Некоторые предпочитают, ты даже не можешь представить что. Ну, контрасты. Мой брат, например, он ушел из мирской жизни, найдя покой в Сен-Жермен-де-Пре, хотя был ударником в оркестре… Контрасты, говорю тебе, блондины предпочитают брюнеток и лицей в Версале (Черт! Не числится ли и Берю среди ее постоянных клиентов?).

Продолжая разговаривать, она начинает разоблачаться. Но я смотрю на свои собственные бока. Они показывают десять часов в римских цифрах.

— Надо же! — говорю я. — Оставь, мне нужно вернуться к себе, я забыл про важную встречу.

— Так что, нет?

— Нет, только не обижайся, в следующий раз.

Она пикирует на свою сумочку.

— Я ничего не верну! — отчаянно заявляет она.

— Кто тебе говорит об этом?

Успокоившись, она расслабляется.

— Ты знаешь, это ведь быстро.

— Так говорят. Только это как с телевизором. Включаешь на пять минут, а сидишь два часа, даже если тебя кормят каким-нибудь производством презервативов.

Застежка-молния движется вверх. Ее платье снова закрывается, как кожура банана.

Она собирает обрывки фотографий, устилающие коврик, сотканный так же крепко, как интрига в пьесах Лабиша.

— Так оставлять нельзя, — объясняет она. — На прошлой неделе хозяин сделал мне замечание из-за одного клиента, который забыл свой бумажник в простынях.

Неожиданно она сбавляет тон.

— А! Так это он!

Она держит перед своим носиком ребенка-бунтаря кусок фотографии.

— Как? — каркаю я.

— Забавно!

Я секу на кусок фотографии. Он изображает подбородок, рот, один глаз того парня.

— Вот так я его узнаю, — говорит дочь саван из солуна.

— Кого ты узнаешь?

— Этого типчика. У тебя есть другое фото?

Послушный, я предъявляю полный экземпляр фотографии. Она сравнивает.

— Ну да, это он. Вы только подурачились и подретушировали фото, да?

— Ну да, немного!

— Вы его состарили, что ли! Я его узнала по этой части лица. Здесь хорошо видно, что ему только тридцать лет…

Какой болван! Почему я не принял во внимание такую возможность?

Человек, который участвует в таком необычном убийстве, должен был принять меры предосторожности, чтобы не быть узнанным!

А я, болван, тщился, как сказал бы Ориола, воссоздать его таким, каким он мне явился.

— Кто это?

Я задерживаю дыхание, так как моя судьба балансирует на мясистых губах мисс Сахарный Тростник. Лишь бы ее не поразила эмболия до того, как она начнет говорить.