Значительные массы швейцарских рабочих, — та их часть, которая говорит по-немецки, — объединились несколько лет назад в «Рабочую конфедерацию», которая к концу 1876 г. насчитывала свыше 5000 членов, платящих взносы. Рядом с ней существовала еще другая организация, Грютли-союз, образованная первоначально буржуазными радикалами для распространения радикализма среди рабочих и крестьян; но постепенно в это широко распространенное объединение проникли социал-демократические идеи, которые в конце концов овладели им. В 1877 г. оба эти общества заключили союз, почти равносильный слиянию, с целью организовать швейцарскую политическую рабочую партию; и они действовали с такой энергией, что при общенародном голосовании провели новый швейцарский фабричный закон, который из всех существующих фабричных законов является наиболее благоприятным для рабочих.
Теперь они организуют бдительный надзор, чтобы обеспечить его надлежащее выполнение, вопреки резко выраженному недовольству фабрикантов. «Анархисты» со своей сверхреволюционной точки зрения конечно бешено противились всей этой деятельности, объявляя ее настоящей изменой тому, что они называют «революцией». Однако, поскольку их насчитывается самое большее человек 200 и поскольку они представляют здесь, как везде, лишь генеральный штаб офицеров без армии,— их выступление не играет роли.
Программа швейцарской рабочей партии почти совпадает с германской, даже слишком совпадает, включая также и некоторые несовершенные и путаные ее положения. Но формулировки программы сами по себе не имеют большого значения, если дух, господствующий в движении, правилен.
Датские рабочие вступили в борьбу около 1870 г. и вначале добились очень быстрых успехов. Заключив союз с партией мелких крестьян-собственников, среди которых они успешно распространяли свои взгляды, они достигли настолько значительного политического влияния, что за «объединенной левой», ядро которой составляла эта крестьянская партия, в течение нескольких лет сохранялось большинство в парламенте. Но в этом быстром росте движения было больше внешней видимости, чем действительной основательности. В один прекрасный день обнаружилось, что двое лидеров исчезли, растратив деньги, собранные среди рабочих на партийные цели. Вызванный этим скандал был крайне велик, и датское движение до сих пор еще не оправилось от последовавшего за этим разочарования. Как бы то ни было, хотя датская рабочая партия и выступает теперь более сдержанно, чем прежде, но есть все основания полагать, что потерянное ею мимолетное и мнимое господство над массами постепенно заменится более реальным и более длительным влиянием.
В Австрии и Венгрии рабочему классу приходится бороться с величайшими трудностями. Политическая свобода, поскольку дело касается печати, собраний и союзов, сведена здесь к самому низкому уровню, соответствующему мнимоконституционной монархии. Свод законов, отличающихся неслыханной растяжимостью, позволяет правительству добиваться осуждения даже в случаях самого робкого выражения требований и интересов рабочего класса. И, тем не менее, движение здесь, как и везде, неудержимо развивается. Основными центрами являются фабричные округа Богемии, Вена и Будапешт. Рабочие газеты выходят на немецком, чешском и венгерском языках. Вслед за Венгрией движение распространилось и в Сербии, где до войны выходила на сербском языке еженедельная газета[79]; однако, как только разразилась война, газету попросту прикрыли.
Таким образом, повсюду в Европе, куда ни кинуть взгляд, рабочее движение развивается не только успешно, но и быстро, и, что еще важнее, повсюду в одном и том же духе. Восстановлено полное единомыслие, а вместе с ним налаживается постоянная и регулярная связь, осуществляемая теми или иными путями между рабочими разных стран. Люди, которые в 1864 г. основали Международное Товарищество Рабочих, которые высоко держали его знамя в годы борьбы, сначала против внешних, потом против внутренних врагов, до тех пор, пока политическая необходимость в еще большей степени, чем внутренние раздоры, не привела к расколу и к кажущемуся отступлению, — эти люди могут теперь с гордостью воскликнуть: «Интернационал выполнил свое дело; он вполне достиг своей великой цели — объединения пролетариата всего мира в борьбе против своих угнетателей!»
Наши читатели наверное заметили, что в трех предыдущих статьях почти не упоминалось об одной из важнейших стран Европы — Франции, и это вот по какой причине. В странах, о которых говорилось до сих пор, деятельность рабочего класса, — хотя по существу она представляет собой политическую деятельность, — не имеет тесной связи с общей или, так сказать, с официальной политикой. Рабочий класс Германии, Италии, Бельгии и т. д. не стал еще политической силой в государстве. Он является политической силой лишь в перспективе, и если в некоторых из этих стран официальным партиям — консерваторам, либералам или радикалам — приходится с ним считаться, то это только потому, что его быстрый подъем делает очевидным, что в близком будущем пролетарская партия станет достаточно сильной для того, чтобы дать почувствовать свое влияние. Но во Франции дело обстоит иначе. Парижские рабочие, поддержанные рабочими крупных провинциальных городов, со времени великой революции всегда были силой в государстве. В течение уже почти девяноста лет они являлись боевой армией прогресса. При каждом крупном кризисе французской истории они выходили на улицы, вооружались чем только могли, воздвигали баррикады и вступали в бой. И их победа или поражение определяли судьбу Франции на последующие годы. С 1789 по 1830 г. буржуазные революции решались борьбой парижских рабочих; это они в 1848 г. завоевали республику, ошибочно считая, что эта республика означает освобождение труда, они получили жестокий урок в июньском поражении того же года; они сопротивлялись на баррикадах луи-наполеоновскому coup d'etat [государственному перевороту. Ред.] 1851 г. и снова потерпели поражение; они смели в сентябре 1870 г. изжившую себя империю, к которой буржуазные радикалы не имели смелости и прикоснуться. Попытка Тьера в марте 1871 г. отнять у них оружие, которым они защищали Париж от иностранного нашествия, принудила их к революции Коммуны и к длительной борьбе, закончившейся их кровавым подавлением.
Национальный рабочий класс, который, таким образом, в течение почти столетия не только играл решающую роль при каждом историческом кризисе собственной страны, но в то же время всегда был авангардом европейской революции, такой рабочий класс не может жить той относительно замкнутой жизнью, в рамках которой собственно и протекает пока деятельность остальных рабочих континента. Такой рабочий класс, каким является рабочий класс Франции, связан со своей прошлой историей и зависит от этой прошлой истории. Его история не менее, чем его признанная решающая боевая сила, неотделима от общего политического развития страны. И поэтому мы не можем сделать обзор деятельности французского рабочего класса, не входя в рассмотрение французской политики вообще.
Вел ли французский рабочий класс свою собственную борьбу, вел ли он борьбу либеральной, радикальной или республиканской буржуазии, — за всяким нанесенным ему поражением всегда следовала гнетущая политическая реакция, столь же свирепая, сколь продолжительная. Так, за поражениями в июне 1848 г. и в декабре 1851 г. последовало восемнадцать лет бонапартистской империи, в течение которых печать была скована, право собраний и союзов отнято, а рабочий класс тем самым был лишен всяких средств взаимной связи и организации. Неизбежным результатом было то, что, когда в сентябре 1870 г. пришла революция, рабочие не могли выдвинуть никого другого, кроме буржуазных радикалов, при империи составлявших официальную парламентскую оппозицию, которые, само собой разумеется, предали их и страну. После подавления Коммуны рабочий класс, способность которого к борьбе была парализована на целый ряд лет, был непосредственно заинтересован лишь в том, чтобы избегнуть повторения подобного длительного господства реакции, а вместе с тем необходимости снова бороться не за прямое свое освобождение, а лишь за такие порядки, которые давали бы ему возможность подготовиться к окончательной борьбе за освобождение. В настоящее время во Франции имеется четыре больших политических партии: три монархические — легитимисты, орлеанисты и бонапартисты, каждая с особым претендентом на корону, — и республиканская партия. Какой бы из трех претендентов ни взошел на трон, он во всяком случае нашел бы поддержку лишь незначительного меньшинства народа и мог бы, следовательно, полагаться только на силу. Поэтому неизбежным спутником всякой монархической реставрации было бы господство насилия, подавление всяких общественных свобод и личных прав, — то, чего рабочий класс должен стремиться избегнуть. С другой стороны, сохранение существующего республиканского правительства оставляло бы ему по крайней мере возможность достичь такой степени личной и общественной свободы, которая позволила бы основать рабочую печать, проводить агитацию на собраниях и организовать самостоятельную политическую партию; кроме того, сохранение республики избавило бы его от необходимости вновь вести особую борьбу за ее завоевание в будущем.
