Я нагнулся, достал его и спокойно положил во внутренний карман пиджака. Выпрямляясь, спросил у Эрика:

— Кого-нибудь заметили?

— Ни души из тех, кого мы знаем.

— Давайте выпьем кофе.

— А что с камерой?

Я поглядел на «С 14» с ключом, торчавшим из замка открытой двери.

— Она нам больше не нужна.

Мы направились к буфету, Эрик купил кофе для нас обоих и пару сандвичей для себя. Потом мы устроились за грязноватым пластмассовым столом среди пассажиров с раздутыми сумками, детьми, бегавшими вокруг, и родителями, запрещавшими им бегать. Чуть ли не с трепетным чувством ожидания я вынул листок, который оставил в камере хранения Боб Шерман.

Я предполагал, что это должно быть что-то, дающее повод для шантажа. Интимное письмо или фотография, которую никто не рискнет показать жене. Но оказалось, ни то и ни другое. Боб Шерман оставил в камере хранения нечто, вообще непонятное мне.

Лист бумаги, казавшийся толстым, потому что был сложен в несколько раз. Когда я его развернул, он вытянулся в ленту почти три фута длиной и около шести дюймов шириной. Эта полоска бумаги была разделена на три колонки, которые, похоже, надо читать снизу вверх. Но ничего прочесть я не смог, потому что каждая колонка шириной в полтора дюйма[6] состояла из квадратов и прямоугольников, а не из цифр и букв. Квадраты и прямоугольники отличались друг от друга только более сильным или слабым затемнением. Вдоль левого края листа с правильными промежутками стояли цифры, начиная с тройки наверху и кончая четырнадцатью внизу. В верхней части ленты от руки было написано «Сводка данных».

Я сложил лист и снова спрятал в карман.

— Что это? — спросил Эрик.

— Не знаю.

— Кнут разгадает. — Он допил кофе.

Я полагал, что это дело не имеет отношения к Кнуту.

— Нет, — сказал я, — бумага привезена из Англии. И, по-моему, ее надо отвезти туда и там узнать, что это такое.

— Это дело ведет Кнут, — со спокойной настойчивостью возразил Эрик.

— Но я тоже веду это дело. — Немного помолчав, я нерешительно продолжал:

— Скажите Кнуту, если считаете необходимым. Но я бы предпочел, чтобы вы не упоминали вообще о нашей находке, потому что мне бы не хотелось, чтобы новость распространилась в Осло. Если вы скажете Кнуту, он должен будет написать рапорт, а вы не знаете, к кому попадет этот рапорт. Я бы хотел сказать ему сам, когда вернусь. В любом случае мы не можем составить план кампании, пока не узнаем, с чем имеем дело. И мы ничего реально не достигнем, сказав ему о бумаге сейчас.

Похоже, что мои слова не убедили Эрика, он упрямо молчал, но потом вдруг спросил:

— Где вы нашли ключ от камеры хранения?

— В шлеме Боба Шермана. Его упрямство медленно таяло.

— Хорошо, — наконец согласился Эрик. — Я ничего не скажу Кнуту. Он мог бы и сам первым найти этот ключ.

Его вывод едва ли можно было оценить как образец логики, но я поблагодарил Эрика, посмотрел на часы и сказал:

— Я могу успеть на самолет в два пять.

— Прямо сейчас? — удивился Эрик. Я кивнул.

— Не говорите никому, что я улетел в Лондон. Не хотелось бы, чтобы мой друг с желтыми глазами встречал меня в Хитроу.

— Дэйвид Кливленд? Не знаю такого, — усмехнулся Эрик. — Я передам от вас поклон бдину.

Я смотрел, как его взлохмаченная фигура, возвышаясь над толпой, пробиралась к дальнему выходу с аэродрома, и внезапно почувствовал себя без него незащищенным. Но ничего непредвиденного не случилось. Я успел на самолет, благополучно приземлился в Хитроу и, немного подумав, оставил свою машину там же, где она и была, — на стоянке возле аэродрома, а сам поездом поехал в Кембридж.

Воскресный вечер в середине семестра — удачное время, чтобы найти бородатых профессоров в их норах. Но первый же, кого я нашел, разочаровал меня. Он читал лекции по компьютерному программированию, но моя «Сводка данных», по его мнению, никакого отношения к компьютерам не имела. «Почему бы не попробовать у экономиста?» — посоветовал он. Я попробовал у экономиста. «Почему бы не попробовать у геолога?» — предложил экономист.

Хотя было уже десять вечера, я попробовал у геолога. Он, едва взглянув на мою полоску с прямоугольниками и квадратами, воскликнул:

— Господи, где вы достали такую сводку, ведь эти данные охраняются, как золотые слитки!

— Что это? — спросил я.

— Самое главное. Схема. Данные бурения. Видите эти цифры с левой стороны? Я бы объяснил так: они показывают глубину каждой секции. Может быть, в сотнях футов. Может быть, в тысячах.

— А вы можете сказать, где производилось бурение? Он покачал головой, молодой энергичный человек с рыжеватыми прядями, торчавшими из неухоженной бороды.

— Это может быть в любой точке мира. Нужно иметь ключ, чтобы догадаться по затемненности фигур, ради чего проводили бурение, что искали.

— И нет никакой возможности узнать, откуда получена эта «Сводка данных»? — огорченно вздохнул я.

— Конечно, есть! — убежденно воскликнул он. — Все зависит от того, насколько это важно.

— Это долгая история. — Я поглядел на часы, висевшие у него на стене.

— Сон — напрасная трата времени, — с убежденностью истинного ученого возразил он, и я более-менее подробно объяснил, почему надо узнать, откуда получена эта схема.

— Хотите пива? — предложил он, когда я кончил.

— Спасибо.

Он достал из-под груды каких-то рукописей и книг две банки и сорвал кольцо.

— За знакомство, — сказал он, разливая пиво по бокалам. — Вы убедили меня. Я свяжу вас с людьми, которые проводили это исследование.

— А откуда вы знаете, кто проводил? — удивился я.

— Это все равно что угадать почерк коллеги, — засмеялся он. — Наверно, любой геолог, занимающийся исследованиями, скажет вам, где получены эти данные. Это лабораторная работа. Утром я позвоню директору, объясню, в чем дело, и посмотрим, сможет ли он вам помочь. Они ужасно щепетильны в таких вопросах. — Он задумчиво поглядел на полоску с тремя колонками. — Не удивлюсь, если там начнется ужасный скандал, потому что, судя по вашему рассказу, эти данные были украдены.

И вправду, полоса бумаги с тремя колонками посеяла семена ужасного скандала. Я это сразу понял по лицу доктора Уильяма Лидса, директора исследовательской лаборатории «Уэссекс-Уэлл». Приветливый человек, невысокий, спокойный, решительный, он страшно встревожился, увидев мою находку.

— Садитесь, мистер Кливленд, — сказал он.

Мы сели друг против друга за его директорский стол.

— Расскажите, как к вам попала эта сводка? Я рассказал. Он, не перебивая, внимательно выслушал и потом спросил:

— Что вы хотите знать?

— Что это значит? Кто может получить выгоду, владея этими данными и каким образом?

— Совершенно разумные вопросы. — Он улыбнулся и посмотрел в окно, доходившее до пола, на ивы, окаймлявшие большую лужайку, с которых теперь падали листья. Лаборатория располагалась в самом сердце графства Дорсет в старинном парке. Сельское поместье в викторианском стиле не портили современные низкие здания лабораторий с плоскими крышами. Окно доктора Лидса выходило на главную аллею, соединявшую весь комплекс.

— Выгоду от этих данных может получить любой человек, если они будут расшифрованы, — ответил он. — Эта полоска бумаги стоит примерно полмиллиона фунтов.

Я слушал, открыв рот. Он засмеялся.

— Разумеется, вы знаете, что буровые платформы невероятно сложные и дорогие сооружения. Нельзя проникнуть в глубину Земли, выкопав ямку тросточкой. Это, — он поднял над столом бумажную ленту и снова положил, — всего пять дюймов в диаметре, но четырнадцать тысяч футов в глубину. Бурение на глубину четырнадцати тысяч футов стоит огромных денег.

— Понимаю, — протянул я.

— Конечно, эти данные нельзя продать любому, но если есть покупатель или известен рынок, то, думаю, схема участка в пять дюймов в диаметре стоит не меньше ста тысяч.

Я попросил, если можно, объяснить более подробно.