Антракс. Четыре драхмы, господин Полифон? Клянусь лягушками! Тогда я смогу купить только двух ослов!
Полифон. Но ты же заработаешь двенадцать драхм. Очень жаль, но в отношении гонорара я не могу делать исключений, я должен строго придерживаться правил. Держись, Антракс. Теперь мне надо свернуть в Аполлонов переулок, к рантье Памфу.
Фисигнат. А я, в то время как мой коллега Полифон и погонщик ослов пересекают базарную площадь, иду с зубным врачом Струтионом по Демокритовой улице, направляясь в квартал особняков. Да, действительно, сейчас ужасно жарко, поэтому мы идем по теневой стороне. Ну, говорю я, господин Струтион, с этим процессом вы не выиграете почти что ничего, всего четыре драхмы.
Струтион. Для меня важна справедливость, господин Фисигнат. Каков ваш гонорар?
Фисигнат. Сорок драхм. Согласно уставу коллегии адвокатов, для налогоплательщиков первого класса, господин Струтион. Аванс в двадцать драхм надо внести в течение ближайших трех дней.
Струтион. Хм! Да, поездка в Геранию мне недешево обойдется. Но вы получите гонорар и аванс, господин Фисигнат. Принципиальный человек идет на любые жертвы. Я ученый и, как сказал мне однажды мой учитель Пифагор…
Антракс. Та-ак. Этот пачкун зубной врач называет себя ученым. Хорош ученый, который даже не верит в лягушек, а ведь все могут их слышать. Пусть исчезает в своем квартале особняков, а я сверну на Леонову улицу. Двенадцать драхм минус четыре драхмы — это два осла! Хорошее дельце, отличное дельце. Вон стоит Леонид у дверей своего трактира. Давай туда, быстренько стаканчик сливовой, тебя никто не видит… Нет, держись, Антракс! Не ходи в трактир, даже не заглядывай туда! Не в трактир, не в трактир, заработать восемь драхм, произвести хорошее впечатление, серьезное выражение лица, не причмокивать. Я же теперь генерал-фельдмаршал добродетели!.. Вот и мой подвал. Ну, конечно, опять мокрое белье перед самым порогом. Возьми себя в руки, Антракс, вон твоя жена. Не драться, сделать приятное лицо, теперь у нас примерный брак — держись, надо врать, словно сивый мерин. Подумай о восьми драхмах, о двух македонских ослах. Приветствую тебя тысячу раз, Кробила, жена моя.
Кробила. Просяная каша готова, муженек, и чеснок тоже. А где твой осел?
Антракс. На работе, женушка, на работе. Скоро ты уже не будешь спрашивать, где твой осел, будешь спрашивать, где твои три осла, старый и два македонских. Все зависит от одного дельца, женушка, — восемь драхм.
Кробила. Восемь драхм?
Антракс. Удивлена, старуха, да?
Кробила. Ты пьян, конечно.
Антракс. Нет, я не пьян и колотить тебя больше не буду. Я стал добродетельным, жена, потому что я теперь — народ. Давай поцелую тебя в щечку, моя любимая ведьма.
Выноси кровати, жена, и мебель — ведь все это из вишневого дерева; мне надо снести их в заклад.
Кробила. Что-о?
Антракс. «Что», «что»! Четыре драхмы — гонорар адвокату Полифону, поняла, Кробила, моя законная язва? Я заработаю восемь, он — четыре, итого двенадцать драхм. И за что, старуха? Нипочем не отгадаешь! За паршивую тень, за тень моего славного осла!
Кробила. Клянусь богами, мой муж сошел с ума!
Антракс. Не я, а зубной врач сошел с ума — уселся в роскошную тень моего осла и не хотел за это платить! На самом солнцепеке! Разве это солидный метод вести дела в Абдере? Так со мной, с народом, не поступают! Теперь нашему процессу даже боги позавидуют! Выноси кровати. Сейчас лето, можно отлично спать и на полу.
Кробила. Вот я стою, бедная женщина Кробила, дочь сапожника Аномала и повитухи Гебы, перед горшком разваренной просяной каши и слушаю эту несчастную историю, которую рассказывает мой муж, погонщик ослов Антракс, сын раба Гидора и скотницы Персефоны. И я дала себя уговорить этому человеку и вышла за него замуж! А ведь на меня заглядывался Кетод, профессиональный боксер!.. Теперь муж продает нашу мебель, наши кровати и оставляет в суде осла, единственное, что нас кормит. Слыханное ли дело — погонщик ослов судится с зубным врачом! Безнадежно!.. Этот процесс с помощью одного адвоката не выиграть. Погонщик ослов останется погонщиком ослов, тут даже самый лучший защитник ничего не сможет сделать, я знаю, что такое наше общество… Добродетельным Антракс тоже не станет — я знаю, что такое добродетель. Она недолго продержится, если нет денег. А их нет ни у меня, ни у мужа. Надо заинтересовать его делом кого-то повыше, например кого-нибудь из духовенства, какого-нибудь солидного жреца. Мы — прихожане храма Латоны. Вот Латона и должна нам помочь, вместе со своими лягушками. Я в жрецах не разбираюсь, хотя моя мать была почти замужем за одним из них. Чем выше тот, к кому обращаешься, тем лучше. Слушай, муженек, Антракс, говорю я, нам надо лично заинтересовать в этом деле старшего жреца Стробила, иначе твои ослы останутся там, где они сейчас, — только в твоем воображении.
Антракс. Да ты в своем уме? Как ты это сделаешь? Старшего жреца никогда не интересовали заботы какого-то погонщика ослов.
Кробила. Очень просто. Моя приятельница Пелида, модистка, знакома с одним оружейником, изготовляющим шлемы, по имени Мастакс; он хочет на ней жениться, но она не согласна из-за трактирщика Колона, который уговаривает ее выйти за него замуж, потому что его жена умерла. Ну а у Мастакса есть брат, он капитан и помолвлен с Иридой, да ты ее знаешь — толстая блондинка!
Антракс. Ирида меня не интересует.
Кробила. Дурень! Она же кухарка у танцовщицы Телезии!
Антракс. Ну какое отношение имеет танцовщица Телезия к моей тяжбе?
Кробила. Как ты не понимаешь? Танцовщица часто ходит по вечерам к старшему жрецу Стробилу танцевать у него. Ведь это каждый ребенок знает.
Антракс. Не оскорбляй старшего жреца лягушек, жена! Он святой! Религию так в это дело не впутывай, я человек благочестивый!
Кробила. Конечно, он святой. Но святые — тоже люди! И, кроме того, Телезия даже не танцует перед ним, она просто стоит там, как статуя, и подражает скульптурам Артемиды и Афродиты — тем, что в храмах.
Антракс. Ах так! Ну, это совсем другое дело. Это больше похоже на изучение анатомии или как там говорят. Но при чем тут все это?
Кробила. Очень просто. Я поговорю с модисткой, она — с оружейником, тот — со своим братом, капитаном, тот — с Иридой, она — с танцовщицей, а та — со старшим жрецом. Мы должны это сделать, Антракс, — я знаю жену зубного врача Струтиона, я как-то стирала у нее: она пойдет по всем судьям, и ты останешься с носом, если мы не позаботимся обо всем заранее. Старший жрец — это то, что нам нужно. Он поможет тебе получить твои восемь драхм, я знаю, что такое религия, недаром же мы живем в приходе Латоны.
Антракс. Восемь драхм! Ох, старуха, если б это было возможно!
Кробила. Да, трудновато пришлось. Но я все-таки убедила наконец своего мужа. Я выношу кровати и мебель, а в субботу вечером иду к модистке Пеяцце. Она живет в районе крепости, над трактиром Колона. Всюду стоят перед дверьми женщины и размахивают метлами. Мужчины, как всегда, в трактирах. Дверь в жилище Пеяццы не заперта, я вхожу. Модистка обнимает меня. Садись, говорит она. Пелида, говорю я, за кого же ты теперь выйдешь: за Мастакса или за толстяка Колона, трактирщика, там внизу?
Пелида. Сама не знаю, Кробила, никак не могу решить, просто ужас что такое!
Кробила. Бери Мастакса. У Колона умерло уже пять жен. Вечно работали у него в трактире, и каждый день он их избивал.
Пелида. Мастакс ведь тоже дерется.
Кробила. Конечно, так поступает каждый мужчина, если он здоров. Не бьют только тех женщин, у которых есть деньги, и это особо оговаривается в каждом брачном контракте. Но Мастакс бьет куда прогрессивнее, чем Колон. Только два раза в неделю. Это неслыханный прогресс, уверяю тебя, это уже что-то похожее на цивилизацию.