Интересно, где же эти клиенты? Но вслух свои сомнения я предпочел не высказывать.

Старая кошка смотрела на меня с таким хищным видом, будто намеревалась отхватить у меня кусок лодыжки. А может, она просто думала, с каким удовольствием сделала бы это, будь у нее зубы. Не знаю.

Красуля ободряюще похлопала меня по плечу и довела до двери, по пути убедившись, что я разместил все магические предметы так, как она хотела.

– Что ты мне можешь сказать о…

– Топай, малыш, топай. Убирайся побыстрее. Как можно заниматься серьезным делом, если вы, дети, постоянно вертитесь под ногами.

Неужто она тронулась умом? Или, быть может, хотела, чтобы я ощутил ностальгию по далекому прошлому?

Я, естественно, дорожил своими детскими воспоминаниями, но отнюдь не считал то время «старыми добрыми днями». Старых добрых дней никогда не существовало. Старые добрые дни я переживаю сейчас, и они все время со мной.

Все говорит о том, что лучших дней ждать в будущем не приходится.

45

Говоря Морли, что встречусь с Кефором, я в глубине души сомневался в пользе такого шага. Но я, образцовый служака, свято исполняющий свой долг, потратил целых полчаса, пытаясь напасть на след этого ничтожнейшего из созданий. Мне сказали, что последний раз Кефора видели в Веселом уголке в компании неизвестного гомика. Весьма опрометчивый поступок – возмущенные боссы могли возжелать отправить его искупаться, предварительно привязав к спине стофунтовый груз.

До чего же здорово, когда ты сам себе хозяин и сам устанавливаешь продолжительность своего рабочего дня. Если нет настроения, можно ни хрена не делать, пока голод не вынудит тебя к действию.

Отправляясь домой, я думал, как прекрасна жизнь.

* * *

Оказывается, жизнь еще прекраснее, чем вы думаете, потому что, возвращаясь домой, видите на ступенях у двери ослепительную Чэстити Блейн. Чэс настолько великолепна, что все соседи мужского пола наверняка лихорадочно изыскивают предлог посетить меня, лишь бы взглянуть на нее поближе.

Она страдала в одиночестве. Я перешел на рысь, лавируя в толпе и чувствуя спиной волну осуждения, изливающуюся из бастиона нравственности – меблированного дома миссис Кардонлос. Когда я притрусил ближе, Чэстити оставалась единственной улыбающейся женщиной во всей округе.

– Где же Плоскомордый? – выпалил я.

– Плоскомордый? – Казалось, она искренне удивлена.

– Вы понимаете, о ком я говорю – Плоскомордый Тарп. Здоровенный увалень с зубами через один. Ваш телохранитель. Отличный парень. Если дать ему время подумать, он перехитрит даже дубовый пень.

– Я отпустила его, – ответила она с мрачной улыбкой.

– Что вас сподобило на такую дурь? – Тот еще стиль беседы с женщиной.

– Мне больше ни о чем не приходится беспокоиться. Похоже, эпизод с бегством пациента, который и не должен был там находиться, так как вообще не поступал в больницу, отразился только на мне. Одним словом, Кнопфлерская Имперская Мемориальная Филантропическая Больница Бледсо в моих услугах больше не нуждается.

– Значит, они вас, извиняюсь, вышибли?

– Не извиняйтесь. Я приобрела весьма полезный жизненный опыт.

– Хм… – высказывание точно в духе Покойника.

– Я поняла, что старые циники вроде моего отца правы, утверждая: «Ни одно доброе дело не остается безнаказанным».

– Мне по душе подобный образ мыслей. Но каким образом вы очутились здесь? Нет, я не жалуюсь. Невозможно представить более приятного сюрприза.

Я был голоден, к тому же мне не нравилась собравшаяся вокруг нас толпа зрителей. Я начал демонстративно поигрывать ключом.

– Я пришла, потому что вы, наверное, единственный, кто понимает, что происходит.

– Боже, до чего мне хочется, чтобы вы были правы.

Дверь оказалась запертой изнутри. Я издал вопль, заставивший вздрогнуть всех в радиусе двух кварталов, и принялся колотить в дверь. Никакой реакции.

– Может быть, там никого нет? Мне тоже никто не ответил.

– Им будет лучше, если они догадаются сдохнуть заранее. А нет – я сам их укокошу. Они хлещут мое пиво и пожирают припасы, а теперь обнаглели настолько, что перестали пускать в мой собственный дом. Я сдеру с них шкуры и построю себе прекрасный кожаный прикид.

– Боже, о ком вы так?

– Сколько сбежавших пациентов удалось отловить?

– Очень немного. По-моему, никто особенно и не старался.

– Пара из них появилась здесь, и я позволил им поселиться у меня.

Попка-Дурак, вступив в дело, начал вопить с такой силой, что я слышал его через дверь.

Нечеловеческим усилием я выдавил из себя улыбку:

– Как вы справедливо заметили, ни одно доброе дело не остается безнаказанным.

– И они сейчас там?

– Ведь кто-то запер дверь изнутри. Если мне придется сломать ее, я изрублю их в фарш и скормлю крысам.

– Не кажется ли вам, что вы реагируете неоправданно бурно?

Естественно, кажется.

– Нет.

В результате я получил совершенно неожиданную поддержку.

– Видно, не только мне пришлось пережить трудный день.

– Обсудим, когда попадем в дом, зарубим одного, зажарим и съедим.

– Не надо говорить такие ужасные вещи. Как их, кстати, зовут?

– Айви и Скользкий.

– Вы в этом уверены?

– Во всяком случае, они так себя величают и хотят, чтобы так их звали остальные. Впрочем, скоро об этом можно будет говорить только в прошедшем времени, – закончил я, молотя что есть силы в дверь.

В окне на противоположной стороне улицы появилась миссис Кардонлос. Она одарила меня знакомым презрительным взглядом. Видимо, не избежать мне еще одного протеста со стороны Комитета граждан. Как это я осмеливаюсь поднимать адский шум на ступенях собственного дома?

Я послал миссис Кардонлос чарующую улыбку:

– Подождите, леди, когда мне попадется очередной маньяк-убийца. Я скажу ему, что ваша мечта – познакомиться с настоящим мужчиной.

– Неужели в вашем жилище нет потайного хода?

– Вы, видимо, произрастали в иной среде, мисс. Если бы здесь имелся потайной ход, грабители давным-давно воспользовались бы им, обчистив меня до нитки.

– Надеюсь, вы не ждете, что я стану извиняться за свое происхождение?

Осторожнее, Гаррет.

– Мы не выбираем себе родителей. Не обращайте внимания. У меня портится настроение, когда я не могу попасть в собственный дом.

С этими словами я вновь принялся обрабатывать дверь.

Леди, похоже, засомневалась в мудрости своего появления здесь и начала раздумывать, стоит ли ей вообще связываться с Гарретом.

Я изо всех сил старался выглядеть спокойным и рассудительным, когда Айви, не отпуская цепочки, приоткрыл дверь на дюйм и взглянул на меня.

– Айви, это я пришел домой. Мне захотелось посетить мою кухню. Не мог бы ты поскорее впустить меня?

Я быстро оглядел улицу. Казалось, все, кто недавно проявлял интерес к Чэс, внимательно следили за развитием событий. Среди зрителей даже оказался какой-то парень с повязкой на глазу и серьгой в ухе. Не знаю, была ли у него деревянная нога, но зато мне было известно, где этот кровожадный пират мог бы приобрести попугая. И при этом очень дешево.

Дверь распахнулась. За ней нас приветствовал Скользкий.

– Доктор Чэс, Гаррет, прошу прощения. Я был в кухне и считал, что Айви здесь сделает все как надо.

Айви уже заглядывал в маленькую комнату к Попке-Дураку.

– Похоже, он опять в ступоре.

– Еще немного, и я последую вслед за ним.

– Плохой день? – поинтересовался Скользкий и, не слушая ответа, двинулся в кухню.

– Эти двое бежали вместе с вами? – спросила Чэс.

– Нет, не вместе. Но они находились в палате.

– Я знаю Рика Грэма, – она указала на Айви. – Другой мне не знаком.

– Скользкий твердит, что попал в Бледсо так же, как и я. Его поместил в больницу тот же человек.

– Грэндж Кливер?

– Именно.

– Не исключено. Впрочем, неудивительно, что он мне не знаком. В палате их было сотни четыре. Кроме того, я больше занималась женским населением.