— Даже так? Но тогда, милый мой Батгейт, вам не о чем волноваться.

— Я знаю. Но мне очень страшно делается при мысли, что они еще могут вам ляпнуть. Они просто ненормальные.

— Пока что, за исключением нескольких излишне экстравагантных поступков, они вели себя далеко не как сумасшедшие. Может быть, в их поведении присутствовал оттенок безответственности, но, учитывая, что им приходится действовать под неусыпным оком полиции, они сумели врать весьма последовательно, выказав поразительную виртуозность. Они далеко не дураки!

— Аллейн, — попросил Найджел, — вы позволите мне быть с вами? Я не претендую на то, что разбираюсь в вашем деле. «Я только ваш Ватсон» — вот мое кредо. Но… но мне хотелось бы присмотреть за Миногами.

— Мне кажется, вам не следовало бы этого делать. Мы же не знаем…

— Говорю вам, что готов рискнуть. Я только прошу вас разрешить мне делать то, что я уже делал вместе с вами раньше. Я буду собирать материал для газеты. Они дали мне карт-бланш в этом смысле. Фрида отметила, что для меня это хорошая пожива. Так оно, увы, и есть, — честно добавил Найджел. — Лучше я, чем другие, в конце концов.

— Можете остаться, если хотите, но если мы окажемся в конечном итоге по разные стороны барьера, то…

— Я знаю, что вы хотите сказать, и убежден, что это совершенно невозможно.

— Значит, вы хотите остаться?

— Да.

— Ладно! — разрешил Аллейн. — Джибсон! — Дверь открылась. — Я готов видеть лорда Чарльза.

Аллейн уже привык к походке лорда Чарльза. Она живо напоминала ему о его собственной юности. Между 1919 и 1920 годами жадный взгляд юного Аллейна следил за стройными фигурами во фраках, которые изящно двигались по извилистым коридорам дипломатии. Эти фигуры двигались походкой лорда Чарльза Минога, и Аллейн невольно подумал, не был ли он тогда среди них. Лорд Чарльз вошел в столовую, вынимая на ходу монокль. В нем ощущалась какая-то домашняя торжественность, на лице застыло вежливо-настороженное выражение. Он был одним из тех белокурых мужчин, у которых трудно определить возраст. Где-то, подумал Аллейн, между сорока пятью и пятьюдесятью.

— Вам будет приятно услышать, сэр, — начал Аллейн, — что на сегодня мы практически закончили.

— Конечно, — ответил лорд Чарльз. — Замечательно. Привет, Найджел. Вы остались с нами? Это хорошо.

— Батгейт попросил, чтобы ему разрешили быть пресс-атташе, — объяснил Аллейн. — Разумеется, если вы не возражаете.

— Вы не будете возражать, Чарльз? — спросил Найджел. — Как вы знаете, я Ватсон при Аллейне. Конечно, если вы скажете, что вам это не улыбается, я мгновенно испарюсь.

— Нет-нет, — ответил лорд Чарльз. — Оставайтесь, конечно. Мы же сами вам предложили. Боюсь, Аллейн, что вы пришли к выводу, что мы совершенно неординарная семейка.

Старая песня, подумал Аллейн. Все Миноги словно сговорились подчеркивать свою эксцентричность.

— Мне кажется, сэр, — ответил он, — что это весьма разумное предложение. Батгейт очень талантливо исполняет роль связного между прессой, вами и полицией.

Ответа на это не последовало. Найджел заерзал, лорд Чарльз сидел по-прежнему абсолютно невозмутимо. Аллейн заговорил снова:

— Там, где речь идет о ваших собственных передвижениях по дому, у нас нет вопросов. Вы не выходили из гостиной с того момента, как приехал лорд Вутервуд, и до того, как вернулся лифт и было обнаружено происшествие.

— Так и было. Все это время я находился в гостиной.

— Да. Теперь же я должен задать вам несколько вопросов относительно вашего разговора с лордом Вутервудом, когда остальные оставили вас вдвоем.

Лорд Чарльз положил правую руку на край стола, так что кисть свободно повисла. Левую руку он сунул в карман брюк. Он выглядел так, словно собрался позировать модному художнику.

— Видите ли, Аллейн, — начал он, — из того, что мне сказала моя тетя Кит, и из моих собственных рассказов вам и мистеру Фоксу вы уже, должно быть, поняли, для чего сегодня приезжал мой брат. Я оказался в отчаянно затруднительном финансовом положении и попросил своего брата о помощи. Это и составило содержание нашей беседы. Мои ужасные дети сообщили мне, что подслушивали нас. Несомненно, они весьма колоритно должны были пересказать вам нашу беседу.

— Я бы хотел услышать ваш собственный рассказ о ней, сэр.

— Вот как? Хорошо. Я рассказал Габриэлю, как обстоят дела, и он… он прочел мне весьма неприятную нотацию. Я полностью ее заслужил. Не знаю почему, но у меня никогда не получалось вести дела. Мне кажется, я мог бы оправдываться тем, что мне всегда ужасно не везло. Совсем недавно мне казалось, что все идет очень и очень многообещающе. Я вступил в дело с опытным партнером, но, увы, он потерял рассудок и э-э… оказался настолько глуп, что застрелился.

— Сэр Дэвид Стейн?

— Да-да, — ответил сэр Чарльз, широко раскрыв глаза. — Вы его знали?

— Я помню это дело, сэр.

— А-а… Ну да, конечно. Очень печально, а для меня — катастрофа.

— Надо полагать, вы все это объяснили лорду Вутервуду?

— Да-да. Разумеется, он бранил меня за все это. В самом деле, мы сначала очень ругались. Так всегда бывало. Габриэль сперва ругал меня на чем свет стоит, мы оба начинали сердиться, но потом, бедняга, он всегда приходил на помощь.

— На сей раз он тоже пришел на помощь?

— Он не выписал мне чека на месте, — проговорил лорд Чарльз. — Он никогда не поступал так. Наверное, он хотел, чтобы я не спал всю ночь, думая о том, какой я негодный человек.

— Но он обещал вам помочь? Последовала секундная пауза.

— Да, — ответил лорд Чарльз.

Карандаш Аллейна шуршал по бумаге. Аллейн перевернул страницу, разгладил ее и посмотрел на лорда Чарльза. Ни лорд Чарльз, ни Найджел не шевельнулись, но Найджел прочистил горло и вынул портсигар.

— Он обещал, — спросил Аллейн, — совершенно недвусмысленно и определенно заплатить ваши долги?

— Ну, не совсем такими словами. Он пробормотал, что ему придется, как всегда, вытаскивать меня из беды… чтобы я ждал, он мне сообщит… и все в таком духе.

— Понимаю. Лорд Чарльз, как вы уже знаете, ваши дети лежали в углу столовой и подслушивали вашу беседу. Предположим, я сказал бы вам, что они не услышали этого обещания вашего брата, что бы вы в таком случае мне ответили?

— Я бы не удивился ни в малейшей степени. Они и не могли его слышать. Габриэль при этом отошел в дальний конец комнаты и пробормотал его так, словно ему наполовину было стыдно участвовать в таком деле. Я едва сам расслышал, о чем идет речь.

— Тогда, допустим, я сказал бы вам совершенно противоположную вещь: что ваши дети ясно и отчетливо слышали, как их дядюшка громко обещал вам помощь. Вы стали бы утверждать, что они лгут?

— Кто-то мне говорил, — произнес лорд Чарльз, — что офицерам полиции запрещено расставлять ловушки свидетелям.

— Офицеры полиции не имеют права соблазнять свидетелей завуалированными обещаниями и пугать замаскированными угрозами, — пояснил Аллейн. — Это не одно и то же, сэр. Я уверен, вы знаете, что имеете право не отвечать на этот вопрос, если не хотите.

— Могу только повторить, — почти беззвучно проговорил лорд Чарльз, — что он обещал мне помочь и я считаю маловероятным, что они слышали это обещание.

— Понятно, — отозвался Аллейн, продолжая писать. Найджел наклонился через стол, предлагая лорду Чарльзу сигарету. Лорд Чарльз не изменил своей красивой позы. Он выглядел совершенно спокойным и, казалось, прекрасно отдавал себе отчет, в каком он окружении, и все-таки не заметил жеста Найджела. Было что-то странное в его внезапно обнаружившейся рассеянности. Найджел коснулся его руки своим портсигаром. Лорд Чарльз вздрогнул, резко отдернул руку и с извинениями взял сигарету.

— Мне кажется, на этом почти все, — сказал Аллейн. — Есть только небольшой момент, связанный с появлением в гостиной ваших трех старших сыновей после того, как оттуда ушел лорд Вутервуд. В каком порядке они появились?