– Зачем мне все это?.. Ладно, раз я не могу получить руку Хуаны, я потрачу это золото на подарки для нее. Тут есть на что купить украшений и богато расшитых плащей, и платьев, и шалей, и мантилий, и премиленьких туфелек из атласа и даже из кордовской кожи – она такая мягкая и душистая... Всего накуплю!.. Боже мой, до чего нарядной станет моя Хуана! Нарядной и... счастливой! Ведь она так любит красивые вещи!

Чико весь сиял.

«Где только, черт подери, не гнездится любовь!» – мелькнуло в голове у Пардальяна.

Внезапно радость карлика угасла. Он простонал:

– Нет! Я не могу иметь даже такой радости. Хуана удивится, увидев, что я так богат. Она ведь все понимает, вот оно как! Она, возможно, догадается, откуда у меня появилось мое богатство. Она прогонит меня, она бросит мне в лицо мои подарки и назовет убийцей. Нет! Это золото проклято, это цена крови, и я не могу им воспользоваться... Напрасно я стал преступником!

И он яростным жестом смахнул со стола мешочек, который со звоном покатился по плитам.

«Смотрите-ка! – хмыкнул Пардальян, и глаза его заискрились. – А мне, пожалуй, нравится этот коротышка!»

Чико взволнованно ходил взад-вперед по своей комнате. Вот он остановился прямо перед проемом, нахмурился, невидяще уставился глазами в пространство и прошептал:

– Убийца... Хуана так и сказала: я – убийца... Да, я заслужил этот титул по тому же праву, что и люди, своими руками убившие француза... и даже больше их... Вот оно как! Если бы не я, он бы не погиб... Это я, я виноват в его смерти... И как я мог решиться на такое?! Видно, ревность совсем свела меня с ума... Но теперь, когда моя хозяйка произнесла это ужасное слово: «Убийца!», я все понял, и стал отвратителен самому себе!..

Пардальян не пропустил ни слова, со страстным вниманием следя за всеми этапами битвы, которая происходила в душе карлика.

А тот опять вернулся к своим размышлениям, излагая их вслух; Пардальян же перемежал их тихими комментариями.

– А может, француз не умер?

– Об этом надо было подумать с самого начала! – усмехнулся Пардальян.

– А вдруг его еще можно спасти? Ведь я обещал Хуане.

– Вот уж не думал, что малышка Хуана так живо мною интересуется!

– Если француз умер, то Хуана тоже умрет, а я умру сразу вслед за ней.

– Да нет же, нет! Не хочу я иметь все эти смерти на своей совести, черт подери!

– Если француз жив и я его спасу...

– Вот так-то лучше!.. Ну, и что ты сделаешь в таком случае?

– Хуана будет счастлива... Француз полюбит ее.

– Клянусь рогами дьявола, нет! Не полюблю я ее, глупец!

Чико, словно услышав Пардальяна, продолжал:

– Конечно, полюбит! Ведь она такая хорошенькая!

– Чтоб они провалились, эти влюбленные! Все они одинаковы – воображают, будто вся вселенная только и смотрит, что на предмет их страсти.

– Француз полюбит ее, и тогда я умру.

– Опять! Право слово, это просто мания какая-то!

– В конце концов, что за важность? Кому какое дело до меня? Я искуплю причиненное мною зло. Я больше не буду убийцей, моя хозяйка будет обязана мне своим счастьем, и я смогу уйти из жизни довольным – может быть, обо мне станут даже сожалеть!

– Клянусь честью, вот замечательная мысль, вполне достойная этого влюбленного безумца!

– Решено. Я обыщу все известные мне тайники.

– Отлично! Далеко идти не придется, – произнес шевалье, исподтишка посмеиваясь.

Стараясь не шуметь, он отошел вглубь камеры, завернулся в плащ, растянулся на каменных плитах и притворился крепко спящим.

Карлик продолжал:

– А если я его не найду... если он умер... завтра я отравлюсь к принцессе и потребую его вернуть.

С горькой улыбкой он заключил:

– Без всякого сомнения, она отправит меня вслед за ним. Тогда Хуана так никогда и не узнает страшную правду. Она решит, что я погиб, стараясь спасти его, и будет оплакивать меня.

Он пробормотал еще несколько неясных слов, потом неожиданно загасил свечу и вышел, напутствуя себя:

– Вперед!

Тотчас же его внимание привлекла какая-то тень на белых плитах пола. Это был Пардальян, притворившийся спящим. Эль Чико вздрогнул:

– Француз!

Карлик почувствовал, что вот-вот упадет без сознания. Он не ожидал, что найдет своего соперника так быстро... Да еще здесь, у себя под боком... Чико удивленно пробормотал:

– Но как же это я не увидел его, когда входил? Ах да, плита скрывала его, а я не посмотрел назад. Кто бы мог предположить... Я еще так громко говорил сам с собой!..

Карлик тихонько подошел к Пардальяну; тот, казалось, спал глубоким сном, однако краешком глаза следил за Чико.

«Неужели он умер?» – мелькнуло в голове у карлика.

От этой мысли его бросило в дрожь – он сам не понимал, что было тому причиной: радость или страх.

Битва между добром и злом длилась уже долго. Но теперь добро одержало окончательную победу: Чико был исполнен решимости спасти своего соперника и был бы крайне удивлен, если бы ему сказали, что он совершает героический поступок. Он знал лишь одно: нельзя допустить, чтобы Хуана ненавидела его и называла убийцей. Вот и все. Остальное не имело значения.

Маленький человечек наклонился над шевалье, прислушался и уловил негромкое ровное дыхание.

– Он спит! – произнес карлик.

И хотя его одолевала неприязнь к французу, он все же невольно воздал ему должное и прошептал, тихонько кивая головой:

– Он храбрый. Он спит, а ведь наверняка знает, что его ждет, знает, что его могут убить прямо во сне. Да, он храбр; возможно, именно потому-то Хуана и любит его.

Без горечи, без зависти, просто констатируя очевидное, он заключил:

– Я тоже был бы храбрым, если бы был таким же сильным, как он... По крайней мере, мне так кажется.

Эль Чико и не подозревал, что тот, чьей смелостью он восхищался, лишь притворяется спящим и сам восхищается его, карлика, смелостью, которую тот в себе и не подозревал.

Карлик осторожно тронул шевалье за плечо. Тот сделал вид, будто внезапно проснулся, и сделал это так естественно, что у Чико и мысли не возникло, что его обманули. Пардальян сел; даже в таком положении он был на добрых пол головы выше карлика, стоявшего перед ним.

– Чико? – воскликнул изумленный Пардальян. И добавил жалостным голосом:

– Бедный малыш, и ты тоже стал узником! Ты и не подозреваешь, на какую чудовищную казнь нас обрекли.

– Я не узник, сеньор француз, – строго сказал Чико.

– Ты не узник? – вскричал безмерно удивленный Пардальян. – Но что же тогда ты делаешь здесь, несчастный? Разве ты не слышал: нас ждет смерть, отвратительная смерть.

Чико, явно сделав над собой усилие, глухо сказал:

– Я пришел за вами.

– Зачем?

– Чтобы спасти вас, вот оно как!

– Чтобы спасти меня? Ах, черт!.. Значит, ты знаешь, как отсюда выйти?

– Знаю, сеньор. Смотрите!

И с этими словами Чико подошел к железной двери и, не тратя ни секунды на поиски нужного места, нажал на один из огромных гвоздей, которыми были прибиты металлические листы.

Шевалье – он стоял неподвижно и лишь глядел на то, что предпринимает карлик – вздрогнул:

«Сколько драгоценного времени я потерял бы на бесплодные поиски, прежде чем обратил бы внимание на дверь!»

Один из железных листов отошел в сторону.

– Вот! – сказал Чико просто.

– Вот! – повторил Пардальян с самым простодушным видом. – Так это отсюда ты пришел, пока я спал?

Чико утвердительно кивнул.

– Я ничего не слышал. Этой дорогой мы и выберемся?

Новый кивок головы.

– Ты не слишком-то разговорчив, – заметил Пардальян и улыбнулся при мысли о том, что минуту назад карлик, считая, что он здесь один, был гораздо менее скуп на слова.

– Нам лучше уйти побыстрее, сеньор, – сказал Чико.

– Время у нас еще есть, – ответил Пардальян флегматично. – Так ты знал, что я заперт здесь? Ведь ты же сам заявил, что пришел за мной, не так ли?