- Вы поклянетесь на суде? - спросил он двоих мужчин.
- Да! - сказал один из торговцев.
- Вы расскажете, что случилось, и дадите клятву?
- Он должен возместить нам убытки!
- Лорд Утред, - обратился ко мне Веостан, - вы приведете свидетелей, чтобы оспорить их показания?
- Да, - ответил я, но упоминания моего имени было достаточно, чтобы унять воинственный настрой мужчин.
Они посмотрели на меня секунду, затем один из них пробормотал, что Халфдан всегда был сварливым дураком.
- Значит, вы не будете давать клятву на суде? - спросил Веостан, но двое мужчин уже отказались от своих слов. Они убежали.
Веостан ухмыльнулся.
- Я должен, - сказал он, - арестовать тебя за убийство.
- Я ничего не сделал, - сказал я.
Он посмотрел на покрасневший клинок Вздоха Змея.
- Я вижу это, господин, - произнес Веостан.
Я склонился над телом Халфдана и разрезал тунику, под которой обнаружил кольчугу и, как и ожидал, кошель на поясе.
Как раз на него напоролся поначалу мой нож, кошель был набит монетами, в основном золотыми.
- Что мы будем делать с рабами? - громко поинтересовался Веостан.
- Они мои, - сообщил я, - я только что их купил, - я вручил ему кошель, забрав оттуда несколько монет. - Этого должно хватить на дубовые бревна для частокола.
Он посчитал монеты и выглядел довольным.
- Ты - ответ на мои молитвы, господин, - сказал он.
Мы отвели рабов в таверну нового города, саксонского поселения, лежащего к западу от римского Лундена. Монет, которых я забрал из кошелька Халфдана, хватило на еду, эль и одежду.
Финан поговорил с мужчинами и посчитал, что полдюжины из них станут хорошими воинами.
- Если нам когда-нибудь снова понадобятся воины, - ухмыльнулся он.
- Ненавижу мирное время, - сказал я, а Финан засмеялся.
- Что будем делать с остальными? - спросил он.
- Отпусти мужчин, - предложил я, - они молоды и смогут выжить.
Мы с Луддой говорили с девушками, а отец Кутберт просто смотрел на них во все глаза. Он был очарован темнокожей девушкой, чье имя было Мехраса.
Она выглядела старшей из шестерых, ей было лет шестнадцать-семнадцать, а остальным на три-четыре года меньше.
Как только они поняли, что в безопасности или, по крайней мере, им не угрожает опасность в ближайшее время, они начали улыбаться.
Две были саксонками, которых захватили на побережье Кента франкские налетчики, а две были из Франкии.
И еще была таинственная Мехраса и больная девушка из Фризии.
- Девушки из Кента могут отправиться домой, - сказал я, но остальных отведите в Фагранфорду.
Я разговаривал с Луддой и отцом Кутбертом.
- Выберете двоих и обучите всему, что они должны уметь. Оставшиеся двое могут работать на сыроварне или на кухне.
- С удовольствием, господин, - сказал отец Кутберт.
Я посмотрел на него.
- Если ты будешь обращаться с ними неподобающе, - заявил я, - я тебя накажу.
- Да, господин, - скромно ответил он.
- А теперь иди.
Я послал Райпера с дюжиной воинов защищать девушек в поездке, но мы с Финаном остались в Лундене.
Я всегда любил этот город, это было самое лучшее место для того, чтобы узнать, что происходит по всей Британии.
Я поговорил с торговцами и путешественниками и даже прослушал одну из бесконечных проповедей Эркенвальда, не потому, что нуждался в его совете, а чтобы услышать, о чем церковь рассказывает людям.
Епископ был умелым проповедником, в его послании содержалось именно то, чего хотел архиепископ Плегмунд. Это был призыв к миру, чтобы дать церкви время обратить язычников.
- Мы были подавлены войной, - Сказал Эркевальд, - мы тонули в слезах вдов и матерей. Каждый человек, убивающий другого, разбивает сердце матери.
Он знал, что я был в церкви, и уставился в темноту, туда, где стоял я, затем указал на новую роспись на стене, которая изображала Марию, мать Христа, рыдающую у подножия креста.
- Какую вину пришлось нести этим римлянам, какую вину мы несем, когда убиваем! Мы дети Господа, а не овцы на заклание.
Было время, когда Эркенвальд проповедовал резню, побуждая нас уничтожить датстких язычников, но приход 900 года каким-то образом убедил церковь предписать нам мир, и казалось, что их молитвы были услышаны.
В приграничных землях иногда угоняли скот, но ни одна армия датчан не пришла, чтобы завоевать нас.
Позже этим летом мы с Финаном поднялись на борт кораблей Веостана и спустились вниз по реке к ее широкому устью, где я провел так много времени.
Мы подошли близко к Бамфлеоту, и я увидел, что датчане не попытались восстановить форт, а в Хотледж Крик не было кораблей, хотя мы заметили почерневшие остовы тех кораблей, которые мы там сожгли.
Мы прошли дальше на восток, где Темез расширялся до великого моря, и направили лодку по мелководью в Скеобириг, еще одно место, где отряды датчан любили устраивать засады на торговые суда, идущие в Лунден и из него, но бухта была пуста.
То же самое было и на южном берегу устья реки. Никого, только птицы и мокрая грязь.
Мы прошли на веслах вверх по излучине реки Медуэй до бурга Хрофесеастр, где я увидел, что деревянный частокол на огромном земляном валу сгнил, как и лунденский, но большая куча свежих дубовых бревен давала понять, что кто-то собирается починить укрепления.
Мы с Финаном спустились на берег у верфи рядом с римским мостом и прошли в дом епископа около большой церкви.
Управляющий поклонился, а когда услышал мое имя, не посмел попросить у меня меч. Он провел нас в уютную комнату и велел слугам принести еды.
Епископ Свитвульф со своей женой прибыли час спустя. Епископ выглядел обеспокоенным, он был седым, с вытянутым лицом и дрожащими руками, а его жена была миниатюрной и нервной.
Она, должно быть, поклонилась мне раз десять перед тем как сесть.
- Что привело тебя сюда, господин? - спросил Свитвульф.
- Любопытство.
- Любопытство?
- Мне интересно, почему датчане ведут себя так тихо, - сказал я.
- Это божья воля, - робко произнесла жена епископа.
- Потому что они что-то планируют, - сказал Свитвульф. - Никогда не доверяй датчанину, когда он молчит, - он взглянул на жену. - Разве на кухне не нужны твои советы?
- На кухне? О! - она встала, на мгновение поколебалась и удалилась.
- Почему датчане ведут себя тихо? - спросил меня Свитвульф.
- Сигурд болен, - предположил я, - у Кнута дела у северных границ.
- А Этельволд?
- Напивается в Эофервике, - сказал я.
- Альфреду нужно было его удавить, - прорычал Свитвульф.
Я потеплел к епископу.
- Ты не проповедуешь мир, как остальные? - спросил я.
- О, я проповедую то, что мне велят, - ответил он, - но также углубляю ров и отстраиваю стену.
- А олдермен Сигельф? - поинтересовался я. Сигельф был олдерменом Кента, одним из главных военноначальников этой области и видным лордом.
Епископ бросил на меня подозрительный взгляд.
- А что с ним?
- Я слышал, что он хочет стать королем Кента.
Свитвульфа это заявление застало врасплох. Он нахмурился.
- Его сын думал об этом, - сказал он осторожно, - но не думаю, что Сигельф считает так же.
- А Сигебрит ведет переговоры с датчанами, - заявил я. Сигебрит, который сдался мне около Скиребурнана, был сыном Сигельфа.
- Ты знаешь об этом?
- Я знаю об этом, - сказал я. Епископ замолчал. - Что происходит в Кенте? - спросил я, но он по-прежнему молчал. - Ты же епископ, твои священники рассказывают тебе всякое. Так скажи мне.
Он все еще колебался, но потом как будто прорвало плотину, он рассказал мне обо всех несчастьях Кента.
- Когда-то у нас было собственное королевство, - сказал он. - Теперь Уэссекс обращается с нами как с мусором. Посмотри, что случилось, когда высадились Хэстен и Харальд! Защитили ли нас? Нет!
Хэстен высадился на северном побережье Кента, а ярл Харальд Кровавая Борода привел больше двух сотен кораблей к южному побережью, где взял приступом недостроенный бург и устроил резню, а потом распространил эту оргию пожаров, убийств, порабощения и грабежей по всей округе.