— Я выстрелю. — Энгельс пожал плечами. — Вы лучше объясните, почему рабочие, охраняющие баррикады, безоружны, а комитет безопасности предательски бездействует? Я же требовал разоружить бюргеров и передать оружие рабочим. Мало того — бойцам нечего есть. Надо немедленно взыскать налог с богатых горожан…

— Энгельс, дорогой! Да кто в нашем почтеннейшем комитете на это осмелится! Я вчера отдал приказ осмотре гарнизона, надо же наконец сосчитать, сколько у нас солдат. Так этот приказ немедленно отменили по причине, что шум от воинских команд смутит покой граждан. Наш комитет предпочтёт трижды сдаться в плен пруссакам, чем позволит себе хотя бы единственный выстрел.

Энгельс собрал верных людей и реквизировал оружие из кроненбергской ратуши. Там нашлось восемьдесят ружей, и часть рабочих теперь была вооружена.

Родной дом был рядом, но Энгельс даже не смотрел в ту сторону. С красным шарфом, перекинутым через плечо — знаком высшего командного состава, он стоял на баррикаде, перегораживающей мост через Вуппер, и изучал окружающие высоты. «Поставить бы там пушки!» — думал он. Но пушек было недостаточно.

— Господин Энгельс, — отвлекли его, — вас там спрашивают.

Энгельс спустился с баррикады. Перед ним стояли рабочие из отряда, который он собрал по дороге сюда.

— Мы хотим уходить, — заявили они, — тут нам нечего делать. Это не восстание, а самое настоящее предательство.

— Подождите, товарищи, день-два. Возможно, что-то изменится.

Ночью Энгельс обошёл посты и баррикады. Рабочие несли службу старательно. Утром, когда он прилёг вздремнуть, к нему пришёл тот же адвокат из комитета безопасности.

— Вы только не обижайтесь, Энгельс. Лично я вас яростно отстаивал, но… Уж очень вы тут яркая фигура: известный коммунист, редактор «Новой Рейнской». А члены нашего комитета боятся коммунистов больше, чем пруссаков. Одним тем, что вооружили рабочих, вы здесь всех перепугали. Некоторые даже предлагали арестовать вас ночью и отдать пруссакам. Короче, комитет не будет против, если вы покинете город. Скажу вам по секрету, они собираются сдаваться.

Вместе с Энгельсом уходили из Эльберфельда многие рабочие-добровольцы.

Вскоре после их ухода буржуа разобрали баррикады и построили триумфальные арки для встречи прусских войск.

Обер-прокурор города издал приказ об аресте Энгельса.

16 мая Энгельс вернулся в Кёльн. В тот же день приехал Маркс, который снова ездил добывать для газеты деньги.

В редакции их встретил Фрейлиграт. Лицо его было озабоченно.

— Приказ о высылке Маркса на столе. Правительство наконец исхитрилось. Так как Маркс лишён прусского подданства семь лет назад, то он не имеет права здесь жить. А тебя, Фридрих, думаю, не сегодня-завтра арестуют.

Несколько минут все молчали.

— Друзья, будем готовить прощальный номер, — сказал наконец Маркс.

19 мая 1849 года вышел последний номер «Новой Рейнской газеты». Набранный красной краской, он пламенел как факел.

Газета начиналась стихами Фрейлиграта:

Так прощайте! Но только не навсегда!
Не убьют они дух наш, о братья!
Час пробьёт, и, воскреснув, тогда
Вернусь к вам живая опять я!

Обращение «К кёльнским рабочим» кончалось словами:

«Редакторы «Новой Рейнской газеты», прощаясь с вами, благодарят вас за выраженное им участие. Их последним словом всегда и повсюду будет: освобождение рабочего класса!»

Потом шла большая статья Энгельса.

«Дело решится в течение немногих недель, может быть, нескольких дней. И вскоре французская, венгеропольская и немецкая революционные армии будут праздновать на поле битвы у стен Берлина свой праздник братства».

Тогда, 19 мая, все они верили в это.

* * *

Теперь, в июле, Энгельсу было горько вспоминать оптимистические строки его прощальной статьи в «Новой Рейнской». Победа была бездарно упущена.

Стоило пфальцскому правительству объединиться с баденским и действовать решительно, как поднялась бы вся Германия. На этом настаивали Маркс и Энгельс.

Но смело и стойко вели себя только рабочие. Командир корпуса Виллих был единственным стоящим офицером по всей пфальцской армии. Этот бывший прусский лейтенант стал членом Союза коммунистов.

— Полюбуйтесь, Энгельс, на донесение одного из наших генералов: «Заметив противника, мы отступили», — стонал Виллих, возвращаясь с очередного военного совета. — Пьяницы и мерзавцы: так они надеются победить!

Энгельс лично водил в атаки рабочие отряды. Здесь, в сражениях, именно они — коммунисты — были и самыми смелыми солдатами. Прочие добровольцы, набранные из лавочников и ремесленников, могли сняться в любую минуту с позиций и разбежаться по домам.

Иосиф Молль с чужим паспортом не раз пробирался через вражеские позиции в прусские земли и проводил отряды рабочих. В Пруссии было издано уже несколько приказов об аресте, и если бы его схватили, то расстреляли немедленно.

Иногда выдавалось немного свободного времени, и друзья тотчас начинали обсуждать будущее Союза коммунистов.

— Половину союза мы уже потеряли, — с горечью говорил Молль. — Общины снова должны быть тайными. От легальной деятельности придётся отойти совсем.

— Здесь я с вами не согласен, Молль. Надо всегда использовать любую возможность открытой работы, — убеждал Энгельс.

Тот спор они не успели закончить, потому что пошли в бой.

В рукопашной схватке Энгельс потерял Молля из виду…

Когда после боя они отошли, Фридриху сообщили, что Молль погиб.

Энгельс, сам чудом оставшийся в живых, заплакал, когда узнал об этом.

Последними воинами революционной армии, перешедшими границу, были Энгельс и Виллих.

В Швейцарии Энгельс сразу принялся отыскивать следы Маркса. Весь этот месяц до него доходили лишь слухи, которым он в конце концов перестал верить.

Говорили, что Маркс арестован прусскими жандармами и сидит в тюрьме. Кто-то уверял, что ему удалось скрыться и вместе с семьёй бежать в Америку. Убеждали, что Маркс расстрелян по решению военного трибунала…

Энгельс разослал письма в разные города по более или менее верным адресам, с тем чтобы какое-нибудь письмо дошло до Маркса.

Он заходил на почту по нескольку раз в день — ответа не было.

Наконец, когда он уже совсем отчаялся, пришло письмо из Парижа.

* * *

Маркс — Энгельсу

Париж, 1 августа 1849 года

«Дорогой Энгельс!

Я очень беспокоился за тебя и чрезвычайно обрадовался, получив вчера письмо, написанное твоей рукой…

У тебя теперь имеется прекрасная возможность написать историю баденско-пфальцской революции или памфлет об этом. Без твоего участия в военных действиях мы не смогли бы выступить со своими взглядами по поводу этой дурацкой затеи. Ты можешь при этом великолепно выразить общую позицию «Новой Рейнской газеты»…

Я начал переговоры об издании в Берлине периодического (ежемесячного) политико-экономического журнала, для которого должны будем писать главным образом мы оба.

Лупус также в Швейцарии, я полагаю, в Берне. Веерт был вчера здесь, он основывает агентство в Ливерпуле.

Будь здоров. Кланяйся сердечно Виллиху…

Твой К. М.».

Стояла солнечная мягкая погода, и Фридрих был счастлив — Маркс жив!

Энгельс немедленно отправил письмо, в котором звал его сюда, в Швейцарию. Швейцария была нейтральной страной, и здесь Маркс находился бы в большей безопасности, чем во Франции, где началась расправа с революционными рабочими.

Французское правительство могло сговориться с прусским королём и выдать ему всех политических эмигрантов.