Диктатор Трайдор высоко ценил незаурядные способности и собачью преданность своего любимчика Рабиозо и постоянно щедро одаривал верного служаку высшими государственными наградами и ценными подарками.

На Рабиозо после удачно проведенного допроса, успешной операции или засады неожиданно снисходило вдохновение, он запирался в рабочем кабинете, усаживался за старенькое пианино, одиноко стоявшее в дальнем углу, и подолгу, часами, с упоением, до изнеможения играл. Его тонкие длинные пальцы так и летали по клавишам, извлекая волшебные звуки. Когда Рабиозо с головой окунался в стихию музыки, около здания охранного отделения останавливались многочисленные прохожие, привлеченные льющимися из окон, завораживающими мелодиями. Да что там прохожие! Кареты останавливались, пассажиры которых были очарованы музыкой, доносившейся из окон второго этажа. В результате на узкой улице образовывались страшные пробки, на ликвидацию которых полицейским приходилось тратить полдня. После таких сольных концертов в гордом одиночестве на пару дней Рабиозо становился добрейшим и самым сердечным человеком на белом свете, этими обстоятельствами широко пользовались самые пронырливые сотрудники его ведомства, чтобы решить свои семейные проблемы либо вопросы, касавшиеся их карьерного роста.

У коварного, хитрого, изобретательного Рабиозо были свои особые методы развязывания языков. Сначала задержанных допрашивали грубые жестокие следователи, которые не только кричали, но и позволяли рукоприкладство и пытки, а потом, спустя какое-то время, в комнату допросов, как бы невзначай, проходя мимо, входил Рабиозо. Он возмущенно отчитывал своих сотрудников за грубость и выгонял их из помещения. А потом ласковым вкрадчивым голосом извинялся перед допрашиваемым за своих «нерадивых» служащих, затем интересовался работой, делами, семьей, жизнью задержанного… И так постепенно настолько втирался в доверие, что подследственные начинали к нему относиться, как к родственнику, и в результате рассказывали и раскрывали перед «полицейской ищейкой» свою душу. Часто попавшихся на крючок он запугивал и заставлял работать на тайную полицию, они вынуждены были писать доносы на знакомых и соседей.

Чаффи, боец южного отряда повстанцев, был дозорным на горном перевале Мурмури, через который шла единственная тропа к лагерю повстанцев. Парень он был молодой, но достаточно опытный, как-никак в отряде уже около трех лет. Невысокий, с сильными руками, которыми умудрялся гнуть подковы. По борьбе и поднятию тяжестей в отряде не было ему равных. Добродушен и наивен, как ребенок, поэтому над ним часто подшучивали его товарищи.

Часовой сидел в надежном укрытии за большим серым валуном, нахохлившись и поеживаясь от утреннего сырого тумана, окутавшего перевал и заснеженные вершины. Вдруг тихие осторожные шаги на горной тропе заставили его насторожиться и крепче сжать в руках карабин. Из-за ближнего выступа скалы, опираясь на сучковатую палку, появилась знакомая крепкая фигура связного Фалсо. Он, устало улыбаясь, подошел к Чаффи и тяжело опустился рядом на ствол поваленного дерева.

– Рад видеть мужественного товарища на боевом посту!

– Привет… – грустно протянул в ответ Чаффи, выглядывая из-под брезентового капюшона и шмыгая носом.

– Замерз?

– Зябко… Не знаю, куда от проклятой сырости деваться. Каждый раз после утреннего тумана сижу тут, как мокрая курица, – пожаловался на свою незавидную долю Чаффи.

– Ничего, скоро взойдет солнце, обсохнешь, отогреешься, и жизнь покажется не такой унылой, уж поверь мне.

– С ума сойдешь тут торчать, быстрее бы смена пришла.

– Что в замке нового? Все в порядке? Все живы, здоровы?

– Все нормально, Фалсо. Все по-прежнему, все при делах. Кто оружие чистит, кто учится метко стрелять. Крис с помощником какую-то сверхсекретную операцию разрабатывают против гарнизона крепости Мейз, Толстяк Панфорто новыми блюдами нас балует…

– Чтобы крепость Мейз атаковать, надо быть сумасшедшим.

– Полностью с тобой согласен.

– Тут нужна целая армия, не меньше.

– Это точно.

– Там одни стены чего стоят, толщиной метров шесть.

– Да, Торбеллино два дня назад из Бельканто свежие новости доставил. Представляешь, заявился бритым наголо, от былой шевелюры только воспоминания остались. Чудной парень. Такие волосы шикарные были, а он взял и одним махом сбрил их начисто.

– Бритым наголо, говоришь, – переспросил Фалсо с задумчивым видом.

– Да! Я его и не узнал, когда он на меня вышел. Чуть было с перепугу не стрельнул в него.

– Эх, жаль, я не знал, а то бы вместе отправились в поход, вдвоем все-таки по горам намного веселее путешествовать, чем в одиночку.

– Да, одному тоскливо в диких горах, можно запросто напороться на медведя или снежного барса, – согласился Чаффи. – У тебя как с табаком? Курить хочется, мочи нет, а курево, как назло, забыл прихватить с собой.

– Держи, – Фалсо извлек из кармана куртки кисет с табаком.

– Ну, спасибо, выручил, – обрадовался часовой, откладывая в сторону карабин. – А я места себе не нахожу, не могу без него, хоть тресни.

– Бросать надо вредные привычки, брат.

– Легко тебе говорить, сам-то чего никак не бросишь?

– Слабый я человек. Силы воли не хватает, чтобы решиться на такой героический поступок.

– У тебя силы воли? – засмеялся повстанец, ловко сворачивая из обрывка бумаги «козью ножку». – Фалсо, дорогой, не смеши меня!

– Я не шучу, я серьезно.

Фалсо щелкнул зажигалкой, ярко затрепетал язычок пламени. Чаффи низко склонился, чтобы прикурить, загораживая огонек ладонями от ветерка.

В этот момент на голову часового обрушился страшный удар…

Когда предатель Фалсо и отряд карательной экспедиции перевалили через горный перевал Мурмури, перед ними раскинулась живописная долина, укутанная, словно пушистой шалью, легким утренним туманом. Среди давно заброшенного старого парка высилось обветшалое здание замка Ариозо. Не успели первые лучи солнца выглянуть из-за скалистых отрогов гор, как долина огласилась звоном птичьих голосов. Над замком из высокой трубы мирно вился сизый дымок.

Когда-то в этом замке жил юноша, талантливый музыкант, безумно влюбленный в прекрасную молодую девушку-певицу. Они любили друг друга и были счастливы. Замок постоянно был полон гостей. Здесь всегда звучали музыка, песни, и никогда не умолкал смех.

Но случилось несчастье. Однажды, будучи в горах на прогулке, молодую пару застал грозовой шквал. Они под холодным дождем промокли до нитки и продрогли до костей. Когда влюбленные добрались до замка, у девушки поднялась высокая температура, певица слегла. Она умерла через два дня на рассвете, когда над долиной рассеивается туман и просыпаются птицы.

Замок после смерти девушки мгновенно опустел, здесь больше не звучал ее серебристый волшебный голос. Несколько дней бедный юноша провел, не выходя, в ее комнате, ничком лежа на ее кровати, обнимая ее платья, вдыхая запах навсегда ушедшей из жизни любимой.

Гости разъехались, слуги неслышно бродили по залам замка, словно тени, не зная, как помочь убитому горем хозяину. Через несколько дней бедный юноша появился в Розовом Зале, где проходили музыкальные вечера. Он всю ночь играл на белом рояле, как одержимый, какую-то безумную музыку, то напоминающую неукротимую бурю, то внезапно переходившую в тихую, медленную, нежную мелодию. На следующий день утром слуги обнаружили его мертвым: он сидел за роялем с окаменевшим несчастным лицом и онемевшими пальцами, взявшими последний аккорд. После его смерти слуги покинули это печальное место. Здесь больше никто не жил. Заброшенный замок со временем пришел в ветхость. Прекрасный парк, полный когда-то редкой растительности и благоухающих цветов, пришел в упадок. Замок стал пристанищем повстанцев, бывшие гвардейцы нашли здесь надежное убежище от ищеек Трайдора.

Отряд Криса насчитывал порядка ста двадцати бойцов. В замке в тот день находилось приблизительно сорок повстанцев, остальные были на боевых постах: некоторые контролировали дороги, некоторые переправляли оружие в город подпольщикам. Замок мирно дремал. Утомленный Крис, уронив свою седую голову на стол, заваленный бумагами, спал крепким сном. Кабинет был завален ящиками с оружием и боеприпасами, доставленными со «Звездного».