– Может быть, ты и в самом деле прав, – сказал Красная борода, внимательно его выслушав. – Только мне все равно нужно отомстить.

– Ну, на сей счет, – ив глазах Центуриона вспыхнул дикий огонек, – я с вами согласен. И если у вас на этого наглого и дерзкого француза есть зуб, то не сомневайтесь, он есть и у меня, причем предлинный.

– Так что же все-таки произошло? Ты его видел? Где он? Что он делает?

– Он, наверное, уже вернулся в свою гостиницу и там, как я предполагаю, подкрепляется. Я видел его, разговаривал с ним, и он даже дал мне щедрую милостыню... Судя по всему, этот мерзавец весьма богат – клянусь честью, мне перепал от него целый пистоль!

– Ты видел его, – взревел Красная борода, – ты говорил с ним, но!..

– Понимаю вас, кузен, – сказал Центурион с холодной улыбкой. – И если он ускользнул от меня, то, поверьте, не по моей вине. Можно подумать, что его оберегает само провидение, – я уже собрался всадить вот этот самый кинжал ему между лопаток, как вдруг в самый неподходящий момент он обернулся, а ведь, черт побери, мы с вами оба знаем грозную силу этого господина. Я не стал повторять попытку, припустился что есть мочи, и вот я здесь.

И в порыве дикой ярости Христофор вскричал:

– Он в наших руках, кузен! Я окружу трактир и возьму его живым или мертвым, хотя бы мне пришлось для этого разнести эту лачугу по камешку или же сжечь ее всю, от подвала до чердака!

– Отлично! – радостно воскликнул Красная борода. – Вот-вот, поджарь его как поросенка!.. Возьми столько людей, сколько понадобится, и беги; мне бы хотелось поскорее увидеть его кишки, разбросанные по земле. Какая жалость, что этот мерзавец почти сломал мне руку!.. Уж я бы постарался сам довести дело до конца, никому бы не доверил! Моя месть была бы более сладкой, если бы я мог осуществить ее сам, но надо не гневить судьбу и уметь довольствоваться тем, что имеешь.

– Что до того, чтобы довести это дело до конца, – сказал Центурион с каким-то лихорадочным восторгом, – вы можете всецело положиться на меня!

Он громко скрипнул зубами и продолжал:

– Ненависть, которую вы питаете к господину де Пардальяну, – сущий пустяк по сравнению с теми чувствами, что питаю к нему я, и если вы хотите видеть его кишки, разбросанные по земле, то я хотел бы съесть его сердце!

– Да, тебя он тоже отделал на славу! Центурион тряхнул головой и пояснил со зловеще-спокойной решимостью:

– С Божьей помощью я надеюсь с лихвой отплатить ему за то, что он мне сделал. Но суть не в этом... Если бы вопрос заключался лишь в том, чтобы действовать, я бы уж, конечно, не терял времени даром. Вопрос как раз в том – надо ли вообще что-либо предпринимать.

– Без всяких сомнений! – исступленно крикнул Красная борода.

– Давайте договоримся, кузен, – сказал Центурион с ехидной усмешкой. – Вы приказали мне отыскать и привести к вам крошку Жиральду, к которой вы воспылали любовью. Я, как и подобает, повиновался, и, разумеется, не моя вина, что мне не удалось этого сделать. Кто мог предвидеть, что найдется человек настолько храбрый, что окажет сопротивление приказам святой матери-инквизиции? Итак, благодаря вмешательству этого Пардальяна, для которого нет ничего святого – да поразит его гром небесный! – я потерпел неудачу, и мое начальство выразило мне свое недовольство... мало того, меня наказали за то, что я действовал без приказа... Приказ исходил от вас, кузен, но вы не сочли нужным заявить об этом вслух и защитить меня, а я, считая, что у вас есть веские причины для такого поведения, прислушивался лишь к голосу моей преданности и промолчал, приняв кару без возражений.

– В самом деле, – сказал Красная борода, порядком смущенный, – у меня были особые причины, чтобы не вмешиваться в эту историю. Но я не забуду твоей преданности, и для начала, чтобы исправить допущенную несправедливость – ведь ты был наказан за мою вину, – возьми вот это.

«Вот это» оказалось туго набитым кошельком, призванным вознаградить преданность Центуриона; на лице дона Христофора появилось выражение ликования, и, засовывая драгоценный кошелек под свои нищенские лохмотья, он ответил:

– Все, что я сказал, кузен, говорилось, как принято выражаться, для сведения, а вовсе не для того, чтобы подвигнуть вас на подобную щедрость.

– Знаю, – величественно ответствовал Красная борода. – Но к чему ты клонишь?

– А вот к чему: кто мне поручится, что со мной, когда я займусь этим Пардальяном, не приключится того же, что приключилось, когда я занимался Жиральдой? Независимо от того будет ли мне, как я надеюсь, сопутствовать удача или же это будет провал, – кто мне поручится, что монсеньор Эспиноза не изволит гневаться? Если мои действия будут противоречить его замыслам, мне придет конец. На сей раз дело для меня пахнет тюрьмой, а ведь, черт побери, кузен, вы отлично знаете, что войти в камеру очень легко, а вот выйти из нее – затруднительно.

– Да объясни же в конце концов все толком, – нетерпеливо бросил ему Красная борода. – Чего ты хочешь?

– Я хочу, – холодно сказал Центурион, – получить приказ, написанный вами собственноручно, который послужил бы мне защитой на случай, если то, что я собираюсь предпринять, придется не по вкусу монсеньору великому инквизитору.

– Только-то и всего? Что же ты раньше не сказал! – воскликнул Красная борода, направляясь к черного дерева секретеру, украшавшему его комнату.

Однако, открыв его, он внезапно замер и с жалобным видом посмотрел на свои перевязки.

– Да как же, по-твоему, я смогу писать с моей больной рукой?

– Клянусь бычьими потрохами! – разочарованно пробормотал Центурион. – Верно, я было совсем позабыл про это. И все-таки, – продолжал он с той же холодностью, которая свидетельствовала о твердо принятом решении, – и все-таки без вашего письменного приказа я не стану ничего предпринимать.

– Проклятье! – растерялся Красная борода. – Что же тогда делать?

Секунду Центурион, казалось, размышлял.

– Не могли бы вы сделать так, – предложил он, – чтобы этот приказ был подписан самим королем?

Красная борода пожал своими широкими плечами.

– И как ты себе это представляешь? – осведомился он сквозь зубы. – Я прихожу к королю и говорю ему: «Сир, не будет ли вам угодно подписать документ, повелевающий убить господина де Пардальяна?» Клянусь честью, меня ждет теплый прием! Да мне сразу же предложат убраться подобру-поздорову, если только... если только со мной не случится чего похуже!

– Это правда! Истинная правда! – согласился Центурион, машинально теребя мочку уха (его излюбленное занятие в те минуты, когда он погружался в глубокие размышления).

И вдруг, бросив исподлобья взгляд на Красную бороду, он произнес:

– Есть один выход...

– Какой? – тотчас отозвался исполин (он был, как вы уже заметили, довольно-таки простодушен).

– Чистый лист, но зато подписанный!.. – сказал Центурион с совершенно безразличным видом; однако краешком глаза он по-прежнему наблюдал за Красной бородой; тот колебался.

– Ух! – выдохнул он. – Многого хочешь! А ты знаешь, что на тех листах, которые хранятся у меня здесь, вот в этом ящике, стоит подпись короля?

– Знаю... И это очень кстати.

– А ты знаешь, что они скреплены и подписью великого инквизитора?

– Это даже лучше.

– А ты знаешь, что благодаря одному из таких пергаментов, должным образом заполненному, можно избежать любой кары и можно потребовать любой помощи от всех властей – светских и церковных?

Во взоре Центуриона сверкнул и тут же погас радостный огонек.

– Кузен, – ровным голосом сказал он, – заметьте: время идет, и дальше медлить рискованно, потому что птичка может улететь из гнезда.

У Красной бороды вырвалось сдавленное проклятье, и он прошептал, по-прежнему колеблясь:

– Черт возьми! Незаполненный лист...

Говоря это, он вглядывался в Христофора, пытаясь проникнуть ему в самую душу.

Видя его нерешительность, Центурион проговорил с самым равнодушным видом: