- Второй подъезд... Праздничной иллюминации, разумеется, не зажгли. Не исключаю: меня дожидаются у черного хода; но это все же маловероятно. Девка Анхелита говорила, будто задняя дверь заперта и неохраняема - заходи, милый, и чувствуй себя, словно дома... Звучало так заманчиво, что страшно было поверить хотя бы единому слову. Я и не поверил. Но поскольку девица могла сообразить: перед нею не дурак, и поступит как раз наоборот, есть основания заподозрить, что Анхелита выложила чистую правду. Рассчитывая на мою недоверчивость. Хотела заманить именно к той двери, от которой на словах отвратить пыталась.

- Значит, - шепнул Виллард, - я расстреливаю парадный подъезд.

- Конечно. Только не усердствуй без нужды и не слишком выдвигайся вперед, - откликнулся я. - Они должны только подумать, будто ты намереваешься напасть... Вернее, будто напасть собираюсь я... Можем с уверенностью считать: они засели на втором этаже, над пустующим рестораном. С первого этажа и видно хуже, и кто-то вполне был способен запарковать рядом свой автомобиль, сектор обстрела сократить. С третьего этажа пуля ударит под слишком большим нисходящим углом, вероятность перелета будет очень велика. Второй же - в самый раз... И стволов там сосредоточено в достатке, чтоб наверняка изрешетить меня при появлении. Такую ловушку подстраивали в Вест-Палм-Бич; она увенчалась относительным успехом; а люди склонны повторять свои лучшие выдумки многократно. По крайней мере, подобные люди.

Виллард кивнул.

- Выберу приличное укрытие и буду поливать проем двери из этой югославской пакости, пока не вгоню защитничков в надлежащий страх. У меня шестьдесят патронов, ребята решат, будто ты готовишься ринуться напролом, вопить "банзай" и сметать несчастное здание с лица земного. Даже когда закончу палить, они чуток помедлят, переведут дыхание и подштанники сменят, ожидая победного броска.

- Звучит ободряюще, - ухмыльнулся я. - Подрывники успеют завершить приготовления позади, а я высажу дверь черного ходя и отправлюсь на поиски заложников. Но лучше возьми еще пару магазинов: эта спринцовка наверняка пожирает заряды, как макароны.

Внутри особо палить не доведется. Одного рожка хватит с избытком. Держи...

Виллард взял магазины.

- В эдаком разе, - сказал он, - попытаюсь обогнуть кафе, пробраться голубчикам в тыл и прикрыть твое отступление. Патронов достаточно.

- Прикрывай, - согласился я. - Но, пожалуйста, не забывай: коль скоро все пойдет на лад, из дверей выскочат высокая, стройная, темноволосая женщина - в бордовых брюках и джемпере - и низенький, полный, темноволосый субъект, коему пятьдесят миновало. Одежду описать не могу. Дана Дельгадо, сиречь Долорес, и Поль Энсиниас, он же Модесто. Смотри, не уложи: иначе все мои усилия насмарку пустишь.

- Понятно, - кивнул Виллард.

- И еще... Как бы дело ни повернулось: выйдут они со мною вместе, или я выйду один, или вообще никто не выйдет - чтобы к восьми часам ноги твоей подле кафе не было. Мины Леонарда никем загодя не испытывались, предугадать силу взрыва нельзя. А здание напротив - отнюдь не бетонный бункер: чего доброго, обрушится, точно домик карточный.

- Ты бы о себе подумал, Эрик...

Я ухмыльнулся в темноте:

- Подумаю, не беспокойся... Да, еще одно сообщение перед тем, как секундомер запустим! В какой бы ты витрине, в каком бы подъезде ни засел - подбери прочную стену! В Вест-Палм-Бич они стреляли чуть ли не из противотанкового ружья - вернее, из него, любезного, и стреляли. Самодельная штуковина, по всей вероятности, но достаточно мощная. Пятидесятый калибр. Однозарядная, неповоротливая, неудобная: новый патрон ребятки вкладывали секунд пять; но из бронированного мерседеса получилось решето, а шофера попросту обезглавило. Не знаю: быть может, они перетащили эту пакость в Пуэрто-Рико, или заказали себе несколько таких ружей. Существует правило: когда человек обзаводится хитроумной пушкой, у человека чешутся руки испробовать ее в деле. И думаю, штаб-квартиру Легиона ею оснастили.

- Спасибо. Запомню.

Повернувшись, чтобы устремиться прочь, я услыхал тихий оклик.

- Мэтт!

- А?

- Ты хоть раз пользовался этими скорострельными пугачами?

Я задержался и нахмурился.

- Впервые в руках держу. А что?

- Пользуйся откидным прикладом, - посоветовал Виллард. - И стреляй с плеча. Эжектор югославской мерзости выкидывает пустые гильзы по вертикали. Начнешь разыгрывать из себя Рэмбо, палить с бедра - получишь пригоршню раскаленной латуни прямо в физиономию.

- Спасибо. Запомню, - в тон Вилларду ответил я.

Удалялся я с чувством приятным и странно теплым. Большинство младших агентов ни за что не отважатся давать советы старшему, опасаясь нагоняя от самодовольного олуха, слишком заносчивого, чтобы прислушаться к здравому доводу.

То, что Виллард преспокойно подсказал мне способ обращения с незнакомым стволом, избавив от серьезной неприятности при неожиданном столкновении в темном коридоре или на лестнице, свидетельствовало: парень по натуре хорош и решителен, а меня, основываясь на опыте совместной работы в прошлом, не считает остолопом.

Приятно, когда у тебя за спиною остается надежное и дружелюбное прикрытие.

Но теперь о Вилларде надлежало временно забыть. Я намеревался вломиться в окаянный дом, а делать это, размышляя о дружелюбии да хороших людских качествах, не стоило.

Со всевозможными предосторожностями я прокрался по темному переулку. Вокруг по-прежнему царило напряженное, выжидающее безмолвие. Во многих окнах горел свет, но ни в одном я не заметил человеческого силуэта. Даже головы не мелькали, как бывает обычно по вечерам. Всякий, страдавший избыточным любопытством, выглядывал наружу лишь позаботившись предварительно выключить лампу.

Я подивился: много ли горожан действительно желают видеть Пуэрто-Рико независимым? Политические пристрастия этого народа были, разумеется, его собственным делом; по крайней мере, до тех пор, пока дело это оставалось внутренним и не влекло за собою взрывы на территории Соединенных Штатов. Да еще сопряженные с гибелью моего сына...

С Мэттью мы близки не были; я даже не оплакал убитого - но в душе образовалась некая печальная пустота: на месте, которое занимал прежде М. Хелм-младший. И заполнить эту пустоту я сумею лишь завалив ее телами тех, кто распорядился взорвать злополучную "La Mariposa".

И о Дане Дельгадо не думать было невозможно. Я пытался отгонять некстати лезшие в голову мысли, не гадать о неудобствах, унижениях и - не исключалось - пытках, претерпеваемых моей напарницей в лапах Совета... Сборище недоносков!

У черного хода, само собою, маячил караульный. Стоял он под неразличимо выцветшей вывеской, должно быть, гласившей некогда "КАФЕ "ЭРНЕСТО"", хотя разбирать поблекшую надпись было недосуг. Возможно, кафе обладало правом продавать спиртное, и вывеска возвещала: "БАР". Или "КОКТЕЙЛИ". Не исключаю, также, что на деревянном прямоугольнике было выведено "CERVEZA".[15]

В узкой аллее громоздились мусорные баки, ящики, доски - хлам всех видов и сортов.

Пригнувшись позади самого большого бака, я снял с плеча и взял наизготовку тридцатидвухкалиберный скорострельный "скорпион". В левой руке очутился пистолет, оснащенный отличным глушителем. Я мог приступать к задуманному в любое мгновение.

При входе я решил употребить "рюгер": проникать в штаб-квартиру Легиона следовало бесшумно. Чего не предвиделось при выходе, ибо покинуть помещение Мак велел с великой помпой и соответствующим грохотом.

Если вообще сумею покинуть, разумеется...

Я взглянул на часы. Оставалось четыре минуты.

Три.

Две.

Одна...

Хотя от Вилларда меня скрывал угол дома, "скорпион" заработал подобно отбойному молотку. Вы подумали бы, что на улице чинит всеобщее побоище человек, вооружившийся не автоматическим лилипутом югославского производства, а, по крайности, могучим станковым пулеметом, вроде гитлеровского "шпандау". Либо авиационной пушкой.