Но вся программа, несмотря на всю демократическую трескотню, насквозь заражена верноподданнической верой лассалевской секты в государство или, что ничуть не лучше, верой в демократические чудеса, или, вернее, она является компромиссом между этими двумя видами веры в чудеса, одинаково чуждыми социализму.

«Свобода науки» — так гласит один из параграфов прусской конституции. К чему он здесь?

«Свобода совести»! Если теперь, во время «культуркампфа»[21], хотели напомнить либералам их старые лозунги, то это можно было сделать только в такой форме: Каждый должен иметь возможность отправлять свои религиозные, так же как и телесные, нужды без того, чтобы полиция совала в это свой нос. Но рабочая партия должна была бы воспользоваться этим случаем и выразить свое убеждение в том, что буржуазная «свобода совести» не представляет собой ничего большего как терпимость ко всем возможным видам религиозной свободы совести, а она, рабочая партия, наоборот, стремится освободить совесть от религиозного дурмана. Однако у нас не желают переступить «буржуазный» уровень.

Я подошел теперь к концу, так как следующее далее в программе добавление не является существенной ее частью. Ограничусь здесь поэтому лишь краткими замечаниями.

2. «Нормальный рабочий день».

Ни в одной другой стране рабочая партия не ограничивалась таким неопределенным требованием, но всегда указывала точно. какую продолжительность рабочего дня при данных условиях считают нормальной.

3. «Ограничение женского и запрещение детского труда».

Нормирование рабочего дня должно уже включать ограничение женского труда, поскольку оно касается продолжительности рабочего дня, длительности перерывов и прочее; помимо того, оно может означать лишь запрещение женского труда в тех отраслях производства, которые особенно вредны для женского организма или же для женщин несовместимы с нравственностью. Если подразумевали именно это, то так и следовало сказать.

«Запрещение детского труда»! Здесь абсолютно необходимо было указать предельный возраст.

Полное запрещение детского труда несовместимо с существованием крупной промышленности и поэтому является пустым благочестивым пожеланием.

Проведение этой меры, — если бы оно было возможно, — было бы реакционно, так как при строгом регулировании рабочего времени сообразно с различным возрастом и при прочих предупредительных мерах для защиты детей раннее соединение производительного труда с обучением является одним из могущественнейших средств переустройства современного общества.

4. «Государственный надзор за фабричной, ремесленной и домашней промышленностью».

Имея в виду прусско-германское государство, следовало определенно требовать, чтобы фабричные инспектора были сменяемы не иначе, как по суду; чтобы всякий рабочий мог привлекать их к суду за нарушение служебных обязанностей; чтобы должность инспекторов занимали лишь лица с медицинским образованием.

5. «Регулирование труда заключенных».

Мелочное требование в общей рабочей программе. Во всяком случае, следовало ясно сказать, что рабочие вовсе не хотят из опасения конкуренции, чтобы с уголовными преступниками обращались, как со скотом, и в особенности, чтобы их лишали единственного средства исправления — производительного труда. Уже это — минимум того, чего можно ожидать от социалистов.

6.  «Действенный закон об ответственности».

Следовало сказать, что подразумевается под «действенным» законом об ответственности.

Замечу, между прочим, что в параграфе относительно нормального рабочего дня забыта та часть фабричного законодательства, которая касается санитарно-гигиенических мероприятий и предохранительных мер против несчастных случаев и прочее. Закон об ответственности вступает в действие лишь тогда, когда нарушаются эти предписания.

Словом, и это добавление отличается такой же неряшливой редакцией.

Dixi et salvavi animam meam [Я сказал и спас свою душу. Ред.].

Лондон, 13 августа 1875 г.

122, Риджентс-парк-род, Норд-Уэст

Граждане!

Экземпляры циркуляра[22], пересланные мне 4 июня (получены 21-го) с письмом секретаря Шпейера, пущены согласно инструкции в обращение, и мне удалось в интересах дела сделать следующее:

1)    Так как здешнее рабочее Общество (немецкая секция)[23], благодаря слиянию с лассальянцами и излишнему либерализму в приеме членов — около 120 человек — пригодно для конфиденциальных сообщений только тогда, когда желательно их тотчас же опубликовать, — то я передал циркуляр Лесснеру и Франкелю. Последние согласились со мной в том, что содержание циркуляра таково, что официально оглашать его в Обществе не годится и следует лишь ограничиться сообщением его соответствующим лицам, действуя втайне в интересах изложенного в нем дела. Так как отсюда в Филадельфию немецкие рабочие, видимо, посланы не будут, то на практических результатах это нисколько не отразится.

2)    Наш друг Меса из Мадрида, проживающий теперь в Париже, был как раз здесь, когда прибыл циркуляр. Он горячо отозвался на это дело; я перевел ему циркуляр, и так как он знает членов того комитета, который распоряжается в Париже суммами, собранными для отправки рабочих в Филадельфию, то ему при его всем известной энергии, наверное, удастся что-нибудь сделать. Он же перешлет циркуляр и в Испанию.

3)    В Бельгию я циркуляра послать не мог, так как весь бельгийский Интернационал на стороне альянсистов, а посвящать последних в наш план — не в наших интересах.

В Португалии и Италии у меня никаких адресов нет. «Plebe»[24] в Лоди почти что примкнула к Альянсу и была бы способна тотчас же опубликовать всю эту историю.

4)   Так как Германия, Австрия и Швейцария не упомянуты в инструкции и так как Генеральный Совет обладает в этих странах многочисленными непосредственными связями, то я не предпринимал там никаких шагов, чтобы не помешать тому, что уже там было предпринято.

5)   Циркуляр встретил полное сочувствие у всех, кто с ним ознакомился, и из всех предложений предложение о созыве конференции считается, по общему мнению, единственно практичным. Но провести по этому поводу голосование представляется нам здесь невозможным. О здешнем Обществе я уже говорил. Все другие секции в Англии бездействуют, их лучшие люди большей частью ушли. В Дании, Франции, Испании, где Интернационал прямо запрещен, о голосовании не может быть и речи. В Германии никогда еще не голосовали по такому поводу, а после объединения с лассальянцами и без того слабая связь с Интернационалом совершенно прекратилась. При таких условиях для поддержки Генерального Совета, если он захочет превратить это предложение в постановление, достаточно будет американских голосов, тем более, что, как это нам известно из достоверных источников, альянсисты и в этом году (и вероятно уже никогда более) конгресса не созовут.

6)   Не было ли бы целесообразным ко времени открытия выставки поместить в европейских партийных газетах краткую заметку приблизительно такого рода: «Социалистических рабочих, намеревающихся посетить выставку в Филадельфии, просят направляться по такому-то адресу, чтобы установить связь с филадельфийскими товарищами по партии», или учредить «комитет по размещению рабочих-социалистов и защите их от мошенничества» и опубликовать его адрес? Последнее в особенности выглядело бы очень невинно, но нескольких частных писем было бы достаточно, чтобы популяризировать в нужной мере истинный смысл этого.