Маленький отряд, войдя в город, расположился на ночлег во дворе харчевни, ибо в помещении было слишком мало удобств.

Арауко - столица Араукании, государства, имеющего в длину сто пятьдесят лье, а в ширину тридцать. Населяют Арауканию молуче, эти первородные сыны чилийской расы, воспетой поэтом Эрсилья, - гордое и сильное племя, единственное из американских племен, которое никогда не подпадало под иноземное владычество. Если город Арауко был когда-то подчинен испанцам, то население Араукании оставалось всегда независимым. Оно некогда так же сопротивлялось угнетателям, как ныне сопротивляется захватническим попыткам Чили, и его государственный флаг - белая звезда на лазурном фоне - гордо реет на укрепленном холме, защищающем столицу.

Пока готовили ужин, Гленарван, Паганель и катапас прогуливались по городу между домами, крытыми соломенными крышами. В Арауко, кроме церкви и развалин францисканского монастыря, не было ничего достопримечательного. Гленарван попытался получить какие-либо сведения о «Британии», но безуспешно. Паганель приходил в отчаяние, ибо никто из местных жителей не понимал его. Но так как их родной язык был арауканский как здесь, так и до самого Магелланова пролива, то Паганелю его испанский язык мог пригодиться не более, чем древнееврейский. Поэтому географ использовал зрение больше, чем слух. Разглядывая различные типы молуче, он как ученый испытывал истинное наслаждение. Мужчины были рослые, с плоскими лицами меднокрасного цвета, безбородые - у них было в обычае выщипывать себе бороду. С настороженным взглядом, большеголовые, с жесткой гривой черных волос, они проводили время в постыдной праздности, свойственной воинам, не знающим, чем заняться в мирное время. Женщины, жалкие, но выносливые, выполняли всю тяжелую работу по домашнему хозяйству, чистили лошадей скребницей, начищали оружие, пахали, охотились за дичью для своих повелителей мужчин и находили еще время выделывать пончо - национальные плащи бирюзового цвета, причем каждое пончо требовало двух лет работы и стоило не менее ста долларов. В общем, молуче - народ малоинтересный и довольно диких нравов. Им свойственны почти все человеческие пороки, но есть у них добродетель - любовь к независимости.

- Настоящие спартанцы! - повторял Паганель, вернувшись с прогулки и сидя за ужином.

Конечно, почтенный ученый преувеличивал, но еще более удивил он своих собеседников, когда заявил, что его сердце француза сильно билось во время прогулки по городу Арауко. Когда майор спросил, что же вызвало столь внезапное «сердцебиение», то Паганель ответил, что это волнение вполне понятно, ибо некогда один из его соотечественников занимал престол Араукании. Майор попросил географа назвать имя этого монарха. Жак Паганель с гордостью назвал господина де Тонен, экс-адвоката из Периге, милейшего человека, обладателя, пожалуй, несколько уж слишком пышной бороды, претерпевшего в Араукании то, что развенчанные короли охотно называют «неблагодарностью подданных». Заметив, что майор улыбнулся, представив себе адвоката в роли развенчанного короля, Паганель очень серьезно заявил, что легче адвокату стать справедливым королем, чем королю справедливым адвокатом. Эти слова вызвали всеобщий смех, и было предложено выпить «чича» [24] за здоровье бывшего короля Араукании - Орелия Антония Первого. Несколько минут спустя путешественники, завернувшись в пончо, спали крепким сном.

На следующее утро в восемь часов маленький отряд двинулся вдоль тридцать седьмой параллели на восток. Во главе ехал катапас, замыкали шествие пеоны. Дорога пересекала плодородные земли, обильные виноградниками и пастбищами. Но постепенно местность становилась пустыннее. Лишь изредка то тут, то там попадались хижины «растреадорес» - индейцев-охотников за дикими лошадьми, знаменитых на всю Америку, или же какая-нибудь брошенная сменная почтовая станция, а ныне приют бродяги туземца. Две реки преградили за этот день путь отряду: река Раке и река Тубаль, но катапас нашел брод, и путешественникам удалось переправиться на противоположный берег. На горизонте простиралась горная цепь Анд, становясь все выше по направлению к северу, с все более частыми и частыми пиками. Но это были еще только предгорья огромного станового хребта Нового Света.

В четыре часа пополудни, после перехода в тридцать пять миль, путешественники сделали привал на просторе под сенью гигантских миртовых деревьев. Мулов разнуздали, расседлали и погнали пастись на густой траве пампы. Из мешков вынули мясо и неизменный рис. После ужина все улеглись на землю, пелионы заменили им одеяла и подушки, и путешественники погрузились в глубокий, восстанавливающий силы сон. Катапас и пеоны бодрствовали поочередно всю ночь.

Так как погода была очень благоприятной, так как все участники экспедиции, не исключая Роберта, хорошо себя чувствовали и так как путешествие началось при столь счастливых предзнаменованиях, то следовало воспользоваться этим, идти вперед и не «упускать счастья», как говорят игроки. Таково было общее мнение.

На следующий день двигались быстро, благополучно переправились через пороги Рио-Бель, а вечером, когда расположились лагерем на берегу реки Био-Био, протекавшей на границе между Чили испанским и Арауканией, Гленарван мог отметить в походном дневнике еще тридцать пять пройденных миль. Местность не меняла своего облика. То был плодородный край, кругом обилие амариллисов, фиалковых деревьев, дурмана, кактусов, покрытых золотистыми цветами. Какие-то звери, среди них дикая кошка, притаились в чаще. Пернатых было мало, лишь порой мелькали то цапля, то одинокая сова, то спасающиеся от когтей сокола дрозды и чомги.

Туземцев почти не было видно. Лишь изредка, словно тени, проносились «гуачосы», в которых течет смешанная кровь индейцев и испанцев. Они мчались верхом на конях, бока которых кровоточили от острых шпор, привязанных к голым ногам всадников. Дорога была совершенно безлюдна, не у кого было получить хоть какие-нибудь сведения. Однако Гленарван примирился с этим. Он старался убедить себя, что индейцы, по всей вероятности, захватив в плен капитана Гранта, увели его по ту сторону Анд, следовательно, поиски могли дать результаты лишь в пампе, а не здесь. Итак, следовало вооружиться терпением и продвигаться неуклонно вперед.

Семнадцатого тронулись в путь в обычное время и в установленном порядке, соблюдать который было так трудно Роберту, ибо его увлекающийся характер толкал его, к великому отчаянию его мула, опередить мадрину, и лишь строгий окрик Гленарвана возвращал его обратно.

Местность становилась менее ровной. Появившиеся то тут, то там холмы указывали на близость гор, речки все множились, шумно покоряясь прихотливым скатам. Паганель часто обращался к карте, и если какая-нибудь река не была обозначена на ней, что бывало нередко, то его кровь географа закипала и он очаровательно сердился.

- Речка без имени подобна человеку, лишенному гражданских прав! - возмущенно говорил ученый. - Для географического закона она не существует.

И он, не стесняясь, давал имена этим безыменным речкам, отмечая их на своей карте, украшая их самыми звучными испанскими названиями.

- Какой язык! - восторгался Паганель. - Какой полнозвучный гармоничный язык! Он словно вылит из металла! Я уверен, что в нем семьдесят восемь частей меди и двадцать две части олова - как в лучшей бронзе, идущей на отливку колокола.

- Но вы-то разве делаете какие-нибудь успехи в испанском языке? - спросил его Гленарван.

- Конечно. Вот только это проклятое произношение! Беда мне с ним!

И Паганель в продолжение пути, не жалея горла, боролся с трудностями испанского произношения, не забывая, однако, делать географические наблюдения. В этой области он был удивительно силен, и тут его никто не мог бы превзойти. Когда Гленарван спрашивал катапаса о какой-нибудь особенности данного края, то ответ географа всегда опережал ответ проводника. Катапас с великим изумлением смотрел на ученого.