Я достал брошюрку с маршрутом и картой-схемой. После завтрака наш "караван" будет трястись на северо-восток по бездорожью через лес, к перевалу Нгулуман в горах Мапараша, затем мы свернем на юг и по нагорью Твига доберемся до Наманги, где в начале первого нас ждут к обеду.

В половине восьмого из палаток стали появляться заспанные туристы, они потянулись к душевым и вскоре заняли места за столиками на веранде.

Первой из нашей компании ко мне присоединилась Ивонн Поссар. Вид у нее был свежий, бодрый, она стала еще красивей за ночь. Голубой ковбойский костюм плотно облегал ее стан, в вырезе спортивной рубахи – шейный платок. Ивонн легко взбежала на веранду, ее глаза светились жизнелюбием и энергией.

– Доброе утро!

– Доброе! – коротко отозвался я.

– Как спали?

– Отлично, – соврал я. – А вы?

– Умираю от голода. Закажем сразу или будем ждать остальных?

– Если вы так же голодны, как я, то лучше начнем.

На завтрак предлагался целый ассортимент блюд: яйца, бекон, сосиски, гренки, джем, мармелад, чай, кофе, а ведь припасы возят в лагерь из далекого Найроби.

Вэнс Фридмен появился на веранде как раз в тот момент, когда официант уже направлялся с нашим заказом на кухню. Янки успел его перехватить, потом подсел к нам и рассыпался в приветствиях. На нем были шорты и куртка сафари. Облик его за ночь не претерпел изменений: все тот же балагур, рубаха-парень, простак и скромник, душа нараспашку, честная натура, но не из тех, однако, кто любит распространяться о себе. Достав крошечный блокнотик, американец принялся что-то в нем писать.

Зато Ивонн как подменили – она, подобно своей матушке, теперь болтала без устали: о погоде, о попутчиках, о всякой всячине, энергично жестикулировала, не замечая того, что один из ее слушателей занят дневником, а другой потихоньку наблюдает за окружающими.

Я кивал и вежливо улыбался, а сам краем глаза пытался разглядеть, что строчит Вэнс Фридмен. До завтрака он даже не дотронулся и, лишь кончив писать, наконец перенес свое внимание на яичницу с ветчиной. Ивонн, поев, закурила и предложила сигарету мне, но я отказался.

– Неужто вы не курите?!

Она протянула пачку Вэнсу Фридмену, но и тот, учтиво поблагодарив, не взял сигарету.

– Час слишком ранний, – пояснил я.

– А табачный дым вам не помешает? – спросила Ивонн у янки.

– Нисколько.

Фон Шелленберг к завтраку не вышел, хотя я видел, как он в полосатом купальном халате возвращался в свою палатку из душевой.

Я поднялся из-за стола, будто бы направляясь к бару, вышел наружу с противоположной стороны и быстро зашагал вдоль выстроившихся в ряд палаток к той, где ночевал немец. Его там не оказалось. В растерянности я поплелся назад и столкнулся с ним, когда он выходил из палатки Вэнса Фридмена.

Мы уставились друг на друга. С непроницаемым лицом он застегнул на молнию полог чужой палатки и оправил на себе походный костюм.

– Доброе утро, – сказал он.

– Доброе утро.

Мы пошли в сторону коттеджа.

– Что-нибудь нашли? – спросил я.

Он покачал головой.

– И я тоже, – сказал я.

Больше мы этой темы не касались. В начале десятого "караван" тронулся в путь, взяв курс на юго-восток, к Наманге.

В пограничный городок Наманга мы прибыли вскоре после полудня. День опять был сухой и жаркий. Горячие порывы ветра перекатывались по саванне, пыль впивалась в кожу, трескались губы.

И хотя туристам это доставляло неудобства, никто не жаловался. Ведь мы пересекали местность, наиболее богатую зверьем во всей Восточной Африке. Туристы заглядывали сюда не часто. В зоне между лагерем Кура и горами Мапараша попадались огромные стада антилоп-гну, зебр; тысячи животных брели на север, к руслам непересыхающих рек.

Когда автобусы подъехали к отелю "Наманга", туристы высыпали из них в радостном возбуждении. Женщины выстроились у душевых, а мужчины с облупившимися носами оккупировали бар и принялись хлестать ледяное пиво.

Джо, фон Шелленберг и я присели за столик на лужайке, подальше от шумной толпы. Осушив бутылку, фон Шелленберг извинился – ему надо было срочно позвонить.

Джо, проводив его взглядом, спросил:

– Каковы твои обязанности?

– Я у него на побегушках.

– Чем он занимается?

– Крупный промышленник.

– А поточнее?

– Напомни после, я у него спрошу.

Джо заказал еще пива – себе и мне. В тех редких случаях, когда маска энергичного администратора сползала с его лица, он выглядел усталым. Видать, осточертела ему его работа.

– Попадаются такие клиенты – врагу не пожелаешь, – вздохнул он. – Скотская профессия.

– Зато туризм дает казне валюту – так утверждает правительство.

– Ерунда это, дружище. Казне перепадают лишь жалкие крохи. Валюта остается там, где и была, – в Европе и Америке. Я служил когда-то в одной фирме, которая даже и не пыталась лицемерить. Туристы заранее, еще дома, оплачивали стоимость поездки: отели, транспорт, еду и все прочие расходы. По приезде в Найроби им выдавали карманные деньги в кенийской валюте, так что ни один доллар или фунт в Кению не попадал. Несколько лет подряд фирма несла убытки, а когда окончательно обанкротилась, хозяйничавшие в ней индийцы эмигрировали в Канаду и построили там несколько отелей.

– Бизнес есть бизнес, – заметил я.

Джо кивнул:

– Что правда, то правда. Организаторы туристских поездок – худшая разновидность дельцов. Изучив вкусы заморских толстосумов, они наживаются на их наивности, капризах и прихотях. Им сбывают всякий хлам, подделки под старину, деревянные фигурки и прочую экзотику, например ночлег на болоте под комариный писк, и они приходят в восторг от собственной отваги. Ничего не стоит уговорить их приобрести бесплодный участок земли, негодный даже для скота. Им можно сбыть солнце и пыль, они готовы выложить наличные за что угодно – им их просто некуда девать. Коренные кенийцы слишком горды, они такой, с позволения сказать, коммерцией гнушаются. У них не хватает мозгов, чтобы брать деньги ни за что. А то, что бесплатно, туристам неинтересно. Раз бесплатно, значит, вещь никчемная. Если открыть перед ними все двери и предложить провести отпуск в Кении задаром, знаешь, что они сделают? Поедут в другое место, где знают цену их долларам, маркам и фунтам. Ведь кое-кто из них всю жизнь копит, чтобы, уйдя на покой, совершить одно-единственное сафари, а затем уж и умирать можно спокойно. Запомни, для туриста ценность любой вещи определяется тем, сколько они за нее отвалили. Бывают, правда, исключения, когда им кажется, что они нас надувают, и они уезжают со своими вздорными и предвзятыми представлениями. Мудрая заповедь уличных торговцев с Кимати-стрит: никогда не требуй за товар подлинной цены. Иностранцы любят, чтобы с них драли семь шкур.

Джо загасил окурок в пепельнице. Его лицо помрачнело, проступили морщины на лбу, взгляд стал суровым и жестким.

– Жалкую деревяшку, цена которой пара шиллингов, сбывают за несколько фунтов, – продолжал он. – А спроси за нее настоящую цену, никто такую дешевку не купит. К тому же туристы обожают торговаться и считают, что им всегда удается перехитрить туземцев. Имей это в виду!

Я неопределенно хмыкнул.

– Ты мне открываешь глаза, теперь и мне понятно, что к чему.

– Не обольщайся. – Джо махнул рукой. – И не торопись после моих слов открывать туристическое агентство.

– Да где бы я, черт возьми, взял на это деньги!

– Деньги не главное. – Джо покачал головой. – Не в них дело.

– А в чем же?

– Вот в чем! – Он ткнул длинным указательным пальцем себе в голову. – Большинство кенийцев довольствуются ролью носильщиков, шоферов, приказчиков, официантов и рассыльных – лишь бы с голоду не помереть. Ума не хватает осознать всю безнадежность своего положения. Ведь лавочник еще не бизнесмен. Сам-то ты хоть это понимаешь?

Я пожал плечами.

– Чтобы стать гидом, тоже большого ума не надо.