Я вспомнил про огневые просеки, вдоль которых возил меня Брайан. Сжав до боли челюсти, я направил "пежо" с дороги на рытвины и кочки.

Машина тряслась, как дворняжка, пытающаяся сбросить с себя блох, рев двигателя, наверно, слышен был аж на границе с Танзанией.

Я впился в баранку, "пежо" скакал по кочкам, как испуганная газель. Но у него была надежная подвеска, и он безупречно слушался руля. Я вел машину по самому центру огневой просеки на скорости, которую в иных условиях не осмелился бы выжать и на асфальте.

Я проскочил поворот и заметил это не сразу. Пришлось пускать в ход ручной тормоз. "Пежо" встал на дыбы, потом с грохотом приземлился – так, что у меня все кости загремели. Потом машина дважды повернулась вокруг оси и замерла в том направлении, откуда я приехал.

Наконец я остановился рядом с красным "сузуки", спрятанным в кустах. Открыв рывком дверцу, я выкатился из кабины, держа автоматический револьвер наготове. Я лежал в тени, сжимая оружие, и ждал. Пот стекал ручьями по спине, заливал глаза.

Я поднялся и, пригибаясь к земле, обошел "сузуки". В машине было пусто, только в багажнике позади заднего сиденья лежало три чемодана. С того места, где я находился, начинался подъем, плоская вершина холма круто обрывалась к северному заливу озера. Склон густо порос кустарником, из которого торчали большущие черные валуны, будто спины спящих слонов.

Прячась за кузовом "сузуки", я разглядывал склон. Отыскав едва приметную в высокой траве тропу, я стал карабкаться по ней вверх. Тропа плавно извивалась среди валунов и деревьев. Пахло прелью. Я остановился, чтобы отдышаться и утереть пот с лица. Часы показывали без четверти одиннадцать. Итак, у меня в запасе пятнадцать минут. Вложив револьвер в кобуру под мышкой, я возобновил подъем.

С каждым шагом склон становился все круче, влажные камни скользили под ногами. Переваливаясь через валуны, подлезая под колючие ветви, продираясь сквозь подлесок, я вдруг ощутил неизбежность близкого поражения. Даже если в оставшиеся считанные мгновения мне удастся достичь вершины, я не успею отыскать и обезвредить убийцу прежде, чем он осуществит свой гнусный план. Нужна дьявольская удача и везение. Тем более что ландшафт столь суров и враждебен. Огромным усилием воли я прогнал мрачные мысли и упрямо продолжал штурмовать склон.

Наконец, судорожно ловя ртом воздух, я добрался до вершины. Все тело полыхало огнем, от недавних побоев ныли кости, кожу испещрили царапины. Несколько секунд я потратил на то, чтобы кое-как усмирить дрожь и перевести дух. Потом, прячась за валунами, короткими перебежками пересек неширокое плато и скатился вниз по противоположному склону.

В газете писали, что сегодня заповедник Амбосели закрыт для туристов. Однако вот граница с соседним национальным парком Олоболоди, она проходит как раз по вершине холма, но никто ее не охраняет.

Восточный склон Ингито не так зарос, как западный, кустарник здесь был мельче, суше, а валуны, должно быть, давно скатились вниз, в озеро.

Озеро казалось ярко-синей стеклянной пластиной – так чудно отражалось в нем небо. На юге оно переходило в болотистую топь. Отсюда до бетонной платформы было метров двести, мне она казалась совсем крошечной. Я вспомнил, с какой гордостью говорил о ней Брайан Хеллер. Когда же это было?.. Вот он, ирригационный объект "Куко", стоимость которого исчисляется десятками миллионов долларов. Шероховатая бетонная плита – на вид какая от нее польза! Все дело в находящейся под водой горловине...

Я медленно и методично обшарил взглядом скалы и кустарник. На востоке, там, где раскинулись охотничьи угодья Тукаи, над купами деревьев поднималось облако пыли, оно быстро приближалось. Минут через десять – никак не больше – кортеж машин достигнет платформы. Итак, у меня осталось десять минут. Я снял револьвер с предохранителя и устремился влево, беззвучно продвигаясь от валуна к валуну, прячась за кустами и любым иным естественным укрытием. Ровно через три минуты я уже был на берегу, точно напротив платформы. Любой снайпер выбрал бы эту позицию, чтобы иметь широкий сектор огня. Он не стал бы опускаться ниже середины склона – так труднее было бы уносить ноги. Значит, искать его нужно у того выступа, где гора обрывается под углом сорок пять градусов в кишащие крокодилами воды озера.

Замерев, я впился глазами в окружающий кустарник. Никакого движения, ни единого подозрительного звука. Подобрав увесистый камень, я швырнул его вниз. И опять все тихо, даже кролика не спугнул. Я выждал несколько секунд, затем метнулся за соседний валун. Облако пыли было теперь уже совсем близко.

Я приготовился к следующей перебежке, но тут раздался гулкий выстрел. Пуля рикошетом отскочила от валуна, за которым я лежал, гранитные осколки засвистели в воздухе. Я оцепенел от неожиданности, во рту пересохло. Ну и болван же я – едва не подставился убийце! Мне и в голову не пришло, что у него может оказаться игрушка посерьезнее пистолета, а судя по грохоту, он палит из мощной дальнобойной винтовки. И значит, незачем ему спускаться по склону, он сможет сделать свое дело и с вершины холма...

– Не шевелись! – донесся сверху знакомый голос.

Зарывшись подбородком в пыль, я лежал, роняя пот на сухую землю. Во рту появился кисловатый привкус, я умирал от жажды. Откашлявшись, я крикнул:

– Фон Шелленберг!

Молчание.

– Фон Шелленберг! Или как прикажешь тебя называть?

– Сгодится и так, – спокойно отозвался он.

Я испытал облегчение, услышав его голос. Значит, он не карабкается вниз, чтобы подстрелить меня.

– Мюллер мертв, – сообщил я ему.

Молчание.

– Янос схвачен полицией.

Снова долгая пауза, потом до меня донесся его смех, отчего мне стало ох как тошно. Ну, конечно же, он знал, что про Яноса – это вранье. Больше мне сказать было нечего.

Прошло несколько минут, и фон Шелленберг спросил:

– Может, еще чего расскажешь?

– Увы!..

– Давай поговорим, – предложил он. – Время быстрее пойдет, и ждать не так скучно. Но никаких иллюзий – я все равно тебя прикончу!

У меня и не было иллюзий на этот счет.

Облако пыли тем временем приблизилось вплотную, и оно одно рождало во мне надежду. Если фон Шелленберг не ухлопает меня раньше времени, то я смогу хотя бы предупредить их об опасности, дав несколько выстрелов.

– Фон Шелленберг! – заорал я.

– Да?

– Ты когда-нибудь убивал черномазого?

– Я не разглядываю тех, кого приканчиваю, – не раздумывая отозвался он.

Выходит, фон Шелленберг отличается от Яноса и Мюллера.

– Смотрю я только на наличные! – добавил он.

Этот тип, пожалуй, покрепче орешек, чем его напарники.

– Ты хоть умеешь стрелять из своей пушки? – спросил он с издевкой.

– Бросай оружие и выходи сдаваться, – крикнул я ему.

– Неужто ты такой снайпер?

Я явственно представил себе его ухмылку.

– Как это ты сказал на прошлой неделе? Кения – жалкая третьесортная страна. Бандиты международного пошиба заглядывают к нам редко, не на ком набить руку...

В ответ раздались два выстрела, пули щелкнули о скалу над моей головой, снова посыпалась гранитная крошка. Я его рассердил, задел профессиональную гордость.

– Кто ты, фон Шелленберг? – спросил я, чтобы уточнить по голосу, где он.

– Завтра прочтешь в газетах, если в аду их получают.

Он оставался на прежнем месте.

– Зачем ты занимаешься таким грязным делом?

– А зачем люди работают?

– Ради денег?

– Ты умнеешь на глазах, – похвалил он меня, – хотя я до сих пор не возьму в толк, для чего ты ушел из полиции. У нас на Западе такому болвану ни за что не разрешили бы заниматься частной практикой. Какой из тебя детектив!

Он принялся надо мной глумиться, мстя за насмешку. Оно и понятно, тщеславие в большей или меньшей степени присуще всем.

– Раньше ты был обо мне лучшего мнения, – напомнил я. – Хвалил за Вэнса Фридмена.