Прощаясь со мной, лорд подарил мне на память золотую шейную цепочку с большим брильянтом на передвижке. Подарок этот до сих пор хранится у меня. Распростились мы по-дружески, и я от души пожелала благородному англичанину счастливого пути.

Когда Сузи наконец встала и узнала от горничной, что англичане собираются уезжать (горничная не видела, что лорд уже уехал), она потихоньку вышла из дома и стала у поворота дороги, по которой должны были проехать наши непрошеные гости. Ей недолго пришлось ждать: законовед с переводчиком и двумя кафрами-проводниками скоро появились перед ней. Видя, что лорда с ними нет, она остановила законоведа и спросила у него по-английски, где лорд.

Законовед обрадовался, услыхав родную речь, и воскликнул (Сузи мне потом передала этот разговор):

— Как жаль, что вы не побеседовали с нами вчера! Мы не знали, что вам знаком наш язык, иначе попросили бы вас не покидать нашу компанию так скоро… Вы спрашиваете, где милорд? Час тому назад уехал вперед к озеру, чтобы успеть немного поохотиться. Желаете что-нибудь передать ему? Я с удовольствием исполню ваше поручение.

— Благодарю вас, сэр, — ответила Сузи, — но я люблю черпать воду сама, — (это наша бурская поговорка). — Вы сами приведете лорда обратно, когда услышите, что я сейчас сообщу вам… Вы были у нас из-за Ральфа Кензи, и моя мать сказала вам, что у нас живет не тот, кого вы ищете. Так?

Законовед молча кивнул головой.

— Ну, а я объявляю вам, что мать говорила неправду, — продолжала Сузи и сообщила ему все, что знала о Ральфе и о нашем заговоре с целью оставить юношу у себя.

Нужно заметить, что Сузи, как я потом узнала, не совсем хорошо говорила по-английски, а потому законовед, слушавший ее с видимым беспокойством, притворился, что не понимает ее. Но когда она заметила это и повторила свой рассказ, стараясь выражаться как можно яснее, он сказал:

— Да, все сообщенное вами так странно, что я действительно должен просить милорда возвратиться, чтобы снова разобрать дело. Идите домой и ждите нас; мы опять будем у вас сегодня же вечером или завтра утром.

Распростившись с адвокатом, Сузи вернулась домой с облегченным сердцем. Весь этот вечер и следующий день она то и дело подходила к окну и смотрела в ту сторону, куда уехали англичане. Она все ждала их возвращения, но они больше не возвратились. Я уверена, что расчетливый законовед и не думал сообщать лорду о своей встрече с нашей дочерью и о том, что он от нее узнал. Он сделал свое дело и заработал десять тысяч фунтов стерлингов, а начинать дело сызнова — для него значило потерять их.

На третье утро я опять нашла Сузи у окна с тревожным выражением ее прекрасных голубых глаз.

— Что ты все стоишь у окна, девочка? — спросила я. — Кого ты еще ждешь? Новых гостей, что ли?

— Нет, не новых, а тех, которые уже были у нас! — ответила Сузи с несвойственной ей резкостью.

— Разве они опять хотели быть у нас? Ведь они уехали совсем, — продолжала я.

Она обернулась, пристально посмотрела мне в лицо и с той же резкостью сказала:

— Они должны вернуться. Я вчера остановила законоведа на дороге и объявила ему, что ты солгала насчет Ральфа и что он именно тот, кого они ищут.

— Как ты смела… — начала было я в сердцах, но тотчас же сдержалась и спросила по возможности спокойно: — Ну, и что же он сказал тебе на это?

— Он обещал привести своего лорда обратно, но, должно быть, обманул меня, иначе бы они давно…

— Конечно, обманул! — перебила я обрадовавшись. — Если бы он серьезно хотел найти Ральфа, то, поверь, нашел бы его и без нашей помощи. Но ему это не выгодно, поэтому он и не обратил внимания на твои слова. Можешь теперь успокоиться: ты сделала, что приказывала тебе твоя совесть, и, вместе с тем, не лишилась Ральфа.

— Нет, я не могу успокоиться! — воскликнула Сузи. — Разве ты забыла, что грехи родителей взыскиваются с детей?

И наша кроткая девочка начала осыпать меня такими обвинениями и горькими упреками, на какие я никогда не считала ее способной! Слушая их, я, пожилая женщина, совсем растерялась перед этой семнадцатилетней девочкой, которая стыдила меня так, точно она была пастором.

Я совсем опешила и, не зная, что возразить, вскричала:

— Да для кого же все это было сделано, как не для тебя же, неблагодарная девчонка!

— За что же мне быть благодарной? Разве за то, что вы сделали меня невольной соучастницей своего преступления?… Можно было бы обойтись без лжи и обмана. Ральф меня так любит, что все равно остался бы моим. Перед его отъездом мы обвенчались бы, и если бы он уехал, то, вероятно, со мной. Оформив в Англии все, что нужно, мы оба вернулись бы сюда.

Верность этих замечаний положительно сразила меня. Я поняла что мы с Яном действительно напрасно взяли на себя такой страшный грех. Я даже заплакала с отчаяния. Слезы мои обезоружили мою добрую девочку. Она начала успокаивать меня, и мы помирились, Но с тех пор я стала замечать, что она относится ко мне уже не с прежней любовью и уважением, хотя и старалась не показывать этого. Зато я полюбила ее еще больше, хорошо сознавая, какое бремя легло на ее совесть.

Так окончилась история посещения нас англичанами. Больше мы никогда их не видели и ничего о них не слышали.

Теперь я хочу рассказать, какую роль в нашей жизни играл Черный Пит, этот демон в человеческом образе, и как кафрская знахарка, Сигамба Нгеньянга, что значит «гуляющая при лунном свете», была спасена Сузанной от смерти и стала добровольной рабыней нашей дочери.

К этому времени отца Черного Пита, хеера ван Воорена, уже два года не было в живых. О смерти его шли странные слухи, что будто он был убит своим сыном. Хеер ван Воорен оставил Черному Питу большое состояние: множество скота, громадные земли и, как говорили, довольно крупную сумму в английском банке.

Все удивлялись, почему Черный Пит, достигнув известного возраста, не женится и даже не ухаживает за девушками. Но потом оказалось, что и у него сердце не каменное и что ему на роду было написано полюбить Сузи. У кого какая любовь, а у Черного Пита она отличалась тем, чтобы преследовать и делать несчастным предмет своей страсти.

Страсть его стала проявляться незадолго до приезда англичан, искавших Ральфа. Где бы Пит ни встретился с Сузи, — большей частью вне нашего дома, потому что Ян не любил принимать его, — он сейчас же начинал приставать к ней со своими медовыми речами и разными глупостями, которых она никогда не вызывала и не поощряла, но, напротив, всегда с негодованием отклоняла как женщина, сердце которой уже занято другим.

Нужно заметить, что Черному Питу всегда было известно все, что делалось у соседей, благодаря донесениям его приятелей-кафров, которые повсюду шныряли и все для него выведывали. Поэтому от него не укрылось и то обстоятельство, что Яна с Ральфом не было на ферме. Этим случаем он поспешил воспользоваться и стал являться к нам раза по три в неделю. Бедная Сузи положительно не знала, как отделаться от его противных любезностей, и у нее дело часто доходило до слез.

Как-то раз я собралась с духом (я должна сознаться, что Черный Пит был из тех немногих людей, которых я боялась) и стала доказывать ему всю бесполезность его ухаживаний за Сузи. Я говорила долго и, кажется, убедительно. Он терпеливо выслушал меня до конца и потом ответил:

— Все это, пожалуй, и верно, тетушка. Но если вы хотите получить яблоко, которое еще не упало на землю, то должны трясти дерево до тех пор, пока яблоко не упадет.

— А если оно так крепко срослось с веткой, что не упадет, как бы вы ни трясли дерева? — заметила я.

— Тогда нужно взобраться на дерево и сорвать яблоко, — сказал Пит.

— Ну, а если на это яблоко наложен зарок другим?

— В таком случае, милая тетушка, ничего более не остается, как избавиться от этого другого, — отвечал он с такой зловещей улыбкой, что у меня вся кровь застыла в жилах. — Таким образом уничтожится его зарок, плод будет вашим и сделается от этого еще слаще.