— Сколько их? — спросил комендант.

— Шестьдесят девять, — ответил сержант.

— Семьдесят, — поправил комендант. — Один в бараке, ищет очки. Сходи-ка за ним.

Сержант бросился к бараку и… через минуту вернулся с перекосившимся лицом.

— Что? Что случилось? — набросился на него комендант.

— Он… Он… — махнул рукой сержант и, прикрыв рот рукой, шагнул за угол.

Комендант решительно направился к бараку, шагнул в широкую дверь и наткнулся на чьи-то болтающиеся ноги. Брезгливо оттолкнул их, но тут же в неподдельном ужасе прижался к стене. В проеме двери раскачивался ставший необычайно длинным инженер. Он повесился на брючном ремне.

— Снять, — вытирая холодный пот, приказал комендант.

Пленные бросились к бараку, кто-то перерезал ремень, и труп рухнул на закованные в американские наручники руки русских людей… А потом его положили на землю штата Айдахо.

— Надо похоронить, — сказал кто-то.

— Конечно.

— Нужны лопаты.

— Снимите наручники, — обратились пленные к коменданту. — Мы его похороним.

Комендант понимал, что с трупом надо что-то делать, что ему и без того попадет от начальства, что русских лучше не злить, но снять наручники и дать такое оружие, как лопаты, нет, это опасно. И он холодно бросил:

— Никаких похорон. Все сделают без вас. А сейчас — по вагонам. Немедленно по вагонам! — сорвался он на крик.

— А-а-а! Пропади все пропадом! — с исказившимся лицом зашелся в визге морячок. — Не видать вам Кости-моряка! Прощай, Марьина роща!

В мгновенье ока морячок выхватил из-за голенища короткий нож и вонзил себе в живот! Потом в грудь! И, уже слабея, полоснул себя по шее.

Все в ужасе расступились.

— Взять! Погрузить! — кричал комендант. — В порту должны быть все! Все до единого! Сдавать по списку!

Одни охранники подхватили труп инженера, другие — истекающего кровью морячка, третьи начали теснить всю группу. И вдруг из толпы вывалился «бауэр». На какое-то мгновенье его потеряли из поля зрения. Потом спохватились. А простой русский мужик, битый всеми властями землепашец затравленно озирался. Шагнул вправо — солдаты, влево — полиция, назад — скалится комендант. Уже тянутся руки охранников, уже схватили за шиворот, но он резко присел, крутанулся, хрипло выдохнул: «А хрена не хочешь?!» — и что есть мочи припустился к бараку.

Охранники бросились за ним, стараясь отрезать дорогу к двери. Но он и не думал бежать к двери, а несся прямо к кирпичной стене. Охранники круто повернули. До стены метров пять… четыре… три… Охранники уже протянули руки, чтобы схватить беглеца, но тот сильно оттолкнулся и, пролетев последние метры в воздухе, вонзился головой в стену. Бело-розовое месиво так и брызнуло на руки охранников!

Подошел комендант. Испуганно-брезгливо посмотрел на то, что лежало на земле, и коротко бросил:

— В вагон. Все равно в вагон. Я должен сдать их по списку.

Бегут, летят по просторам Америки окутанные паром поезда. На остановках никого не выпускают. У тамбуров появляется вооруженная до зубов военная полиция. Паровозы заправляются водой, углем — и снова поезда летят к океану.

Вот и Сан-Франциско. У причала советский пароход «Урал». Одни, увидя советский флаг, ликуют, другие — хмурятся. Но все под гром оркестра спокойно и деловито поднимаются по трапу. У первой ступеньки стоит комендант лагеря и озабоченно считает.

— Десять тысяч сто семьдесят четыре, десять тысяч сто семьдесят пять, десять тысяч сто семьдесят шесть… И трое на носилках, — добавляет он, когда мимо него пронесли завернутые в одеяла трупы. — Итого, десять тысяч сто семьдесят девять. Гуд бай! Счастливого пути! И намучился же я с вами, — после паузы добавил он.

Взревел гудок «Урала», ему прощально вторят стоящие в порту суда — и первая партия русских пленных отправилась из Америки на Родину.

— Кажется, мы спасены! — радостно потирая руки, обращается Эйзенхауэр к начальнику штаба. — Черчилль прислал мне копию письма от Сталина. Вот что он, в частности, пишет: «Мы готовимся к наступлению, но погода сейчас не благоприятствует нашему наступлению. Однако, учитывая положение наших союзников на Западном фронте, ставка Верховного Главнокомандования решила усиленным темпом закончить подготовку и, не считаясь с погодой, открыть широкие наступательные действия против немцев по всему центральному фронту не позже второй половины января. Можете не сомневаться, что мы сделаем все, что только возможно сделать для того, чтобы оказать содействие нашим славным союзным войскам».

— Прекрасно! — не удержался начальник штаба и, как заправский боксер, провел короткий бой с тенью. — Неплохо бы и нам… нанести встречный удар, — азартно предложил он.

— Всему свое время, — шутливо погрозил пальцем Эйзенхауэр. — Сперва, как говорит наш дорогой Монти, пусть немцы получат по шее. А за нами дело не станет. У меня с этим Моделем свои счеты.

— Кстати, о Моделе, — раскрыл папку начальник штаба. — Могу кое-что доложить.

— Так, так, так, — сел в кресло Эйзенхауэр. — Очень интересно.

— Итак, Вальтер Модель. Вот его фотография… Родился в 1891 году. Участник Первой мировой войны. Вторую — начал командиром 3-й танковой дивизии. Затем — командир танкового корпуса, командующий армией, командующий группой армий «Север», «Северная Украина» и «Центр». А это — результаты его деятельности на этих постах, — разложил он кипу фотографий.

Эйзенхауэр взял снимки. Сперва он разглядывал их с любопытством, потом — брезгливо, возмущенно, гневно, а через несколько минут — с вздувшимися желваками.

— Его жестокость и варварские методы ведения войны вызывают недоумение даже среди сослуживцев, — продолжал начальник штаба. — Именно он был инициатором и ревностным исполнителем тактики «выжженной земли».

Начальник штаба листал бланки спецдонесений, рассказывал о семье Моделя, его слабостях, привычках, привязанностях, но главного американская разведка так и не углядела. Между тем в личном деле генерал-фельдмаршала были три слова, вписанные с легкой руки фюрера, за знакомство с которыми многое дали бы не только Эйзенхауэр и Монтгомери, но прежде всего Черчилль и Рузвельт. Три слова, а за ними целая стратегия, за ними — глубинный смысл операции «Вахта на Рейне». Вот они, эти три слова: «Meister der Verteidigung und des Ruckmarsches» — мастер обороны и отступления.

Наступательной операцией командует мастер обороны и отступления! Парадокс? Едва ли… Такого рода парадоксами ни Гитлер, ни Кейтель, ни Йодль не отличались. Скорее всего, «Вахта на Рейне» с самого начала задумывалась не как военная, а как политическая акция. Нокаутировать англичан и американцев, устрашить своей мощью, остановить на выгодном рубеже, вызвать в тылу противника недовольство многочисленными жертвами — а союзники за полтора месяца потеряли около 77 тысяч человек — тем самым склонить политиков к переговорам о перемирии, а все освободившиеся дивизии бросить против Красной Армии. Многое говорит в пользу того, что именно такой сценарий созрел в бункере Гитлера. Один из аргументов — смерть Моделя. После разгрома группы армий «Б» он застрелился.

Но в начале января 1945 года генерал-фельдмаршал Модель был на коне и внушал немалый страх. Правда, этот страх испытывали лишь командующие англо-американскими войсками. Что касается советских военачальников, то для проведения Висло-Одерской операции, начавшейся 12 января 1945 года, они сосредоточили такие силы, что страх испытывали не они, а их противник. В распоряжении Маршалов Советского Союза Г. К. Жукова и И. С. Конева имелось более 2 миллионов солдат и офицеров, 33 500 орудий и минометов, 7000 танков и самоходных артиллерийских установок, 5000 самолетов. Это была самая крупная стратегическая группировка советских войск, когда-либо ранее создававшаяся для проведения одной наступательной операции.