Когда этот план был одобрен, то механик получил приказ разводить пары. Полчаса спустя «Дункан» взял курс на бухту Талькауано, яхта понеслась по зеркальной глади океана, и в шесть часов вечера последние горы Новой Зеландии скрылись в горячих клубах тумана, опоясывающего горизонт.

Итак, началось возвращение на родину. Грустное плавание для этих отважных людей, разыскивавших Гарри Гранта и возвращавшихся теперь без него! Команда «Дункана», некогда столь веселая, исполненная надежд на успех в момент отплытия из Шотландии, теперь пала духом и в самом печальном настроении возвращалась в Европу. Ни один из этих храбрых матросов не радовался перспективе скорого возвращения на родину, все согласны были еще долго подвергаться опасностям океанского плавания, лишь бы найти капитана Гранта.

Восторженные крики «ура», которыми только что приветствовали Гленарвана, сменились унынием, прекратилось непрестанное общение между пассажирами, умолкли беседы, развлекавшие их в пути. Все держались порознь, каждый прятался в своей каюте, и редко-редко кто-нибудь показывался на палубе «Дункана».

Паганель, у которого все переживания, и радостные и горестные, выражались особенно бурно, Паганель, у которого всегда находились слова утешения, хранил теперь мрачное молчание. Его почти не было видно. Природная словоохотливость и чисто французская живость сменились добровольной молчаливостью и упадком духа. Он, казалось, пал духом даже больше, чем его товарищи. Если Гленарван заговаривал о том, что со временем можно возобновить поиски капитана Гранта, то Паганель отрицательно качал головой, как человек, потерявший всякую надежду и убежденный в том, что все потерпевшие крушение на «Британии» безвозвратно погибли.

А между тем на борту «Дункана» находился человек - Айртон, который мог рассказать об этой катастрофе, но он упорно молчал. Несомненно, что если этот негодяй не знал, где находится в данное время капитан Грант, то ему во всяком случае было известно место крушения. Но, видимо, Грант был для боцмана нежелательным свидетелем, и потому он молчал. Это вызывало всеобщий гнев. Особенно возмущались матросы. Они хотели даже расправиться с ним.

Неоднократно Гленарван пытался добиться чего-нибудь от боцмана, но ни обещания, ни угрозы не действовали. Упорство Айртона было столь необъяснимо, что майора даже взяло сомнение, знает ли тот вообще что-либо. Того же мнения придерживался и географ: оно подтверждало его личное мнение о судьбе Гарри Гранта.

Но если Айртон ничего не знал, то почему же он не признавался в этом? Его неведение не могло ему повредить, а его молчание затрудняло составление нового плана. На основании того, что боцман находился в Австралии, разве можно было заключать, что на этом же континенте находится и Гарри Грант? Необходимо было обязательно заставить Айртона высказаться.

Видя, что Гленарван ничего не может добиться от боцмана, леди Элен попросила мужа разрешить ей в свою очередь попытаться сломить упорство Айртона. Быть может, думала она, там, где потерпел неудачу мужчина, женщина, более кроткая, одержит победу. Разве не похоже это на старую басню об урагане, который не мог сорвать плащ с путника, тогда как первые лучи солнца заставили этого путника добровольно сбросить с себя плащ?

Гленарван, зная, как умна его молодая жена, предоставил ей свободу действий.

В этот день, 5 марта, Айртона привели в каюту леди Элен. Здесь же сидела Мери Грант. Присутствие молодой девушки могло оказать большое влияние на боцмана, а леди Элен не хотела упустить ни одного шанса на успех.

Целый час женщины провели с боцманом «Британии», но о чем они говорили, какие доводы приводили, желая вырвать у каторжника тайну, никто об этом ничего не узнал. Впрочем, после этого свидания с Айртоном Элен и Мери Грант казались сильно разочарованными. Видимо, они потерпели неудачу. Когда боцмана вели обратно в каюту, то матросы встречали его угрозами. Айртон молча пожимал плечами, что еще больше увеличило ярость команды, и лишь вмешательство Джона Манглса и Гленарвана спасло Айртона от расправы.

Но леди Элен не сдалась. Она надеялась найти доступ к сердцу этого безжалостного человека и на следующий день пошла в каюту Айртона, желая предотвратить бурные сцены, происходившие при появлении боцмана на палубе яхты.

В течение долгих двух часов добрая, кроткая женщина провела с глазу на глаз с атаманом беглых каторжников. Гленарван в волнении бродил около каюты, то желая испробовать все средства к раскрытию тайны Айртона, то порываясь избавить жену от этой тягостной беседы.

Но на этот раз, когда леди Элен вышла из каюты, ее лицо выражало удовлетворение. Неужели ей удалось пробудить жалость, уже давно уснувшую в сердце этого негодяя?

Мак-Наббс, который первый увидел ее, не мог сдержать недоверчивого жеста.

Однако среди команды тотчас же разнесся слух, будто боцман сдался, наконец, на уговоры Элен Гленарван, и матросы собрались на палубе быстрее, чем по свистку Тома Остина, созывающего их на работу.

Гленарван бросился навстречу жене.

- Айртон все рассказал вам? - спросил он.

- Нет, - ответила Элен, - но, уступая моей просьбе, он пожелал переговорить с вами.

- Ах, дорогая Элен, неужели вы добились своего!

- Надеюсь, Эдуард!

- Не пообещали ли вы ему чего-нибудь от моего имени?

- Я обещала ему лишь одно, а именно: что вы приложите все усилия, чтобы смягчить его участь.

- Хорошо, дорогая. Пусть сейчас же приведут ко мне Айртона.

Леди Элен в сопровождении Мери Грант ушла в свою каюту, а боцмана привели в кают-компанию, где его ожидал Гленарван.

Лишь только боцмана ввели в кают-компанию, как стража тотчас же удалилась.

- Вы хотели переговорить со мной, Айртон? - спросил Гленарван.

- Да, сэр, - ответил боцман.

- Наедине?

- Да. Но мне кажется, что если бы при нашем разговоре присутствовали майор Мак-Наббс и господин Паганель, то это было бы лучше.

- Лучше для кого?

- Для меня.

Айртон говорил очень спокойно. Гленарван пристально посмотрел на него и послал за Мак-Наббсом и Паганелем, которые тотчас же явились. Как только оба его друга уселись, Гленарван сказал боцману:

- Мы слушаем вас.

Айртон несколько минут собирался с мыслями и, наконец, сказал:

- Сэр, когда два человека заключают между собой контракт или соглашение, то обычно присутствуют свидетели, вот почему я просил, чтобы мистер Паганель и майор Мак-Наббс присутствовали при нашем разговоре, так как, говоря откровенно, я хочу предложить вам сделку.

Гленарван, привыкший к повадкам Айртона, даже не поморщился, хотя вступать в какое-либо соглашение с этим человеком показалось ему несколько странным.

- В чем же заключается эта сделка?

- Вот в чем, - ответил Айртон. - Вы хотите получить от меня некоторые полезные для вас сведения, а я хочу получить от вас кое-какие преимущества, очень для меня ценные. Словом, сэр, подходит вам это или нет?

- А что это за сведения? - живо спросил Паганель.

- Нет, - остановил его Гленарван, - какое это преимущество?

Айртон кивнул головой в знак того, что он понял мысль Гленарвана.

- Вот, - сказал он, - те условия, которые я выставляю. Скажите, сэр, вы не отказались от намерения передать меня английским властям?

- Нет, Айртон, не отказался, и это будет только справедливо.

- Не оспариваю, - спокойно отозвался боцман. - Следовательно, вы не согласитесь вернуть мне свободу?

Гленарван с минуту колебался, ибо трудно было сразу ответить на этот столь отчетливо поставленный вопрос. Ведь от ответа зависела, быть может, судьба Гарри Гранта. Однако чувство долга взяло верх, и он ответил:

- Нет, Айртон, я не могу вернуть вам свободу.

- Я не прошу ее! - гордо ответил боцман.

- Так что же вам нужно?

- Нечто промежуточное между ожидающей меня виселицей и свободой, которую вы, сэр, дать мне не можете.