— Спаркс... что это за место?
— А ты как думаешь, «сестрица»? — Он сжал ее в объятиях, и тут она заметила посреди комнаты широченную кровать и попыталась вырваться, но он держал крепко. Рука его нашарила ее грудь.
— Ты ведь давненько не развлекалась, милашка? Я сразу понял — уж больно выразительно ты на меня глядела. Значит, ты прошла весь этот путь только для того, чтобы стать любовницей Звездного Быка? Что ж, если ты так хочешь, моя прелесть... — Он рывком расстегнул рубаху, и она увидела у него на ребрах тонкие белые шрамы, похожие на червей. — Я могу доставить тебе такое удовольствие.
— О, Хозяйка, нет, нет!.. — Она прикрыла ладонью его шрамы, она не желала смотреть...
— Нет? В таком случае мы все сделаем быстро и просто, без затей, как к тому привыкли девчонки с Летних островов. — Он подволок ее к постели и швырнул поперек, прижав собственным телом. Она лежала, стиснув зубы, не в силах сопротивляться напору его грубых ласк и поцелуев, закусив губу, и едва не закричала, когда он особенно больно охватил ее за грудь... — Это времени много не займет. — Он боролся со штанами, не сводя глаз с ее лица.
— Спаркс, не делай этого! — Она, высвободив одну руку, с безнадежной нежностью погладила его по лицу. — Ты же не хочешь, чтобы это произошло, и я не...
— Тогда почему же ты не сопротивляешься, черт побери? — Он встряхнул ее так, будто совсем утратил разум. — Зарази меня, сивилла! Докажи, что стала такой, каким я никогда не смогу стать. Ударь меня, укуси, пусть у меня пойдет кровь — сведи меня с ума...
— Я не хочу делать тебе больно. — Она смотрела вверх, на свое отражение в зеркальном потолке, на яростно-рыжие волосы Спаркса, на его тело, словно обтекавшее ее собственное, и почему-то видела лицо Тарида Роха, плоское и тупое, а потом вдруг точно таким стало и лицо Спаркса... И сделать мне это даже слишком, легко, слишком просто! Она с шумом вдохнула воздух. — Я могу! Я могу, поверь мне, сделать тебя безумным... Но я не хочу! — Она зажмурилась, отвернула лицо в сторону, чувствуя, как тяжесть его тела выдавливает воздух из ее легких. — Ариенрод уже достаточно боли причинила тебе — из-за меня...
Глаза Спаркса стали непроницаемыми.
— Не жалей меня понапрасну, сивилла, ведь ответной жалости ты не дождешься. — Он схватил Мун за подбородок и грубо повернул к себе. — Ты сейчас в постели Звездного Быка — ты сама этого хотела, хотя нет в этом мире более низкого человека. — Но на этот раз он отвел глаза первым; и Мун вдруг поняла, что, даже если б он и решился довести задуманное до конца, тело его все равно отказалось бы повиноваться...
— Я хотела получить Спаркса! И я его нашла. На тебе сейчас нет твоей рогатой короны, нет черного капюшона, руки твои не обагрены кровью... Сейчас ты не Звездный Бык! Отбрось эту маску, Спаркс, — она тебе больше не нужна!
— Я не Спаркс! А ты даже и не Мун... — Он потряс головой, и она почувствовала, как дрожат они оба. — Мы призраки, эхо, заблудшие души; мы стали вечными пленниками лимба, проклятые даже в аду, — Он отпустил ее.
— Спаркс... Я люблю тебя. Люблю. И всегда любила. — Голос ее вздрагивал, она почти беззвучно шептала эти слова, словно заклятье, навевающее волшебный сои. — Я знаю, что ты сделал, но ведь я же здесь. Потому что ЗНАЮ тебя. Я ЗНАЮ, что это было предопределено свыше. Я никогда бы не пришла к тебе, если бы не верила в то, что мы сумеем справиться с разлукой и с тем злом, которое нас разлучило. Если ты не веришь, лучше отошли меня прочь... Но сперва посмотри на себя, посмотри в зеркало, Спаркс! Там — только ты, и рядом с тобой — только я. Это пробуждение, Спарки, а не дурной сон!
Он медленно сполз с нее и, лежа на боку, внимательно посмотрел ей в глаза.
— Что... что это у тебя на щеке? Это я тебя ударил?
Она коснулась старого, давно пожелтевшего синяка, и молча кивнула.
Спаркс вскочил. Он был необычайно бледен и сосредоточен, когда пошел навстречу собственному отражению, равнодушно поджидавшему его в зеркальной стене. Их руки соприкоснулись; он прижался лбом к стеклу; Мун видела, что тело его напряжено, как пружина.
— Спаркс!..
Руки его сами собой сжались в кулаки, и он со всей силы ударил ими прямо по собственному отражению; звонкие ледяные осколки посыпались на пол. Он чуть отступил, обернулся... Мун увидела, как кровь красными молниями струится по его руке.
Она вскочила и бросилась к нему, зажала его рану ладонью, пытаясь остановить кровотечение.
— Нет, не надо! Пусть течет! — крикнул он почти с радостью. Лицо его побледнело, но он только покачал головой в ответ на ее немой вопрос. — Разве ты не видишь? Я живой! Живой, Мун! — Он издал какой-то странный звук — вряд ли это был смех, — и она увидела, как глаза его стали совершенно изумрудными и слезы брызнули и повисли на кончиках ресниц. Он поднял окровавленную руку к залитому слезами лицу. — Мун. Моя Мун. — Он снова обнял ее, но теперь уже нежно, и мучительную боль причиняло ей теперь лишь возрождение и освобождение их душ. — Живой. Снова живой...
Ее вдруг ожег огонь желания. Она теснее прижалась к Спарксу, пальцы ее скользнули ему под рубашку. Она, чувствовала тепло его тела, его гладкую кожу, покорные ее ласке мускулы... Его руки скользнули вдоль ее бедер, снова поднялись, скользя по спине. Он начал тихонько подталкивать ее к постели, целуя с бесконечной нежностью.
— Нет, дай я сам...
Он расстегнул и снял с нее платье, оно упало на пол. Ладони его пели, скользя по ее обнаженной коже. Потом он сам почти машинально выбрался из одежды. Она старалась не смотреть на его шрамы.
Они легли, и теперь, глядя вверх, она не видела ничего, кроме того, что там отражалось — бесконечной любви и всепожирающей страсти. Они вновь начали не спеша открывать для себя счастье близости, знакомое им почти с детства. Время спиралью уходило в бесконечность, и тело Мун стало как бы исходной точной Вселенной... Каждым прикосновением он старался доставить ей радость и удовольствие и довел ее до высшей точки наслаждения с таким мастерством, какого у него никогда не было прежде... Они ныряли, кружа в воздухе, взмывали ввысь пламенем победоносного костра, сгорали в нем и вновь возрождались, подобно фениксу... Она отвечала ему, как умела, но с не меньшей страстностью, беззвучно шепча слова любви, которых, конечно же, было недостаточно, чтобы поведать ему о той радости, что заполнила сейчас все ее существо. И, в конце концов, они рухнули с высот вместе и сгорели на костре своей страсти, словно завершившись друг в друге.