– Завтра? Так на хрена ты сегодня заставил меня делать фоторобот?

– Завтра тебя могут привлечь к другой работе. А так у меня изображение готово. Подкорректировать его я смогу и сам.

– Ты думаешь, тебе это что-то даст?

– Надеюсь.

– Напрасно.

– Почему?

– У тебя своя фотография есть?

– Где-то была.

– Найди.

– Зачем?

– Покажу кое-что.

Воронов покопался в ящиках стола, нашел фотографию, которую делал на Доску почета к прошедшему Дню сотрудника ОВД. Эксперт уложил снимок в сканер перенес изображение на монитор. Вновь недолго поработал на клавиатуре, повернулся к следователю:

– А теперь смотри, Валера, и узнай, где ты, а где твой незнакомец.

Воронов, взглянув на экран, где рядом были размещены два фоторобота, проговорил:

– Черт! Сразу и не определишь, где кто!

– Вот и я о том же. Твой мужик применил предметы, которые любого человека изменят до неузнаваемости. Знал, как маскироваться.

– Значит, все наши усилия напрасны?

– Как тебе сказать? Отличить-то два снимка можно, по глазам. У каждого человека от рождения глаза не меняются. И кто хорошо знал Бестужева, может опознать его. Но со снимка незнакомца, а не с реальной фотографии пропавшего старлея.

– Да понял я! Ладно, забирай свое пиво, отвезу тебя домой.

– Вот это дело, а то добираться на метро не-удобно.

Воронов отвез эксперта и заехал к себе. Принял душ, переоделся в чистую рубашку, а в 19.30 отправился к военному аэродрому. И сразу же попал в плотную пробку. Москвичи, которым не посчастливилось заполучить отпуск летом, возвращались с дач. Завтра рабочий день. С большим трудом следователь через час подъехал к контрольно-пропускному пункту закрытого военного объекта. Пока наряд проверял документы, совершил посадку транспортный «Ил-76». Но Воронов успел к самолету до того, как к его боковой двери солдаты протянули трап.

Выйдя на свежий, по сравнению с Моздоком, московский воздух, капитан Веселов сразу увидел стоявшего у трапа друга детства Валеру Воронова. Тот улыбался во весь рот. Веселов подошел к нему, обнял:

– Здорово, дружище!

– Здравствуй, Диман! Если бы ты знал, как я рад тебя видеть!

– И я рад. Подожди, а как ты прошел к самолету, да и вообще на аэродром?

– Забыл, где работаю?

– А! Ну да, для вас закрытых территорий не существует.

– Существуют, Дима, но все преодолимо. Сумка и есть весь твой багаж?

– Нет! – рассмеялся Веселов. – На борту еще два пятитонных контейнера.

– Оценил. Тогда пойдем?

– Сейчас автобус подойдет.

– Да у меня машина у здания Управления.

– Значит, прямиком до дома довезешь?

– У тебя появился свой дом?

– Да! Я же теперь в спецподразделении служу.

– Спецназ, значит?

– Спецназ. Дали квартиру на окраине.

– Проще будет по МКАД добраться.

– А что, по Окружной пробки отменили?

– Нет, но пройти можно.

– Да пройти все можно. И все же я очень рад тебя видеть. Ты сильно изменился. Работа в прокуратуре, наверное, изматывает не меньше, чем горные рейды.

– Я в Следственном комитете служу, Дима.

– А что, разница большая?

– Сейчас да. Кстати, со мной хотела приехать Бестужева.

– Понятно, ждет Сергея?

– Ждет! Ну, что, едем к тебе?

– С одним условием.

– Каким еще условием, Диман?

– Таримся по пути водочкой, закуской, у меня на хате, сам понимаешь, пусто, посидим как люди.

– Мне завтра рано на работу, да и сейчас я за рулем, – улыбнулся Воронов.

– У меня заночуешь, заодно и выспишься.

– Ладно, – согласился Воронов, – тем более у меня к тебе разговор серьезный есть.

– Вот и поговорим.

– Ну, тогда к штабу?

– Вперед!

Веселов поднял десантную сумку, забросил на плечо, и друзья направились к зданию управления войсковой части, обслуживающей аэродром.

В 21.50 «Опель» миновал КПП.

– Куда едем, Диман? – спросил у друга Воронов.

– Адрес такой, Валера, город Москва…

– Странно, что не Рязань или Владимир, – усмехнулся следователь.

– Москва, Валера, Москва, улица Беломорская, дом 19/43, квартира 63. Второй подъезд девяти-этажки-брежневки, седьмой этаж!

– Грузовой лифт есть? Для машины?

– Нет! – рассмеявшись, ответил Веселов. – Лифта грузового нет, пассажирский работал бы.

– Так! Беломорская. Это нам…

– По Ленинградскому шоссе, – подсказал Ве-селов.

– Точно, по Ленинградскому шоссе. Прошу пристегнуть ремни.

– Да идут они к черту!

– Дело твое. А вот ты совершенно не изменился.

– Это тебе только кажется, Валера, – выдохнул Веселов и, отвернувшись к окну, прикурил очередную сигарету.

Серебристый «Форд» свернул на Волгоградский проспект. Коростылев, увеличив скорость, прого-ворил:

– Вот так бы всегда, а то пробки чуть ли не по детским площадкам объезжаешь. – На этот раз проспект был необычно пуст. – А ведь было время, Лариса Константиновна, когда мы эти проклятые пробки только по телевизору и видели, в Нью-Йорке, в Риме, за рубежом, короче.

– Ты это помнишь?

– Да еще три года назад гораздо легче было ездить по Москве. А сейчас кошмар сплошной! Представляете, что завтра здесь твориться будет?

– Представляю. Но, извини, Гена, у меня нет ни сил, ни желания разговаривать.

– Понимаю! – вздохнул Коростылев.

– Ну, тогда, пожалуйста, помолчи! И без обид.

– Хорошо!

Геннадий посмотрел в зеркало заднего вида и заметил, как сзади, соблюдая дистанцию, за «Фордом» идет черная тонированная «Тойота», но не придал этому никакого значения. Мало ли машин в Москве?

А «Тойота» выдерживала тот же скоростной режим, что и «Форд», иногда меняя полосы движения. Она могла легко обогнать «Форд», но шла за ним.

Не обратил внимания Коростылев и на то, что «Тойота» свернула за его автомобилем на улицу Зеленодольскую. Подъехав к дому Бестужевой, он поставил машину на стоянку.

– Ты что, в гости ко мне собрался? – удивленно взглянула на него Лариса.

– Нет! Но считаю, что мое присутствие здесь хотя бы на несколько часов лишним не будет.

– Как мне все это надоело! – выходя из машины, бросила она.

– Я провожу вас до квартиры, Лариса Константиновна, – последовал за ней Коростылев.

– Это лишнее.

– Всего лишь до квартиры.

– Делай, что хочешь, устала я, – махнула рукой Бестужева. – Сейчас приму душ, и спать.

Лариса в сопровождении Геннадия вошла в подъезд, и они поднялись наверх.

В это же время из-за угла дома вышел человек в черных брюках и темной рубашке, с пышной шевелюрой, тонкой полоской усиков и в почти наполовину скрывающих лицо солнцезащитных очках. Человек спешил. Быстро осмотрев двор, он тоже вошел в первый подъезд, но подниматься не стал, укрывшись за пролетом, выходившим к тамбуру. Там он надел перчатки, аккуратно положил под лестничный пролет целлофановый пакет и прислушался.

Бестужева, подходя к своей квартире, говорила:

– Ну, вот я и дома, Гена, слава богу, и сегодня на коврике нет проклятой сломанной гвоздики. Я уже начинаю бояться цветов.

Человек внизу усмехнулся.

– Бояться надо тех, кто их ломает вместе с чьей-то жизнью, а цветок, он что? Обычный цветок. Не знаю, почему гвоздики считают похоронными цветами?

– Наверное, Гена, потому, что их чаще всего приносят на похороны и к могилам на кладбище.

– Возможно.

– Я сказала, все, Гена, можешь идти.

– Вы квартиру сначала проверьте! И не закрывайте дверь. Если что… я рядом. А за вас…

– Ты опять за свое? – прервала его Бестужева. – Ступай, говорю, отдыхай, и нечего возле дома торчать. Мне есть кому позвонить в случае опасности. А ты сходил бы лучше в какой-нибудь молодежный клуб, на дискотеку. Развеялся. Глядишь, и познакомился бы с девушкой. Только не надо говорить о своих чувствах ко мне. У тебя своя жизнь, у меня своя.

– Я знаю, и все же не гоните меня, как собаку.