– Я вижу, господа, что вы начинаете понимать – тут уже не до шуток.

– Пардальян!.. Значит, это с ним мы должны сражаться?.. Это его мы должны убить?..

– Это он!.. Так вы по-прежнему считаете, что нас четырех будет слишком много?

– Пардальян!.. О черт!.. Ведь мы, в конце концов, обязаны ему жизнью.

– Да, но ты забываешь, что мы уплатили наш долг...

– Это верно!

– Решайтесь же, господа. Вы становитесь на сторону Фаусты? Вы пойдете против Пардальяна?

– Проклятье!.. Да, мы становимся на сторону Фаусты! Да, мы пойдем против Пардальяна!..

– Я принимаю ваше обещание. А сейчас я пью за принцессу Фаусту и за ее охранников. Я пью за победу Фаусты и за успехи ее охранников!

– За Фаусту! За охранников Фаусты! – хором повторила троица.

– А теперь, господа, в путь!

– Куда мы направляемся, сударь?

– В Испанию!

Бюсси-Леклерк, Монсери, Сен-Малин и Шалабр проехали всю Францию, без помех преодолели Пиренеи и оказались в Каталонии, где они надеялись если и не встретить Фаусту, то по крайней мере отыскать ее следы. Они остановились в Лериде с намерением отдохнуть и навести справки.

В трактире, прежде чем спешиться, Бюсси сразу же задал вопрос, и трактирщик ответил – на удивление подробно и ясно:

– Сиятельная принцесса, о которой говорит ваша милость, изволила остановиться в нашем городе. Она уехала с час тому назад, направляясь в сторону Сарагосы, чтобы оттуда добраться до Мадрида – обычной резиденции нашего монарха, короля Филиппа, предпочитающего жить там, а не в Толедо, – древней столице Кастилии, ныне приходящей в упадок.

В ответ на новый вопрос Бюсси он сообщил:

– Принцесса путешествует на носилках. Вам не составит труда нагнать ее.

Получив эти ценные сведения, четверка спешилась, и Бюсси заявил:

– Мы с моими спутниками отчаянно проголодались и погибаем от жажды... У вас найдется что-нибудь поесть?.. Хоть самую малость...

– Слава Богу, провизии хватает, сеньор. Есть чем угодить самому изысканному вкусу, – кланяясь, отвечал трактирщик не без гордости.

– Черт возьми! В таком случае, подайте нам все, что у вас есть самого лучшего, да не скупитесь ни на вино, ни на снедь!

Мгновение спустя хозяин уже ставил на стол: хлеб, пузатый бурдюк, три огромные луковицы, жареную ногу барашка и большое блюдо с вареным турецким горохом. Повернувшись к путникам, он объявил:

– Кушать подано, ваши милости... Да, черт возьми, не часто мы задаем нашим гостям подобный пир!

– Проклятье! – чертыхнулся Монсери. – И такое скудное угощение он называет пиром!

– Не будем слишком требовательны, – отозвался Бюсси-Леклерк, – и постараемся привыкнуть к этой кухне: ведь нечто подобное мы будем встречать повсюду... Впрочем, если понадобится, мы наверстаем упущенное, налегая на пироги и варенье, – они тут обычно замечательные.

Через час спутники вскочили в седла, бросились вдогонку за Фаустой и вскоре с удовлетворением увидели вдали носилки – их несли, ступая медленным, но верным шагом, мулы под богато изукрашенными чепраками.

Каменистая дорога, окаймленная вереском, пожухшим под неумолимыми лучами ослепительного солнца, шла вдоль горного склона, огибала некое подобие маленького плоскогорья, откуда было видно далеко вперед, затем внезапно спускалась вниз и, петляя, вела через долину, которая простиралась, покуда хватало глаз, – порыжевшая, однообразная, без единого лужка или рощицы, – словом ничего такого, на чем мог бы остановиться взор путника.

Фауста и ее эскорт, въехав на плоскогорье, на секунду замерли, ослепленные полыхавшим солнцем.

Мчавшийся во весь опор далеко впереди всадник, казалось, спешил принцессе навстречу.

А невдалеке от себя она увидела Бюсси-Леклерка и подумала: «Бюсси-Леклерк здесь!.. Что он делает в Испании?»

Она безмолвно подала рукой знак, и Монтальте, ехавший верхом рядом с носилками, пригнулся к холке лошади, чтобы услышать:

– Кардинал, пропустите ко мне этих всадников... в том случае, разумеется, если они желают говорить со мной.

Монтальте поклонился и направился в первые ряды эскорта, на ходу отдавая приказания.

Фауста неподвижно застыла на подушках в грациозной и величественной позе, но глаза ее, словно повинуясь какой-то таинственной силе, непрерывно следил и за тем всадником на равнине, – за черной точкой, постепенно увеличивающейся.

Бюсси-Леклерк и трое из бывших Сорока Пяти остановились перед носилками и, сняв шляпы, стали ждать, когда Фауста начнет их расспрашивать. Наконец она произнесла:

– Итак, господин де Бюсси-Леклерк, вы мчались именно ко мне?

Бюсси склонился в поклоне.

Фауста оглядела его и, не выказывая ни удивления, ни волнения, спросила:

– Так что же вы хотите мне сказать?

– Я послан к вам аббатисой бенедиктинок Монмартра.

– Стало быть, Клодина де Бовилье не забыла Фаусту?

– Всякий, кто хоть раз приблизился к принцессе Фаусте, никогда не забудет ее.

Бюсси умолк, желая оценить, какое действие произведет его ответ, казавшийся ему самому весьма галантным.

Фауста невозмутимо продолжала:

– И чего же от меня хочет госпожа аббатиса?

– Сообщить вам, что Его Величество Генрих Наваррский осведомлен о малейших деталях миссии, с которой вы направляетесь к Филиппу Испанскому... Беарнец уже не первый год мечтает сесть на французский трон и подготавливает свое восшествие на престол. Сегодня он полагает, что его мечты как никогда близки к осуществлению. И именно в этот момент возникаете вы, в результате чего у него появляется грозный соперник, способный навеки разрушить все его надежды... Берегитесь, сударыня! Генрих Наваррский не отступит ни перед какой крайностью, чтобы остановить и уничтожить вас... Берегитесь! Вам объявлена война!

– Значит, с этим предупреждением вас и послала ко мне Клодина де Бовилье?

– Я уже имел честь говорить вам об этом, сударыня.

– Меня уверяли, будто король Генрих расположился лагерем в монмартрском аббатстве... Это верно?

– Совершенно точно, сударыня.

– Говорят, король легко увлекается. Клодина молода, хороша собой, и ее ранг аббатисы, по слухам, не ограждает ее от искушения.

Бюсси едва заметно улыбнулся:

– Понимаю, сударыня... И однако, аббатиса не колебалась, выбирая между королем Генрихом и вами – сами видите.

– Хорошо! – строго произнесла Фауста. – Это все, что вы имели мне сказать?

– Прошу прощения, сударыня, но госпожа де Бовилье особо порекомендовала мне нанять вам на службу несколько храбрых и преданных дворян и привезти их к вам.

– Для чего, сударь? – сказала Фауста с обескураживающим спокойствием.

– Но, сударыня... – пробормотал озадаченный Бюсси-Леклерк, – чтобы охранять вас... защищать... Разве вы не слышали: на вас готовится нападение, нападение сокрушительной силы.

– Мы находимся в Испании, где никто не осмелится выказать непочтение той, кто путешествует под покровительством короля и его великого инквизитора... Во всем же остальном кардинал Монтальте, которого вы здесь видите, будет вполне надежной защитой.

– Но, сударыня, речь идет не о короле Филиппе и не о его подданных!.. Речь идет о короле Генрихе и о его тайных агентах – а это французы, и, поверьте мне, они обращают столько же внимания на покровительство великого инквизитора, сколько Бюсси-Леклерк – на удар шпаги.

В этот момент всадник на равнине, с которого Фауста не спускала глаз почти во все время своей беседы с Леклерком, достиг горы и, продолжая свой путь по дороге, извивавшейся по склону, исчез за поворотом.

– Я полагаю, вы правы, сударь, – ответила наконец Фауста. – И посему я принимаю предложенную вами охрану и заранее одобряю условия, возможно, оговоренные вами от моего имени. Кто эти дворяне?

– Трое самых храбрых и самых бесстрашных из Сорока Пяти – те, кого называли личной гвардией короля.