— Послушайте, что я вам посоветую, — сказал лесник, невысокий, жилистый и жизнерадостный, несмотря на отсутствие пальца на левой руке. — В Стелесхейме сейчас остаться непросто: места на всех беженцев из города не хватает. Но вам есть что предложить взамен — свежие новости из города, так что постарайтесь продать их подороже, тогда вы сможете здесь остаться. Ты, парень, попробуй наняться к кому-нибудь учеником, пристрой куда-нибудь сестру, пока она не подрастет, чтобы выйти замуж. Кровью Владычицы нашей клянусь! Это же чудо, что вы выбрались. Мы и мечтать не смели, что кто-то сможет сбежать из города. Как вы выжили? Как выбрались оттуда?

Матиас вкратце описал их спасение, ни словом не обмолвившись об Эйка, повстречавшемся им в туннеле. Матиас не мог объяснить себе его поступок. Анна молчала. Все люди ненавидели Эйка, и не без оснований. Эйка были дикарями, а собаки — самыми омерзительными созданиями, которых носила на себе земля.

— Твой брат запросто найдет себе работу кожевника, — уверял лесник Анну. — А ты умеешь что-нибудь делать?

Она не собиралась этого произносить, но слова вырвались у нее сами собой:

— Когда я вырасту, я буду путешествовать, как Братья. Я понесу Святое Слово и Круг Единства Эйка. Они не могут вечно оставаться дикарями.

Лесник залился веселым смехом. Он покачал головой, как это делают взрослые, когда дети лепечут какой-нибудь вздор. Матиас шикнул на нее и недовольно нахмурился.

Но день был прекрасен, они на свободе, и, может быть, когда люди узнают, что в городе есть живые рабы, какая-нибудь благородная леди или лорд пошлет войско, чтобы их освободить. Если только папа Отто и другие рабы протянут так долго.

Все время их пути по лесным тропам Анна провела в размышлениях. Она и Матиас потеряли обоих родителей и были отданы на попечение дяде, черствому и эгоистичному человеку. Он был их единственным родственником, но не ему они обязаны своим спасением. Он пытался спасти только самого себя. Остался ли он в живых или тело его давно гниет где-нибудь в земле вместе с телами других несчастных, так же, как и он, похороненных и убитых, — наверное, она никогда об этом не узнает. Своим спасением они были обязаны папе Отто, который не был им родным отцом, и другим рабам. Если они, не будучи родственниками Анны и Матиаса» отнеслись к ним как к родным, то почему и тот загадочный Эйка не мог отнестись к ним так же? Девочке пришла в голову мысль о таинственной нити, связывающей все живые существа. Матиас дал дэймону нож, с помощью которого тот мог защищаться, возможно даже обрести свободу, взамен дэймон помог им спастись.

Однако в последний момент все их усилия едва не оказались напрасными. Они выжили только потому, что тот одинокий Эйка позволил им уйти.

Он почуял приближение грозы еще до того, как донеслось первое громыхание. Собаки беспокойно зашевелились и вцепились в него, он резко отшвырнул их. Твари завизжали и покорно улеглись у его ног.

Бладхарт Кровавое Сердце, казалось, не слышал надвигающейся грозы. Вождь Эйка сидел на своем троне, за пределами досягаемости своего пленника, и перебирал кости человеческих рук и ног, тщательно очищенные от мяса. Отбросив лишние, он отпилил утолщенные концы полудюжины отобранных костей разной длины и толщины. Затем острой палочкой очистил кости от находившегося внутри костного мозга. После этого он вооружился резцом и стал проделывать в костях дырочки. Все это происходило в тишине, нарушаемой лишь шумом обсидиановой пилы и сверла, вращаемого между ладонями, поскребыванием деревянной палочки и его хриплым дыханием.

В другом конце зала старый жрец, притулившийся на холодных мраморных плитах, бросал на пол кости человеческих пальцев и затем внимательно изучал получавшиеся из них рисунки. Снаружи, на ступенях собора, солдаты Эйка играли в какую-то игру, для которой им понадобился череп в мешке. Вдали уже слышались раскаты грома, река Везер пела свою песню.

Собаки разбредались по залу и, найдя укромный угол, быстро расправлялись с найденными где-то поблизости костями. Некоторые приносили ему часть добычи, которую клали к его ногам. Видит Бог, он был голоден все это время, но никогда о нем не скажут, что он опустился до пожирания человечины!

Он боролся с подступавшим отчаянием. Оно накатывало волнами, порожденное заклятием Кровавого Сердца, крепче железа приковавшего его к алтарю. Какая-то непонятная сила вдруг овладела им, он задремал и в припадке ярости замолотил цепями по мраморному полу, его руки сплошь покрылись кровоточащими ссадинами, но он смог даже немного ослабить оковы.

Кровь закапала на бледный мрамор пола, расплываясь маленькими розетками отчаяния по холодному камню, собаки, почувствовав его слабость, начали ворчать. Он опомнился, прикрикнул на собак и поднял глаза.

Оскалив зубы, Кровавое Сердце ухмыльнулся со своего трона.

— Собачий Принц, — сказал он. Голос его напоминал щебет птиц под сводами собора. — Сделать из твоих костей флейту, когда околеешь?

— Тебе не убить меня! — хрипло ответил он. Иногда это были единственные слова, которые он помнил и был в состоянии произнести.

Но Кровавое Сердце уже не слушал. Вождь Эйка поднимал одну за другой белые гладкие трубки к губам, проверяя их звучание. Каждая издавала слабый звук. Хватая трубки одну за другой, он исполнил рваную, варварскую мелодию. Тут наконец сверкнула молния, вспыхнувшая в громадных окнах собора, ударил над головою гром, и солдаты Эйка громко засмеялись разразившемуся ливню, продолжая свою игру.

— Два месяца! — Король Генрих нервно ходил из угла в угол. Моросящий дождь частыми каплями падал с краев навеса, сквозь отверстия тента просачивались струйки воды. — Я потратил два месяца на этих упрямых идиотов, варренских лордов! Мы уже могли бы выступить против Гента.

Лиат спряталась под повозкой. Перед ночной вахтой она могла вздремнуть. Хвала Владычице, дождь не пропитал почву. Девушка наблюдала, как советники Генриха толклись вокруг него, стараясь успокоить.

— Вы не могли оставить за собой Варре, ваше величество. — Голос его любимого священника, сестры Росвиты, был, как всегда, спокоен. — Вы поступили совершенно правильно, иначе и нельзя было поступить. Вы справедливо гневаетесь на Эйка, и, когда придет время, они испытают на себе ваш гнев.

— Никогда не придет это время! — Генриха охватил один из редких приступов ипохондрии. Из своего убежища Лиат видела только ноги, иногда нижнюю часть тел присутствующих, и, хотя каждый узнал бы Генриха по поясу с отчеканенными и расписанными гербами шести герцогств, правители которых признавали его своим правящим королем, в этот день его можно было узнать и по исходящей от него раздражительности. Король ни секунды не оставался на одном месте. — Пять осад за последних два месяца!

— Но ни одна не длилась более пяти дней, — с неудовольствием заметила маркграфиня Джудит. — Ни один из этих варренских «храбрецов» не рвался в бой, зная о поражении леди Сабелы.

— Ваше величество! — В разговор вступил Гельмут Виллам. Все присутствующие замолкли, почтительно внимая словам старого воина, о чьих боевых подвигах ходили легенды. — Как только леди Сванхильда покорится, мы сможем повернуть на восток. Вы выслали своих «орлов» к вендарским герцогам и дворянам, вы подняли тревогу. Но нельзя забывать, что после битвы под Касселем вам не хватит сил, чтобы атаковать Эйка в Генте. Потребуется время на создание новой армии.

— Черт бы взял эту Сабелу, — буркнул Генрих. — Я был с нею слишком мягок.

— Она наша сестра, Генрих, — тихо напомнила епископ Констанция. Лишь одна из младших сестер короля могла осмелиться это сказать.

— Сводная сестра, — пробормотал король и остановился.

— Она находится под моим надзором в Отуне, я туда скоро вернусь. Она не представляет опасности, — добавила Констанция, которая, несмотря на свою молодость, пользовалась огромным авторитетом. Генрих согласно кивнул.