Еще до того как мяч коснулся земли, Джэйс бросился вперед. Он понимал, что его рывок бесполезен, схватить мяч на лету он все равно не успеет. Напрасно побежал к мячу и Джо Морган – Джэйс видел, что и ему не удастся завладеть мячом. «Назад!» – заорал Джэйс, и Морган покорно вернулся на место. Слава Богу, что хоть двигались игроки более или менее плавно.
Мяч коснулся земли, Джэйс подхватил его и что было сил бросил его Кампанелле.
– Джэйс, долго еще я буду тебя ждать? – раздалось из стоящего над трибунами громкоговорителя. – Давай, выходи. Это я, Дэн.
Джэйс пригнулся и стал наблюдать за игрой в центре поля. Кэмпи оказался молодцом, ему удалось прийти первым.
«Выиграли», – подумал Джэйс, и в ту же секунду толпа зрителей взорвалась восторженными криками, на поле полетели соломенные шляпы, программы матчей и входные билеты.
– Джэйс, ты что, не слышишь меня? – снова заорал репродуктор. – Выходи и поздоровайся со старым другом. Я уже целый час торчу тут.
– Закончили, – недовольно буркнул Джэйс, и трибуны сразу же исчезли. Джэйс поднял очки и огляделся. Перед ним была только пустая комната – и ничего больше. Низкий потолок почти касался пластикового шлема на голове Джэйса, на руке – колючие перчатки. Мотки тончайших оптико-волоконных проводов связывали шлем и перчатки с серыми ящиками, в которых размещалась электронная аппаратура. Стол, окно, через которое ничего не видно, – вот и вся иллюзия. Внезапно Джэйсу показалось, что он настолько устал, что даже не может держаться на ногах. Шлем стал неимоверно тяжелым. Джэйс стянул его и тряхнул длинными нечесаными волосами. Он чувствовал себя измотанным и опустошенным. Но больше всего его разбирала злость, он злился на людей, которые заставили его вернуться в этот паскудный и скотский мир, который они называют реальным.
Джэйс был гением, и все это должны были знать, и все это знали. А тех, кто сомневался в его выдающихся способностях, Джэйс моментально ставил на место. Он выглядел как гений и соответственно одевался. Высокий и тощий, он всегда носил только потертые джинсы и грязные футболки. Обут он был в поношенные индейские мокасины. На тонкой талии Джэйса болтался потертый тяжелый кожаный пояс «навахо», отделанный серебряными цацками и бирюзой. Свои длинные светлые волосы Джэйс, похоже, не только никогда не причесывал, но и не мыл, они космами свисали с его головы. Его лицо, костлявое, с острыми скулами и выступающим вперед подбородком, казалось изможденным. Под узкими, близко посаженными, как у медведя, глазами торчал патрицианский, с горбинкой, нос. Большие редкие желтые зубы напоминали местами почерневшие надгробия. Кожа Джэйса была болезненно-бледной – следствие постоянного пребывания в закрытых помещениях. Детство и юность Джэйс провел в основном в видеосалонах за игровыми автоматами, а повзрослев, засел за компьютеры.
В тесной комнатушке, согнувшись и обливаясь потом, Дэн терпеливо ждал Джэйса. Консервативный, красный в белую полоску, галстук из-за жары пришлось снять. Техники, которые по просьбе Дэна прервали игру, поднялись и, невнятно поприветствовав нового сотрудника, выскользнули из комнаты.
– Я тоже пойду. Поболтайте тут в одиночестве, – проговорил Гари Чан, и, прежде чем Дэн повернулся, чтобы остановить его, азиат пулей вылетел из комнаты.
Дэн подумал, что либо Чан действительно стесняется, либо как огня боится Джэйса и не хочет получать от него взбучку за то, что прервал программу.
Металлическая дверь открылась, и на пороге показался Джэйс. Первое, что бросилось в глаза Дэну, была надпись на футболке его друга: «Реальность – это костыль для не имеющих воображения».
Несколько секунд друзья стояли, молча разглядывая друг друга, затем Джэйс широко улыбнулся и, раскинув костлявые руки, бросился обнимать Дэна.
– Наконец-то ты приехал, – запел Джэйс, похлопывая Дэна по спине. – Ну, молодец, – проговорил он и, опираясь на шею Дэна, запрыгал.
– Да здесь я, здесь, – ответил Дэн. Он тоже улыбался, радуясь встрече со старым другом. – И как видишь, я – живой, не имитация.
– Отлично! – вскричал Джэйс. – А какого черта ты не вызвал меня раньше?
– Да ты вроде был занят. И техники мне сказали…
– Да плевать тебе на них! Черт, нужно было заставить их прервать программу, тогда бы мы с тобой поиграли вдвоем. Ублюдки! Куда они убежали? – воскликнул Джэйс и, оттолкнув Дэна, кинулся к одному из пультов управления.
– Данно, мы с тобой здесь такого наворотим! Такого наделаем, – согнувшись над клавиатурой, тараторил Джэйс. – Все эти хреновые игры – мура, только начало.
– За этим я сюда и приехал, – ответил Дэн.
– Работы у нас – непочатый край. А что я сделал? Почти ничего. Так, чепуху какую-то, – продолжал бормотать Джэйс, тыкая в клавиши длинным костлявым пальцем. – Проклятье, ну ничего не работает, – возмущался он. – Что бы тут ни купили, какое бы оборудование ни поставили – все без толку. Не получается – и все тут.
Глядя на друга, Дэн внезапно подумал, что тот здорово изменился. Он прежде всего стал взвинченным и болтливым. Если раньше он был немногословен и сдержан, то теперь речь Джэйса была на грани истерики, а слова буквально рвались из него. Хотя его всегда считали человеком «немного не в себе», но такого Джэйса Дэн никогда раньше не видел. Поведение Джэйса тоже стало другим, он, казалось, уже перестал видеть, кто стоит перед ним. Он и раньше-то не отличался воспитанностью, мог быть и резким, и хамоватым, но только не с ним, Дэном. Теперь же Джэйс, похоже, вообще не контролировал себя.
– Что произошло, Джэйс? – спросил Дэн.
– Да говорю же тебе, что не работает эта сучья аппаратура, хоть ты сдохни! Именно поэтому я и заставил Манкрифа выписать тебя. Будем работать точно так же, как в Дэйтоне, – я разрабатываю, а ты претворяешь мои великие идеи в жизнь. Согласен? – спросил Джэйс и сам же ответил: «Согласен».
Дэн пожал плечами, выражая согласие. Только одно качество Джэйса оставалось неизменным – его отношение к работе. И сейчас, спустя год после того, как они расстались, Джэйс оставался таким же инфантильным (мальчишкой-переростком). Работать с ним было то же самое, что слушать Моцарта. Сначала наступало легкое недовольство, затем злость, но чаще накатывало страшное, неизъяснимое отчаяние.
– Пойдем туда, – буркнул Джэйс, ткнув пальцем в металлическую дверь, за которой находилась комната для испытания программ. – Я покажу тебе, над чем я сейчас работаю.
– Может быть, не сейчас?
– Пойдем, пойдем. Ну пойдем же, – умолял Джэйс, схватив Дэна за рукав рубашки. Голос Джэйса стал плаксивым, выражение лица – жалобным, в эту минуту он походил на мальчишку, уговаривающего своего отца купить ему шоколадку. – Ну, Дэн, ну пойдем. Только на пару минут. Посмотришь, тебе понравится. Тебе нужно это увидеть.
– Да нет, хватит, – ответил Дэн. – Я уже играл в космическую игру.
– Это в ту, которую придумал Гари Чан?! – воскликнул Джэйс. – Да брось ты, это все игрушки для детей. То, что я покажу тебе, ты нигде не увидишь.
Со смешанным чувством нежелания и предвкушения Дэн повесил на спинку одного из стульев свой блейзер. Джэйс в это время звонил по телефону техникам, приказывая им вернуться на место. Двое из них вскоре вошли в комнату, не появился только Чан. Через несколько минут Дэн, в шлеме и перчатках, прошел вслед за Джэйсом за металлическую дверь и встал посреди испытательной комнаты.
– Я еще даже в своем кабинете не был, – пожаловался он.
– Разыграем только одну подачку, и все. Ты подаешь, я – отбиваю. Договорились? – быстро проговорил Джэйс.
– Мы что, будем играть друг против друга? – спросил Дэн.
– Вот именно, – ответил Джэйс и усмехнулся. – Это одна из тех самых так называемых конфликтных игр, над которыми я тут бьюсь. Э-э-э, такого, парень, ты еще не видел. Ничего, сейчас увидишь.
Сутулясь, на негнущихся ногах, Джэйс торопливо прошел в дальний угол испытательной комнаты. Дэн подошел к металлической двери, закрыл ее и принялся подсоединять оптико-волоконные проводки к аппаратуре. Краем глаза он увидел, что Джэйс уже закончил это делать и, скрестив тощие руки на худосочной груди, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, недовольно посматривает в сторону Дэна. Дэн кивнул, показывая, что извиняется за задержку, и опустил очки. Темнота наступила мгновенно. Дэну даже показалось, что он внезапно ослеп.
