— До чего же вы умны! — с притворным восхищением воскликнула Фэнцзе. — Куда Цзя Жуну и его брату до вас! Да они просто бесчувственные глупцы! Манеры изящные, а душа грубая!
Слова Фэнцзе глубоко запали в сердце Цзя Жуя. Не в силах совладать с собой, он стал к ней приближаться, маслеными глазками уставился на ее вышитую сумочку и совсем некстати спросил:
— Какие кольца вы носите?
— Будьте осторожны! — тихонько предупредила Фэнцзе. — Как бы служанки чего-нибудь не заподозрили.
Сочтя эти слова «высочайшим повелением и святейшим поучением», Цзя Жуй тотчас отпрянул.
— Вам пора уходить, — проговорила Фэнцзе.
— До чего же вы жестоки, сестрица! Разрешите мне еще хоть немного побыть! — взмолился Цзя Жуй.
— Днем здесь постоянно люди, — с опаской продолжала Фэнцзе, — и вас могут заметить. Ждите лучше меня вечером в западном проходном зале.
— Только не обманите! — торопливо произнес Цзя Жуй — ему казалось, что драгоценная жемчужина уже у него в руках. — Ведь там тоже полно народу.
— Не беспокойтесь, — поспешила заверить Фэнцзе. — Ночных слуг я отпущу, двери мы запрем, и никто не сможет войти.
Ошалев от восторга, Цзя Жуй попрощался с Фэнцзе и ушел с видом победителя. Насилу дождавшись вечера, он украдкой проскользнул во дворец Жунго, двери еще не запирали, и он беспрепятственно проник в проходной зал. Там стояла кромешная тьма и в самом деле не было ни души. Дверь, ведущая из зала в покои матушки Цзя, давно была заперта, открытой оставалась лишь дверь с восточной стороны. Цзя Жуй прислушался — ни звука. Затем что-то щелкнуло — это заперли восточную дверь.
Цзя Жуй неслышно вышел из своего укрытия и толкнул дверь — она была на замке. Он в ловушке, с севера и с юга — глухие стены, не перелезешь, не за что ухватиться.
По залу разгуливал ветер, он пронизывал до костей. В двенадцатом месяце ночи самые длинные, и к утру Цзя Жуй совершенно закоченел.
На рассвете появилась старуха служанка и открыла восточную дверь. Как только она повернулась спиной и пошла отпирать западную, Цзя Жуй, съежившись, выскочил наружу. К счастью, в такую пору все еще спят, и он, беспрепятственно миновав задние ворота, со всех ног помчался домой.
Надо вам сказать, что Цзя Жуй рано осиротел и воспитывал его дед — Цзя Дайжу. Дед следил за каждым шагом внука, боялся, как бы тот не забросил ученье, не стал пить и играть в азартные игры. А тут вдруг внук исчез на всю ночь! Наверняка пьянствует где-нибудь. Ему и в голову не могло прийти, что на самом деле случилось.
Всю ночь Цзя Дайжу в гневе метался, не находя себе места. Видя, в каком состоянии дед, Цзя Жуй, еще не успевший отереть пот со лба, не моргнув глазом, соврал:
— Я вчера был у дядюшки, а когда собрался уходить — уже стемнело, и он оставил меня ночевать.
— Сколько раз я тебе говорил, чтобы не смел уходить, у меня не спросившись! — загремел Цзя Дайжу. — За одно это бить тебя надо, а ты еще врешь!
Он сгреб внука в охапку, хорошенько отколотил палкой, не дал ему даже поесть, поставил посреди двора на колени и велел стоять до тех пор, пока не вызубрит уроки на десять дней вперед.
Бедный Цзя Жуй! Как он страдал! Всю ночь дрожал от холода, затем получил трепку и вдобавок ко всему должен был голодный стоять на коленях, прямо во дворе, и читать вслух!
Однако это не охладило пыла юноши. Он и подумать не мог, что Фэнцзе над ним издевается, и через два дня, улучив момент, как ни в чем не бывало вновь отправился к ней. Она притворилась рассерженной. Как же! Он нарушил данное обещание! Цзя Жуй клялся, оправдывался. Видя, что он сам лезет в расставленные сети, Фэнцзе придумала другой план, чтобы его образумить.
— Сегодня вечером, — сказала она, — ждите меня в домике у дорожки за моим домом. Только смотрите, не обманывайте больше!
— А сами вы не обманете? — недоверчиво спросил Цзя Жуй.
— Можете не приходить, если сомневаетесь!
— Обязательно приду, непременно! — поспешил заверить Цзя Жуй. — Приду, если даже мне будет грозить смерть!
— А сейчас уходите, — приказала Фэнцзе.
Цзя Жуй ушел, уверенный, что на этот раз все будет в порядке. А Фэнцзе, как говорится, «отобрала войска, назначила полководцев» и устроила новую ловушку.
Цзя Жуй с трудом дождался вечера. Но, как назло, пришли родственники и засиделись до самого ужина. Лишь когда настало время зажигать лампы и дед лег спать, юноша пробрался во дворец Жунго, а затем проник в домик возле дорожки. Он метался от нетерпения, как муравей на горячей сковороде. Было тихо, ни звука, ни шороха. Цзя Жуй в тревоге строил догадки: «Наверняка не придет. Неужели решила проморозить меня еще одну ночь?»
Тут юноша заметил в дверях чью-то фигуру и, как только она приблизилась, уверенный, что это Фэнцзе, бросился на нее, как тигр на добычу, как кошка на мышь.
— Дорогая сестрица! — восклицал он. — Я заждался тебя!
Целуя «любимую» и лихорадочно шепча «милая», Цзя Жуй повалил ее на кан, сдернул с нее штаны и, охваченный вожделением, не помня себя, стал торопливо раздеваться. Вдруг в дверях мелькнул свет — на пороге появился Цзя Цян со свечой в руке.
— Эй, кто здесь?
С кана послышался смех:
— Это дядюшка Цзя Жуй меня домогается!
Цзя Жуй готов был провалиться сквозь землю. Как вы думаете, кто лежал перед ним?.. Цзя Жун!
Цзя Жуй хотел бежать, но Цзя Цян загородил ему дорогу.
— Стой! Вторая госпожа нынче рассказывала старой госпоже, что ты с ней заигрываешь, и заманила тебя сюда. Старая госпожа разгневалась и послала меня за тобой. Пошли!
При упоминании о «старой госпоже» у Цзя Жуя душа ушла в пятки, и он смог лишь вымолвить:
— Дорогой племянник, скажи, что ты меня здесь не нашел! А я тебя щедро за это вознагражу!
— Отпустить тебя мне не трудно, но какова будет награда? К тому же на слово я не верю! Пиши расписку!
— А что писать?
— Очень просто, — ответил Цзя Цян. — Пиши, что проигрался и занял столько-то лянов серебра для покрытия долга.
— Я готов, — согласился Цзя Жуй.
Цзя Цян вышел и через минуту появился с бумагой и кистью. Поторговавшись, они сошлись на пятидесяти лянах, Цзя Жуй написал расписку, поставил свою подпись и отдал Цзя Цяну. Цзя Цян между тем стал подтрунивать над Цзя Жуном. Тот вышел из себя и, скрежеща зубами от злости, твердил:
— Завтра же всем расскажу, пусть судят как хотят!
Напуганный Цзя Жуй стал кланяться ему до земли. Цзя Цян выступил в роли миротворца и уговорил Цзя Жуя написать еще одну расписку, на имя Цзя Жуна, на ту же сумму.
— Если узнают, что я тебя отпустил, — сказал Цзя Цян Цзя Жую, — мне не избежать наказания. Ворота, ведущие к покоям старой госпожи, давно заперты, в гостиной старый господин рассматривает недавно привезенные из Нанкина вещи, так что и той дорогой нельзя пройти. Остается задняя калитка, но и там сейчас ты можешь кого-нибудь встретить. Придется немного подождать, я сбегаю посмотрю, а потом приду за тобой. Здесь оставаться нельзя, могут заметить. А, знаю, куда тебя спрятать!
Он погасил свечу и, увлекая за собой Цзя Жуя, вышел во двор. Ощупью они добрались до крыльца, и Цзя Цян сказал:
— Залезай под крыльцо и жди меня. Только сиди тихо!
Цзя Цян и Цзя Жун ушли. Цзя Жуй совсем пал духом. Он забрался под крыльцо и предался своим невеселым мыслям. Вдруг наверху послышался шум, и кто-то выплеснул ведро нечистот, прямо на Цзя Жуя. Тот невольно охнул, но тут же зажал рот рукой. Облитый с головы до ног вонючей жижей, Цзя Жуй дрожал от холода. Наконец прибежал Цзя Цян:
— Пошли быстрее!
Цзя Жуй кое-как выбрался из-под крыльца и опрометью бросился домой. Уже наступила третья стража, и ему пришлось крикнуть, чтобы отперли дверь.
— Что случилось? — спрашивали люди, глядя на Цзя Жуя.
— Я оступился в темноте и упал в отхожее место, — солгал он.
Очутившись наконец у себя в комнате, Цзя Жуй умылся и переоделся. Лишь теперь он понял, что Фэнцзе просто поиздевалась над ним, и пришел в ярость. В то же время он досадовал, что так и не удалось овладеть ею, и всю ночь не сомкнул глаз, вспоминая ее красоту. С той поры Цзя Жуй не осмеливался больше появляться во дворце Жунго.
