Молимо взял лампу с алтаря, поправил ее фитиль и осветил распятие, перед которым Бенита, хотя и не была католичкой, склонила голову, осеняя себя крестным знамением, тогда как он с любопытством наблюдал за всеми ее движениями.

Затем он опустил лампу, и она увидела на цементном полу множество закрытых человеческих фигур, которые сначала показались ей спящими. Молимо подошел к одной из них и дотронулся до нее ногой; тогда полотно, которым она была обвита, рассыпалось в пыль, а из-под уничтоженного покрова выглянул белый человеческий скелет.

Все эти спящие фигуры вкушали невозмутимый покой по крайней мере два столетия. Они лежали на земле вперемежку — мужчины, женщины и дети, хотя детей было немного. У некоторых на костях блестели различные украшения, некоторые были в полном вооружении; подле мужчин лежали мечи, копья и ножи и еще какое-то примитивное огнестрельное оружие. Некоторые из них превратились, благодаря окружающему сухому воздуху, в мумии, в безобразные и страшные призраки, от которых она с дрожью спешила отвести глаза.

Молимо провел ее к самому подножию распятия, на ступени которого лежали две человеческие фигуры, тщательно прикрытые покровами из какой-то тяжелой материи, вытканной из золотых нитей. Макаланга славились такими тканями в эпоху, когда они впервые соприкоснулись с португальцами.

Молимо приподнял один из этих покровов, сохранившийся в том виде, каким он был в тот день, когда его соткали, и они увидели лежавших под ним мужчину и женщину. Черты их лиц были неузнаваемы, но волосы, седые у мужчины и черные, как вороново крыло, у женщины, сохранились великолепно.

Было видно, что они занимали высокое положение, так как грудь мужчины была усыпана блестящими орденами, а эфес его шпаги сделан из золота, тогда как кости женщины были украшены драгоценными ожерельями и камнями, а рука ее все еще сжимала книгу в серебряном переплете. Бенита взяла книгу и начала ее рассматривать. Это был молитвенник с превосходными заставками и буквицами, который несчастная женщина перечитывала до тех пор, пока не упала обессиленная и охваченная сном смерти.

— Это вождь Феррейра и его жена, — сказал Молимо. — Их дочь положила их на этом месте, перед тем как уйти навсегда.

По знаку Бениты он снова прикрыл их золотым покровом.

— Они спят здесь, — продолжал он нараспев, — все сто пятьдесят и еще трое, всего сто пятьдесят три человека. Когда я провожу ночь в этом месте, то я вижу, как призраки всех этих людей отделяются от их тел и скользят вдоль пещеры — мужья с женами и дети с матерями, — приближаясь, чтобы посмотреть на меня и спросить, когда вернется та девушка, чтобы взять свое наследие и предать их земле.

Бенита вздрогнула. Мрачная торжественность и вся эта сцена подавляли ее, и ей тоже уже начинали мерещиться привидения.

— Довольно, — сказала она. — Уйдем отсюда.

Они пошли к выходу, и умирающий белый Христос на кресте мало-помалу слился в одно пятно, потом совсем исчез в темноте, среди которой Он много поколений охранял покой мертвых, когда-то в отчаянии взывавших к Его милосердию и обливавших Его ноги слезами отчаяния.

Как она была рада, когда они наконец покинули это подземелье, наполненное привидениями, и снова увидели яркий, веселый дневной свет.

— Что ты видела? Что вы видели? — в один голос спросили ее отец и Мейер, заметив ее бледное и испуганное лицо.

Бенита опустилась на камень у входа в пещеру, и раньше чем она могла пошевелить губами, старый Молимо уже ответил за нее.

— Девушка видела мертвых. Дух, живущий в ней, навестил мертвецов, покинутых им много лет назад. Девушка воздала хвалу Белому Распятому на кресте, прося у него благословения и прощения, подобно тому как та, другая девушка, душа которой живет в ней, когда-то молилась ему на глазах моих предков, прося у него благословения и прощения, прежде чем броситься со скалы.

Молимо указал на золотой крестик, висевший на шее Бениты и прикрепленный к ожерелью, подаренному ей Тамасом на ферме Роой-Крантц.

— Теперь, — продолжал старик, — чары нарушены, уснувшие должны будут переселиться в другое место. Входите же, белые люди, входите, если не боитесь, и просите прощения и благословения, если вам это доступно; соберите все высохшие кости и возьмите принадлежавшее мертвым сокровище, если вам удастся его найти и победить проклятие, лежащее на нем и на всяком, кто его возьмет, кроме одного человека; сделайте это, если вы можете… если вы можете! Оставайся здесь, девушка, под нежными лучами солнца, а вы, белые люди, идите за мной; сходите за мной во мрак к мертвецам, чтобы искать то, что так любят белые люди!

Он снова скрылся в узком проходе, время от времени оглядываясь и призывая неохотно следовавших за ним путешественников. Теперь, в эту последнюю минуту, какой-то суеверный страх, исходивший от Мамбо, передался им и ясно выражался в их глазах.

Когда мистер Клиффорд снова вышел на воздух и Бенита увидела лицо своего отца, такое же бледное, как и ее собственное, то ей показалось, что прошло всего несколько минут, хотя в действительности истек почти час; все это время она просидела в полуобморочном состоянии, так как чувствовала себя потрясенной до глубины души всеми пережитыми ею впечатлениями.

— Где мистер Мейер? — поинтересовалась она.

— О, о нем не беспокойся: он снимает золотые украшения с несчастных умерших и сгребает их кости в угол пещеры.

У Бениты вырвался невольный крик ужаса.

— Я знаю, как это должно на тебя подействовать, — произнес ее отец. — Но да будет проклят этот человек! Он не испытывает никакого уважения к смерти, хотя и был сперва столь же испуган, как и я сам. Он говорит, что невозможно начинать поиски среди разбросанных повсюду тел и поэтому необходимо убрать их вон, и по возможности скорее. Может быть, он поступил так оттого, что был действительно испуган и хотел побыстрее убедиться, что все это только прах и ничего больше. Бенита, — продолжал мистер Клиффорд, — говоря откровенно, я от всей души жалею, что мы не бросили этой затеи. Я не верю, чтобы это привело к чему-то хорошему, а неприятностей мы испытали уже немало. Этот старый пророк Молимо обладает даром ясновидения или чем-то вроде этого и не скрывает своего мнения; он все время посмеивается про себя в этом ужасном месте и не перестает предсказывать разные несчастья.

— Мне он обещал только хорошее, — возразила Бенита со слабой улыбкой. — Впрочем, я не могу себе представить, чтобы это могло произойти. Если тебе, отец, неприятно это дело, отчего бы не отказаться от него и не попытаться уйти отсюда?

— Теперь уже поздно, дорогая моя, — ответил он взволнованно. — Мейер никогда на это не согласится, а с моей стороны было бы нечестно бросить его. Да и сам я стал бы презирать себя за это всю свою оставшуюся жизнь. К тому же, отчего бы нам и не овладеть золотом, если только его можно найти! Оно никому не принадлежит, и это не будет с нашей стороны ни воровством, ни грабежом; золото ведь не нужно португальцам, умершим двести лет тому назад, а их наследников, если таковые существуют, невозможно отыскать. Для них также не представляет никакой разницы, лежат ли они поодиночке на тех местах, где они умерли и были положены после смерти, или же в одной общей груде в углу пещеры. Все наши страхи не более чем пустые предрассудки, которыми заразил нас этот старый Молимо. Согласна ли ты со мною?

— Да, я думаю, что ты прав, — ответила Бенита, — хотя и допускаю, что на некоторых вещах и местах лежит печать рока. Во всяком случае, мне кажется, что теперь не стоило бы возвращаться назад, даже если бы это и было возможно, и что правильнее довести дело до конца. Дай мне, пожалуйста, бутылку с водой, меня мучает жажда.

Вскоре появился также и Джейкоб Мейер с большим узлом драгоценностей, завернутых в одно из золотых покрывал; узел он тотчас спрятал за камень.

— Теперь пещера стала гораздо чище, — проговорил он, смахивая со своих волос, рук и платья густую пыль, осевшую на нем во время его зловещей работы. Затем он с жадностью принялся пить и спросил: