— Близнецы пришли первыми. Генри — секундой или двумя позже.

— Как долго его не было, сэр? Минуту? Две минуты?

— Никак не больше чем две минуты. Мне кажется, никто не произнес ни слова, прежде чем появился Генри.

— Вы не сразу сообщили им, что лорд Вутервуд обещал вывести вас из трудностей?

— Нет, не сразу. Я все еще чувствовал унижение от нотаций своего брата.

— Ах да, — вежливо сказал Аллейн. — Разумеется. Это все, сэр, благодарю вас. Мне очень неприятно, но я должен буду пока оставить двух-трех человек в квартире на всякий случай.

— Но завтра нам можно будет выходить из дому?

— Разумеется. Ведь вы не собираетесь покидать Лондон?

— Нет.

— Предварительное слушание состоится в понедельник. Сэр, не могли бы вы сообщить мне имена поверенных в делах лорда Вутервуда?

— Криссоэт. Они были нашими поверенными в течение нескольких поколений. Наверное, придется позвонить старому Криссоэту.

— Тогда действительно на этом все. — Аллейн встал. — Мы попросим вас подписать завтра утром ваши показания в перепечатанном виде. Большое вам спасибо, сэр, за то, что вы так долготерпеливо сносили нашу полицейскую рутину.

Лорд Чарльз не поднялся с места. Он посмотрел на Аллейна снизу вверх, и на его лице читалось сомнение.

— Собственно говоря, Аллейн, — начал он, — есть одна вещь, которая меня очень беспокоит. Диндилдон, горничная моей невестки, вы знаете, только что пришла в столовую в безумном волнении. Оказывается, моя невестка, которая, как мы полагали, мирно спала в постели моей жены, теперь проснулась и пришла в ужасное состояние. Она говорит, что ей немедленно понадобилось что-то из ее дома на Браммелл-стрит и что найти это может Диндилдон, и только Диндилдон. Какое-то патентованное средство или что-то в этом роде. Только ведь ваши люди не разрешают никому покидать квартиру. Я это сказал Диндилдон, и она ушла, чтобы через несколько минут вернуться и сказать, что ее светлость выскочила из постели и начала одеваться, а сиделка с ней не может справиться. Сиделка утверждает, что не может в одиночку справиться с такой пациенткой. Мы уже позвонили, чтобы прислали вторую сиделку, но теперь Диндилдон, которая согласна и дальше сотрудничать с сиделками, явно перепугалась.

Все это очень досадно, я понимаю, но Имоджин и я уже полностью вымотаны и находимся на грани безумия.

Я не стану притворяться, что мы все будем очень огорчены, если простимся с бедной Вайолет, но мы все-таки считаем, что если вы отпустите ее сегодня домой, то с ней в этом мавзолее на Браммелл-стрит должен быть кто-нибудь, кроме сиделки и слуг. Имоджин говорит, что готова ехать с ней вместе, но я ее не пущу. Она совершенно измучена, а где она будет спать, если Вайолет останется в этой квартире, я себе совершенно не представляю. Я… видите ли, это дело зашло так далеко, что мы больше не можем вынести. Простите, не могли бы вы нам помочь в этом вопросе?

— Думаю, могу, — ответил Аллейн. — Мы можем перевезти леди Вутервуд в ее дом. Нам придется послать туда кого-нибудь подежурить, но это легко устроить.

— Я в высшей степени рад.

— А как насчет того, чтобы поехал кто-то еще? Кого вы предлагаете?

— Видите ли, — лорд Чарльз потер затылок, — Робин Грей… мисс Роберта Грей, вы знаете… она очень любезно вызвалась поехать с ней.

— Довольно юная опекунша, — Аллейн приподнял бровь.

— Да-да, конечно… Но она весьма ответственная и собранная молодая дама, и она сама сказала, что ей это не трудно. Моя жена предлагает, чтобы Нянюшка поехала с ней и составила ей компанию. Я хочу сказать, что с ней все будет в порядке. Две квалифицированные сиделки и Диндилдон, которая, невзирая на все свои страхи, настаивает, что с ее госпожой все будет в порядке, если только она примет это свое патентованное лекарство. Видите ли, Фрид — моя старшая дочь — не оправилась от этого потрясения, а Плюшка — Патриция — еще слишком мала. А мы считаем, что ехать с ней должна женщина… судя по тому, как развиваются события. Видите ли, сиделка говорит, что она не может взять на себя ответственность, если, кроме Диндилдон, не будет второй сиделки. Поэтому мы подумали, что если Робин… то есть, конечно, с вашего одобрения.

Аллейн вспомнил серьезное лицо сердечком, бледное, с огромными серыми глазами. Он вспомнил свою собственную фразу «отважная маленькая лгунья». Но ему не было, собственно, дела до того, кого Миноги отправляли на Браммелл-стрит для соблюдения приличий. Может быть, оно и лучше, что это будет маленькая новозеландка, которая наверняка не участвует в этой трагикомедии, разве что в роли доверенного лица и некритичного почитателя семьи.

Со смутным беспокойством Аллейн согласился, что мисс Грей и нянюшка Бернаби поедут в такси на Браммелл-стрит. Что леди Вутервуд, Диндилдон и двух сиделок отвезет на машине Хихикс, а в качестве полицейского эскорта поедет Джибсон. Лорд Чарльз поспешил организовать переезд. Найджел с сомнением поглядел на Аллейна, пробормотал что-то о том, что вернется через пару секунд, и выскользнул следом за лордом Чарльзом. Аллейн, оставшись один, начал беспокойно расхаживать по столовой. Когда Фокс вернулся, Аллейн немедленно сунул ему под нос запись своей беседы с лордом Чарльзом.

— Вы только посмотрите, — сказал он. — Или, вернее, лучше не смотрите. Я вам сам скажу. Он заявил, что, когда они ушли в дальний конец комнаты, его брат обещал ему помочь, но очень тихим голосом. Утверждает, что никто из его драгоценного выводка не мог этого слышать. Он попался. Ведь не мог же он знать, что они мне тут наболтали. Я его поймал, Братец Лис.

— Что ж, ловко и аккуратно, — заметил Фокс, просматривая записи.

— Да, но, черт побери, это в конце концов может оказаться правдой. Они все могли врать, но он мог сказать и правду. Только почему-то я готов поклясться, что и он лгал.

— Я точно знаю, что он лгал, — отозвался Фокс.

— Неужели?!

— Да, сэр. Я говорил с горничной.

— С горничными, Фокс, — от души восхитился Аллейн, — вам нет равных. И что она сказала?

— Она все время была в кладовой, — сообщил Фокс, вылавливая из карманов блокнот и очки. — Дверь кладовой была открыта, и она слышала почти все, что говорилось между братьями. Я заставил ее признаться, что она выскользнула в коридор и подслушала большой кусок разговора. Я спросил ее, не слышали ли прочие слуги того, что говорилось в гостиной, но она сказала, что все прочие слуги будут держаться заодно с семьей. Ей же объявили об увольнении, поэтому ей наплевать. Довольно мстительная девица, невзирая на красивые формы.

— Очень мило, — ответил Аллейн. — Продолжайте. Как ее зовут?

— Пупкорн ее зовут, сэр. Кора Пупкорн. Она говорит, что оба джентльмена страшно разгорячились и разговор зашел о том, что его светлость лишит своего брата в завещании всего, чего только можно. Пупкорн говорит, что ругались они ужасно. Что его покойная светлость обозвал его теперешнюю светлость всеми бранными словами, начиная от паразита и кончая негодяем. Сказал, что готов видеть его в сточной канаве, но ни пенни больше ему не даст. Тут, говорит она, его нынешняя светлость потерял терпение и они оба стали страшно кричать, пока мальчик — мистер Майкл — не вошел в гостиную со свертком. Когда Пупкорн увидела мистера Майкла, она притворилась, что чистит что-то в автомате с газировкой, который стоит в коридоре. Мальчик вошел в гостиную, братья опомнились и больше не сказали ни слова. Покойный почти сразу же вышел оттуда. А у самых дверей он, по словам Пупкорн, очень тихо и злобно сказал: «Это наш последний разговор. Если вы еще раз приползете, скуля о помощи, я приму меры юридического характера, чтобы избавить себя от вас». Пупкорн, сэр, — сказал Фокс, глядя на Аллейна поверх очков, — крутилась возле автомата с газированной водой в коридоре. Она утверждает, что слышала, как его нынешняя светлость сказал: «А я бы очень хотел избавиться от тебя, будь то с помощью законных или незаконных средств!»

— Батюшки! — ахнул Аллейн.

— И я то же самое говорю, сэр, — сказал Фокс.