела так, как будто была готова убить меня от злости, но отец Беокка улыбался.

Он дернул головой в мою сторону, и я ему подмигнул. Этельфлед это заметила и улыбнулась так озорно, что я понадеялся на то, что ее отец этого не увидел. Ее муж стоял не так далеко от нее и, как и мой сын, упорно избегал встречаться со мной взглядом.

Затем, к своему изумлению, я увидел Этельволда, стоящего в глубине зала. Он вызывающе посмотрел на меня, но не выдержал моего взгляда и опустил голову, чтобы поговорить со своим спутником, которого я не узнал.

Какой-то человек пожаловался, что его сосед, олдермен Этельнот, забрал поля, которые ему не принадлежат. Король прервал жалобу, прошептав что-то епископу Ассеру, который объявил решение короля.

- Ты полагаешься в качестве судьи на аббата Осбурха?

- Да.

- А ты, лорд Этельнот?

- С радостью.

- Тогда аббат выяснит, где установлены границы согласно записям, - заявил Ассер, и служащие записали его слова, а совет перешел к обсуждению других дел, и я заметил, как Альфред устало посмотрел на человека, копирующего документ за столом.

Человек закончил, потому что он посыпал пергамент песком, подождал пару мгновений и затем сдул песок в огонь. Он сложил пергамент и написал что-то на обратной стороне, затем снова посыпал песком и сдул его. Через секунду служащий принес свечу, воск и печать.

Законченный документ отнесли к постели короля, и Альфред, сделав большое усилие, написал свое имя и затем кивком головы приказал епископу Эркенвальду и отцу Беокке поставить свои подписи в качестве свидетелей того, что он только что подписал.

Совет затих, когда это было сделано. Я предположил, что это было завещание короля, но как только на воск была поставлена большая печать, король кивнул мне.

Я подошел к его ложу и преклонил колени.

- Я раздаю небольшие подарки на память, - сказал Альфред.

- Ты всегда был щедр, мой король, - я солгал, но что еще можно сказать умирающему?

- Это для тебя, - продолжал он, и я услышал, как Элсвит резко выдохнула, когда я взял только что написанный пергамент из рук ее мужа. - Прочти это, - сказал он, - ты еще можешь читать?

- Отец Беокка хорошо меня учил, - ответил я.

- Отец Беокка все делает хорошо, - сказал король, а затем простонал от боли, монах подошел к его постели и протянул кубок.

Король начал пить, а я читать. Это была хартия. Служащий скопировал большую ее часть, чтобы все хартии были похожи друг на друга, но от этой у меня перехватило дыхание. Он даровал мне земли, и дар не сопровождался никакими условиями, как когда Альфред однажды дал мне владения в Фифхэдене.

Хартия полностью передавала земли во владение мне и моим наследникам, или тому, кому я сам пожелал бы их отдать, в ней были тщательно описаны границы, и длина этого описания подсказала мне, что мои владения весьма обширны.

Там была река, рощи и луга, деревни и дом под названием Фагранфорда, все это в Мерсии.

- Эти земли принадлежали моему отцу, - сказал Альфред.

Я не знал, что ответить, разве что пробормотать благодарности.

Немощная рука вытянулась в мою сторону, и я пожал ее. Я поцеловал рубин.

- Ты знаешь, чего я хочу, - сказал Альфред. Моя голова склонилась над его рукой. - Земля даруется без условий, - произнес он, - и принесет тебе богатство, большое богатство.

- Мой король, - сказал я дрожащим голосом.

Его слабые пальцы сжали мою руку.

- Дай и мне кое-что взамен, Утред, даруй мне мир до того, как я умру.

И я сделал то, чего он хотел, чего я не желал делать, но он умирал и был так щедр под конец, да и как можно осуждать человека, который доживает последние дни?

Так что я пошел к Эдварду и преклонил перед ним колено, и я вложил в его руки свои и дал клятву верности. И некоторые в зале хлопали, а другие стояли в полном молчании.

Этельхельм, главный советник в витане, улыбнулся, потому что он знал, что я буду биться за Уэссекс.

Мой кузен Этельред пожал плечами, потому что знал, что никогда не провозгласит себя королем Мерсии пока я выполяняю волю Альфреда, а Этельволд, должно быть, думал о том, сможет ли он когда-нибудь захватить трон Альфреда, если ему придется пробивать себе путь через Вздох Змея.

Эдвард поднял меня на ноги и обнял.

- Спасибо, - прошептал он. Это было в среду, день Одина, в октябре, десятом месяце года 899.

Следующий день принадлежал Тору. Дождь безостановочно лил из огромных туч, пролетающих через Винтанкестер.