Записка Г. основательно написана. Весьма справедливо его мнение, что не ослаблять греческое духовенство, а стараться оное по возможности освобождать от тяжкого угнетения турок. Помогая ему и усиливая оное, мы можем достигнуть и своих целей, которых никак не достигнешь отдельно; находясь же под главой оного и в дружелюбных с ним отношениях, мы можем сделать все желаемое, потому что при таких отношениях будут приниматься оным все наши советы касательно улучшения состояния болгар и арабов. Причем нашим, на Востоке, нужно помнить, что все достигается постепенно, а не вдруг, особенно при затруднительных обстоятельствах; и не надеяться чересчур многой пользы от одной образованности и просвещения. Не всех Бог спасает разумом, но многих простотой. Никто не одобрит невежества, но если выставить на вид весь вред вольномыслия, роскоши и прочего, происходящий от мнимой образованности и ложного просвещения, то явится недоумение о том, нужно ли спешить без разбора образовывать всех арабов, и в какой мере. Теперь арабы переносят душеполезную бедность, которой никак не понесут образованные. Без сомнения, нужны для них обученные сведущие священники с приличным содержанием, но кому их приготовлять, — нам или греческому духовенству, — об этом нужно подумать. Кажется, основательнее бы посоветовать братии последнего, чтобы оно принимало хотя избранных арабов в новую Иерусалимскую семинарию или обучало их в другом каком-либо месте. Нам же брать это дело на себя можно не иначе, как по общему совету и согласию с греческим духовенством. Притом, скоро ли еще наши обучатся арабскому языку?.. Мысль Неклюдова обучать в русских семинариях живому арабскому и греческому языку хороша, но чтобы иметь в этом успех, надо в семинариях исключить преподавание некоторых предметов, не осуществляющихся на деле, а только отягощающих учеников и препятствующих нужнейшему обучению.

Взгляд Неклюдова более других основателен, и в записке его все сказано дельно, но уже архиерея неприлично возвращать с Востока, а нужно только настроить его к благоразумным действиям, к покорному и смиренному обращению и отношению к греческому духовенству и взаимному с оным советованию об общей пользе Православия, внушая ему (нашему архиерею) все выгоды такого отношения и неизбежно вредные последствия отдельного и самостоятельного действования.

Благодарю за уведомления, писанные от 4-го мая. Приятно было слышать, что в Синод поступают на службу люди благонамеренные — С. и С. О том не унывай, что записки твои мало еще приводятся в исполнение; но, Бога ради, с благим намерением занимайся поручаемыми тебе делами. Дай Бог, чтобы была польза и от немецкого сочинения Левисона. О Бежецких богомолах (это о Ржевском отце Матвее, ученики которого в прежнем его, Бежецком, приходе продолжали без него проходить благочестивую жизнь. — Прим.) сказать ничего не могу, потому что достоверного о них ничего не знаю. Не тяготись тем, что за брата Максима восстают на тебя родственники. Всякому доброму делу или предшествует или последует искушение. Когда нужно будет, тогда и объявите о сем.

Родителю твоему содействием Божиим желаю вразумления в Германии; родственнице же твоей М.П. с дочерью Л. посылаю благословение Божие.

Пишешь, что намереваешься отправиться в Киев с греческим архимандритом Александром Ласкарис; нам приятно будет видеть его.

(Письма № 229–236 написаны к одному лицу, за исключением письма № 232)

Получил от вас три письма… Смотря на содержание писем ваших, нахожу нужным вам заметить, что вы имеете обычай объяснять свое душевное устроение и внешнее положение в общих выражениях. Такое объяснение может служить препятствием к таким ответам, которых требовало бы ваше духовное настроение. Если подвигнется гнев, или страсть плоти, или что другое подобное, нужно указать прямо на такое движение и случай к тому, если человек желает получить духовный ответ. Впрочем, простите, может быть, мое замечание неуместно.

Желаю вам провести с пользой духовной наступившую Святую Четыредесятницу и в радости духовной встретить святой праздник Воскресения Господа нашего и Спаса Иисуса Христа.

Многогрешный иеросхимонах Амвросий

Все борюсь с нездоровьем, и Бог весть, чья сторона одолеет.

Немощь моя и неисправность много виноваты пред вами. Много раз и часто думал писать вам, но никак не собрался. От души желаю вам умудриться во благое и душеполезное, яже без терпения и смирения не стяжаваются. Да помилует нас Господь и да поможет нам в немощах наших.

Многогрешный иеросхимонах Амвросий

Простите, что по болезненности моей не отвечал на ваши письма. Советую вам не спешить с просьбою об отставке, а подождать лучших обстоятельств. Также и предположенное путешествие по святым местам отложить до времени, чтобы рассмотреть, полезно ли это будет по сокровенным причинам. Не все хорошо и полезно, что с первого взгляда покажется таким. Много сокровенных подсад вражиих, от нихже да сохранит нас Господь за молитвы покойного отца нашего.

Достопочтеннейший отец Амвросий!

Глубоко убежденный в вашем христианском сострадании к заблудившимся, осмеливаюсь обратиться к вам с усерднейшею просьбою касательно бедного моего сына, который недавно имел честь представиться к вам. Вы видели его. Его изнуренный вид, его тусклые глаза, его худощавость сделали на меня грустное впечатление, не позволяющее мне радоваться свиданию с любимым сыном. Причина его расстройства есть то, что он воображает себе, что для достижения большей святости он должен изнурить себя, отказывая себе даже в достаточной пище и в невинных удобствах жизни. Очевидно, что он погибнет, если никто не вырвет его из его заблуждений, погибнет телом и душой. Сами судите, что родительское сердце должно испытывать при таком угрожающем несчастии. Итак, прибегаю к вам, достопочтеннейший отец, с просьбой. Спасите душу потерявшегося, употребите все ваше влияние на него, чтобы открыть ему глаза и показать бедному фанатику сколь грешен перед Богом его образ мысли.

И вместе со мною жена моя умоляет вас спасти ей сына, обращая его на путь благоразумия. Пишите к нему… Умоляю вас, употребите все влияние вашего слова и сана, чтобы вразумить бедного. Дай Боже, чтобы просьбы скорбящих родителей проникли в ваше сердце.

Кажется даже, что честь вашей Православной Церкви требует от вас этого участия. Пока сын мой оставался верным прародительской евангелической вере, он был здоров телом и душой, и мы от него ничего, кроме радости, не знали. Теперь докажите, достопочтеннейший отец, что ваша Церковь имеет нравственные средства обратить к благоразумию потерявшегося, с тех пор как он обратился к ней.

Умоляю вас не оставить нашу просьбу без внимания. Имею честь, и прочее…

Ответ старца отца Амвросия

М.Г. Имел я честь получить от вас письмо, которым вы выражаете вашу родительскую заботливость о сыне вашем, и особенно в отношении его телесного здоровья. Вам кажется, что он был более здоров прежде присоединения его к Православной Церкви. А я вам скажу откровенно, что он и теперь не совсем достаточного здоровья, а тогда, на мои глаза, еще более был слаб и худощав телом. Впрочем, в последний приезд к нам он не жаловался на нездоровье, а еще выражал некоторое желание в отношении женитьбы, только не решается еще на это потому, что не имеет достаточных средств к семейной жизни. У него и у холостого почти ничего не остается от годового жалованья, которое, судя по прежним временам, очень немалозначительно. Вы замечаете в нем фанатизм; но в нем более, кажется, своеобразность, доходящая иногда до странности, оттого, что он всегда жил более по деревням, одиноко и уединенно, а потому привык действовать как ему вздумается. От сего и обнаруживаются в нем неровности, похожие на фанатизм. Впрочем, я и прежде вашего письма лично советовал ему, чтобы держался во всем более золотой середины, как в домашней жизни, так и в обращении с другими. Тем более теперь буду это иметь в виду, по желанию и внушению вашему, и при всяком случае письменно буду напоминать ему об этом. Искренно желаю вам всего благого, имею честь, и прочее…