Джон Бурк не ответил на мой звонок. Наверное, я перемудрила. Надо будет позднее позвонить еще раз и без обиняков сказать, для чего я его искала. Но сейчас у меня были более приятные заботы.

Я оделась для пробежки. Темно-синие шорты с белой каймой, белые кроссовки с голубыми шнурками, симпатичные короткие носочки и маечка без рукавов. Шорты были из тех, в которых есть внутренний карман, закрывающийся на липучку. В кармане лежал небольшой крупнокалиберный пистолет. Американский крупнокалиберный пистолет, чтобы быть точной; вес 6.5 унций, калибр 38-й специальный, длина 4.82 дюйма. При таком весе он казался толстым бугорчатым перышком.

Из кармана, застегнутого на липучку, не так-то просто достать пистолет. В пистолете было два патрона, и из него не очень хорошо целиться на расстоянии, но ведь люди Гейнора не хотят меня убивать. Им можно меня ранить, но убивать нельзя. А чтобы ранить, они должны подойти близко. Достаточно близко, чтобы я сумела воспользоваться маленьким пистолетом. Конечно, у меня в запасе всего два выстрела. Если они не помогут, у меня будут крупные неприятности.

Я пыталась придумать способ взять с собой один из десятимиллиметровых пистолетов, но не смогла. Нельзя же бегать трусцой и таскать на себе целый арсенал. Приходится чем-то жертвовать.

В гостиной у меня сидела Вероника Симс: Ронни — высокого роста, сероглазая блондинка. Она — частный детектив на службе у «Аниматор Инкорпорейтед». Мы с ней вместе занимаемся спортом как минимум два раза в неделю, если только одна из нас не лежит в больнице с ранениями или не охотится на вампиров. А и то и другое случается чаще, чем мне бы хотелось.

На Ронни были фиолетовые шорты до колен и футболка с надписью «После собаки лучший друг человека — кошка. Но после собаки кошка обычно не настроена дружить». Наша с Ронни дружба возникла не на пустом месте.

— В четверг мне тебя не хватало, — сказала Ронни. В четверг я пропустила занятия в оздоровительном клубе. — Похороны, наверное, были ужасные?

— Угу.

Ронни не стала меня расспрашивать. Она знает, что похороны я переношу тяжело. Большинство людей ненавидит их из-за мертвецов. Я же ненавижу любое эмоциональное дерьмо.

Она встала и, выставив одну ногу вперед, а другую назад, начала делать растягивающее приседание, как будто собиралась сесть на шпагат. Мы всегда разминаемся в квартире. Большинство упражнений для ног не рассчитаны на то, чтобы их выполняли в коротких шортах.

Я повторяла за ней. Мышцы бедер разогревались не охотно и очень болезненно. Пистолет в кармане мешал, но я терпела.

— Спрашиваю просто из любопытства, — сказала Ронни. — Зачем тебе пистолет?

— Я всегда ношу с собой оружие, — сказала я.

Она посмотрела на меня, не скрывая недовольства.

— Если не хочешь говорить, не говори — но не надо делать из меня дуру.

— Ладно, ладно, — сказала я. — Как ни странно, никто меня не просил никому об этом не говорить.

— Что, тебе не угрожали, не запрещали обращаться в полицию? — удивилась она.

— Нет.

— Бог ты мой, вот это по-доброму.

— Совсем даже не по-доброму, — сказала я, садясь на пол и раздвигая ноги на ширину плеч. Ронни тоже села. Со стороны могло показаться, что мы собираемся катать мяч, как дети. — Совершенно никакой доброты. — Я наклонилась к левой ноге, щекой коснувшись бедра.

— Расскажи-ка, — потребовала Ронни.

Я рассказала. Когда я закончила, мы уже размялись и были готовы к пробежке.

— Что за дьявольщина, Анита! То на тебя зомби натравливают, то чокнутый миллионер требует, чтобы ты совершила человеческое жертвоприношение. — Серые глаза Вероники изучали мое лицо. — Из всех моих знакомых только у тебя сверхъестественных проблем больше, чем у меня.

— Спасибо. — Я заперла за нами дверь и положила ключи в карман, где лежал пистолет. Я знала, что они будут всю дорогу царапаться, но нельзя же бегать с ключами в руке.

— Гарольд Гейнор. Я могу кое-что про него узнать.

— Разве у тебя сейчас нет дела? — Мы топали вниз по лестнице.

— Сейчас у меня три разных случая жульничества со страховкой. Главным образом приходится вести наблюдение и фотографировать. Если мне хотя бы еще раз придется обедать в забегаловке, я начну петь песни из музыкального автомата.

Я улыбнулась.

— Можешь принять душ и переодеться у меня. Накормлю тебя настоящим обедом.

— Это было бы замечательно, но ты же не хочешь заставлять Жан-Клода ждать.

— Брось, Ронни, — сказала я.

Она пожала плечами.

— Тебе лучше держаться подальше от этого… существа, Анита.

— Я знаю. — Теперь была моя очередь пожимать плечами. — Встретиться с ним мне казалось меньшим из зол.

— А из чего ты выбирала?

— Встретиться с ним по доброй воле или ждать, пока меня похитят и привезут к нему насильно.

— Не слишком богатый выбор.

— Угу.

Я открыла двойные двери подъезда. Жира чмокнула меня в лицо. Казалось, я нырнула в духовку. И мы собираемся бегать трусцой в этом пекле?

Я посмотрела на Ронни. Она на пять дюймов выше меня, и почти все эти дюймы приходятся на ее ноги. Мы можем бежать вместе, но я должна устанавливать темп и все время себя подстегивать. Это очень хорошее упражнение.

— Похоже, жара сегодня за сотню, — сказала я.

— Тяжело в ученье, легко в бою, — откликнулась Ронни. В левой руке у нее была спортивная фляжка с водой. Мы подготовились к пробежке так хорошо, как только возможно.

— Четыре мили адского пекла, — сказала я. — Ну, вперед.

Мы обычно бежим в медленном, зато ровном темпе и пробегаем дистанцию за полчаса, а то и быстрее.

От жары воздух казался твердым; у меня было такое чувство, будто мы бежим по коридору с невидимыми обжигающими стенками. Влажность в Сент-Луисе почти всегда около ста процентов. Добавьте к этому сто градусов по Фаренгейту — и вы получите маленький, тихий уголок ада. Сент-Луис летом, гип-гип ура!

Я не получаю удовольствия от упражнений. Ради изящных бедер и накачанных икр я не стала бы так себя насиловать. А вот ради того, чтобы в случае необходимости удрать от плохих парией, — это другое дело. Иногда все сводится к тому, кто окажется быстрее, сильнее и проворнее. Мне тяжело приходится в таких случаях. О, я не жалуюсь. Но при ста с небольшим фунтах веса у меня мало шансов раскидать своих противников.

Конечно, когда речь идет о вампирах, то и двух сотен фунтов будет мало. Даже недавно умерший может плющить автомобили одной рукой. Так что все равно не мне с ними тягаться. Я к этому привыкла.

Первая миля осталась позади. Это всегда самое тяжелое. Моему телу надо пробежать приблизительно две мили, чтобы оно перестало умолять меня отказаться от этого безумия.

Мы бежали по старому району. Здесь много маленьких огороженных дворов и зданий постройки пятидесятых годов, а то и прошлого века. Впереди показалась кирпичная стена склада, возведенная еще до Гражданской войны. Середина пути. Две мили. Я чувствовала себя свободной и подтянутой, и казалось, могу бежать целую вечность, если не придется прибавлять скорость. Я целиком сосредоточилась на том, чтобы не терять ритма. Поэтому его заметила Ронни.

— Не хочу прослыть паникершей, — сказала она, — но что это за мужик стоит вон там?

Я прищурилась, вглядываясь. Приблизительно в пятнадцати футах впереди, где кончалась кирпичная стена, рос высокий вяз. Под вязом стоял мужчина. Он и не думал скрываться. Но на нем была джинсовая куртка. Неподходящая одежка в такую погоду — если только тебе не надо спрятать под ней пистолет.

— И давно он там?

— Только что вышел из-за дерева, — сказала Ронни.

Паранойя властвует безраздельно.

— Давай повернем обратно. Две мили можно пробежать в любом направлении.

Ронни кивнула.

Мы развернулись и припустили трусцой обратно. Мужчина под деревом не окликнул нас и не велел остановиться. Паранойя — тяжкое заболевание.

Из-за дальнего угла кирпичной стены вышел второй мужчина. По инерции мы пробежали ему навстречу несколько футов. Я оглянулась. Мистер Джинсовая Куртка не торопясь шел за нами. Куртку он расстегнул и сунул под нее руку. Это уже не паранойя.