– А как насчет вашего пари с мисс Адамс?

– Пари с мисс Адамс? С Карлоттой Адамс? Какое она имеет к этому отношение?

– Вы отрицаете, что предлагали ей десять тысяч долларов за то, чтобы она явилась в дом к вашему дяде под видом Сильвии Уилкинсон?

Рональд вздрогнул.

– Предлагал ей десять тысяч долларов? Чушь! Над вами кто-то подшутил. Откуда мне было взять десять тысяч? Боюсь, что вы слышали звон... Что, она сама это утверждает? Ах черт... забыл. Она ведь умерла.

– Да, – тихо сказал Пуаро, – она умерла.

Рональд смотрел то на него, то на Джеппа. От его спокойствия не осталось и следа. Он побледнел, в глазах у него заметался испуг.

– Не понимаю, – пробормотал он. – Но я сказал вам сущую правду. Конечно, вы мне не верите, никто из вас...

И тут, к моему изумлению, Пуаро сделал шаг вперед.

– Ошибаетесь, – произнес он. – Я вам верю.

Мы вернулись домой.

– Но почему... – начал я.

Обе руки Пуаро, бешено вращаясь, взлетели в воздух. Своей эксцентричностью этот жест превзошел все, которые я наблюдал прежде.

– Умоляю вас, Гастингс, не сейчас, не сейчас!

И, схватив шляпу, он нахлобучил ее себе на голову так, будто никогда не слыхал о методе и порядке, и вылетел на улицу. Через час, когда пришел Джепп, его все еще не было.

– Малыш гуляет? – поинтересовался Джепп.

Я кивнул.

Джепп уселся в кресло и вытер платком лоб. День был жаркий.

– Скажите, капитан, какая муха его укусила? – спросил он.

Я чуть со стула не упал, когда ваш дружок промаршировал к нему и сказал: «Я вам верю». Как в мелодраме! Хоть убейте, не пойму! Я признался, что понимаю не больше, чем он.

– А потом повернулся и вышел, – не мог успокоиться Джепп. – Вам-то он что сказал?

– Ничего, – ответил я.

– Совсем ничего?

– Абсолютно ничего. Когда я хотел его спросить, он только помотал головой, и я решил, что лучше подождать до дома. Но когда мы вернулись сюда, он мне двух слов сказать не дал. Замахал руками, схватил шляпу и был таков.

Мы взглянули друг на друга, и Джепп многозначительно постучал себя пальцем по лбу.

– Тронулся... – шепнул он.

В кои-то веки я готов был с ним согласиться. Джепп и раньше частенько поговаривал, что Пуаро, как он выражался, «того», правда, в тех случаях, когда просто не понимал, к чему тот клонит в своих рассуждениях. Но теперь и я вынужден был признать, что не понимаю Пуаро. «Того» он или не «того», но он сделался подозрительно непоследовательным. Не успела его же собственная теория с блеском подтвердиться, как он от нее отказался.

Это могло обескуражить даже самого горячего его поклонника. Я удрученно покачал головой.

– Он всегда был со странностями, – продолжал Джепп. – Все видел по-своему. Он гений, не спорю, но недаром говорят, что все гении ненормальные и в любую минуту могут совсем рехнуться. Ему хочется, чтобы все было трудно. Простой случай ему не годится, он хочет мучиться. Он слишком далек от реальности и все время играет сам с собой в какую-то игру. Как старушка, которая раскладывает пасьянс. Если он не сходится, она начинает передергивать. А с ним наоборот. Он передергивает, если пасьянс слишком быстро сходится. Чтобы было потруднее! И докажите мне, что я не прав.

Я не нашелся что ему возразить. Я был слишком взволнован и расстроен, чтобы спокойно рассуждать, тем более что и мне самому поведение Пуаро казалось странным. А поскольку я был очень привязан к моему эксцентричному другу, я волновался гораздо больше, чем могло показаться со стороны.

Мрачное молчание было прервано появлением Пуаро. Я с радостью отметил, что теперь он был совершенно спокоен. Аккуратно сняв шляпу, он положил ее вместе с тростью на стол и уселся на свое обычное место.

– Вы здесь, дорогой Джепп. Какая удача! Я как раз думал о том, что должен как можно скорее повидаться с вами.

Джепп молча смотрел на него, так как понимал, что это всего лишь вступление, и ждал продолжения. Оно не заставило себя ждать.

– Ecoutez[53], Джепп, – спокойно произнес Пуаро. – Мы не правы. Мы все не правы. И как это ни тяжко, нужно признать, что мы совершили ошибку.

– Не волнуйтесь, Пуаро, – примирительно сказал Джепп.

– При чем здесь волнение? Я глубоко удручен.

– Чем? Тем, что этот молодой человек понесет заслуженное наказание?

– Нет. Тем, что я внушил вам эту идею. Да-да, я, Эркюль Пуаро! Я привлек ваше внимание к Карлотте Адамс, я посоветовал выяснить, о чем она писала сестре. Я направлял каждый ваш шаг!

– Эти шаги я предпринял бы и сам, – брюзгливо отозвался Джепп. – Вы всего лишь немного меня опередили.

– Cela ce peut[54]. Но меня это не утешает. Если мои идеи нанесут вам – вашей репутации – вред, я себе этого никогда не прощу!

Джепп слушал его с веселым изумлением, и мне показалось, что он углядел в высказываниях Пуаро не слишком благородные мотивы. Он подозревал, что Пуаро завидует ему, столь удачно разрешившему сложную задачу!

– Не волнуйтесь, – повторил он. – Я не стану скрывать, что кое-чем обязан вам в этом деле.

И он подмигнул мне.

– Оставьте! Я за похвалами не гонюсь! – Пуаро даже языком прищелкнул от нетерпения. – Более того, хвалить здесь некого и не за что. У вас под ногами пропасть, и виноват в этом я, Эркюль Пуаро!

Он замолк с выражением глубокого горя на лице. Джепп не выдержал и расхохотался во все горло. Пуаро надулся.

– Простите, мсье Пуаро – Джепп вытер глаза. – Но у вас такой вид, будто наступил конец света. Давайте не углубляться. Я все беру на себя. Процесс будет шумным, тут вы правы. Но будьте уверены, я сделаю все, чтобы этого молодчика признали виновным. Не исключено, конечно, что умный адвокат спасет его светлость от виселицы, – присяжные у нас сердобольные. Но и в этом случае мне хуже не станет. Всем будет ясно, что мы поймали убийцу, а повесят его или нет – это уж другое дело. А если вдруг в суд явится младшая помощница горничной, зарыдает и скажет, что убила она, – что ж, я выпью таблетку и не буду жаловаться на вас. Вот так.

Пуаро смотрел на него с тихой грустью.

– Как вы уверены! Как вы всегда уверены! Вы никогда не сомневаетесь, никогда не спрашиваете себя: а прав ли я? Никогда не размышляете, не говорите себе: это слишком просто!

– И прекрасно себя чувствую! А вот вы, простите за резкость, каждый раз слетаете на этих вопросах с катушек. Почему дело не может быть простым? Что в этом плохого?

Пуаро вздохнул и безнадежно покачал головой.

– C'est fini![55] Я больше ничего не скажу.

– Вот и хорошо! – с облегчением произнес Джепп. – Вернемся к нашим баранам. Хотите, расскажу, чем я занимался?

– Разумеется!

– Я нанес визит достопочтенной Аделе, и она слово в слово повторила рассказ его светлости. Может быть, они работают в паре, но сомневаюсь. Скорее всего он ее обманул. К тому же она в него явно влюблена. Вся затряслась, когда узнала, что он арестован.

– Правда? А секретарша – мисс Кэррол?

– Вроде бы не особенно удивилась. Хотя кто ее знает...

– А жемчуг? – спросил я. – Выдумка это или правда?

– Чистая правда. Он отнес его в заклад на следующее утро. Но сути это не меняет. Я думаю, что он решился на убийство в театре. Он был в отчаянии, не знал, как поступить, и в тот момент, когда он увидел свою двоюродную сестру, у него в голове возник план. В принципе он был к нему готов – вот почему у него оказался ключ. Я не верю, что он его «вдруг» нашел и «машинально» положил в карман. Так вот, он говорит с кузиной и понимает, что ее тоже можно использовать, чтобы подтвердить потом свою невиновность. Он строит ей глазки, намекает на жемчуг, она ловится на эту удочку, и они уезжают из театра. Как только она заходит в дом, он следует за ней и прямиком направляется в библиотеку. Возможно, лорд Эджвер задремал в кресле. Как бы то ни было, он расправляется с ним в течение нескольких секунд и выходит в холл. Наверное, он хотел опередить свою кузину и выйти из дома раньше ее, чтобы она застала его на улице, у такси. Таксист тоже мог не заметить, что он заходит в дом, они ведь подъехали с противоположной стороны, и таксист сидел спиной к дому. Для него наш герой делал вид, что прогуливается туда-сюда в ожидании дамы.