— Теперь можете веселиться сколько угодно.

Не успела она это произнести, как Баоюй подбежал к фонарю и затараторил, высказывая свои суждения о загадках, какая хороша, какая не совсем удачна, а какая вообще никуда не годится. При этом он так размахивал руками, что был похож на обезьянку, спущенную с привязи.

— Что ты разошелся? — остановила его Дайюй. — Куда пристойней спокойно сидеть, вести разговор и шутить, как это было сначала.

Вернувшаяся в это время из внутренних комнат Фэнцзе сказала:

— Отцу нельзя отходить от тебя ни на шаг. Жаль, надо было намекнуть ему, чтобы заставил тебя сочинять загадки в стихах! Вот тогда бы ты попотел!

Баоюй рассердился, подбежал к Фэнцзе, принялся ее тормошить.

Посидев еще немного, матушка Цзя почувствовала усталость — уже пробили четвертую стражу. Она приказала раздать служанкам оставшееся угощение, поднялась и сказала:

— Пойдемте отдыхать. Завтра встанем пораньше и будем веселиться — праздник еще не кончился.

Постепенно все разошлись.

Какие события произошли на другой день, вы узнаете из следующей главы.

Глава двадцать третья

Строки из драмы «Западный флигель» трогают душу молодого человека;
слова из пьесы «Пионовая беседка» ранят сердце юной девы

На следующий день матушка Цзя распорядилась продолжить праздничные развлечения.

Между тем Юаньчунь, вернувшись во дворец, еще раз просмотрела стихотворные надписи, сделанные для сада Роскошных зрелищ, которые она велела Таньчунь переписать, оценила все их достоинства и недостатки, приказала вырезать эти надписи на камне и расставить в саду.

Цзя Чжэн не мешкая пригласил искусных резчиков по камню и поручил наблюдать за работой Цзя Чжэню, Цзя Жуну и Цзя Цяну. Но поскольку Цзя Цяну велено было заботиться о девочках-актрисах во главе с Вэньгуань, он перепоручил свои обязанности Цзя Чану, Цзя Лину и Цзя Пину. Работа шла быстро, но подробно рассказывать об этом мы не будем.

Тем временем из сада Роскошных зрелищ были выселены двенадцать буддийских и двенадцать даосских монашек, которые жили в храмах Яшмового владыки и бодхисаттвы Дамо, и Цзя Чжэн собирался расселить их по другим храмам. Узнала об этом госпожа Ян, мать Цзя Циня, чей дом находился позади дворца Жунго, и подумала, что хорошо бы приставить к этим монахиням ее сына, за это он получал бы кое-какие деньги. Однако явиться прямо к Цзя Чжэну она побоялась и решила переговорить сначала с Фэнцзе. Зная, какой острый язык у госпожи Ян, Фэнцзе пообещала ей все устроить и отправилась к госпоже Ван.

— Пожалуй, стоит этих монахинь оставить здесь, — сказала Фэнцзе. — Ведь если государыня снова пожалует, придется их обратно переселять, а это — немалые хлопоты. Лучше всего поселить их в кумирне Железного порога, выдавать ежемесячно несколько лянов на пропитание да приставить к ним для присмотра человека. Тогда, в случае надобности, они смогут явиться по первому зову.

Госпожа Ван посоветовалась с мужем, и тот согласился, заметив:

— Хорошо, что вы меня надоумили. Так мы и сделаем, — и тотчас вызвал Цзя Ляня.

Цзя Лянь как раз в это время обедал с женой. Услышав, что его зовут, он отложил палочки и поднялся из-за стола.

— Подожди, послушай, что я тебе скажу, — удержала его Фэнцзе. — Если речь пойдет о монахинях, делай так, как я тебе посоветую. Остальное меня не касается.

И она изложила мужу суть дела. Цзя Лянь покачал головой:

— Я тут ни при чем! Сама затеяла это — сама и говори!

Фэнцзе нахмурилась, бросила палочки для еды и спросила:

— Ты это всерьез или шутишь?

— Ко мне уже несколько раз приходил Цзя Юнь, сын пятой тетушки из западного флигеля, — улыбнулся Цзя Лянь, — он хочет получить какое-нибудь место. Я обещал его устроить и велел ждать. Но едва подыскал ему дело, как опять ты встала у меня на пути.

— Успокойся, — произнесла Фэнцзе. — Государыня распорядилась в северо-восточной части сада посадить побольше сосен и кипарисов, а у подножья башен — высадить цветы и посеять травы. Эти работы я и поручу Цзя Юню.

— Ладно, — согласился Цзя Лянь и вдруг усмехнулся. — Скажи мне, почему вчера вечером, когда я хотел поиграть с Пинъэр, ты рассердилась?

Тут Фэнцзе густо покраснела, обругала мужа и, склонившись над чашкой, продолжала молча есть.

Цзя Лянь, смеясь, вышел из комнаты и отправился к Цзя Чжэну. Оказалось, тот действительно вызвал его по делу о монашках. Помня о том, что ему наказала Фэнцзе, Цзя Лянь сказал:

— Мне кажется, Цзя Цинь — малый смышленый и вполне справится с этим делом. Не все ли равно, кому платить.

Цзя Чжэн не стал вдаваться в подробности и сразу же согласился.

Дома Цзя Лянь рассказал Фэнцзе о своем разговоре с Цзя Чжэном, и Фэнцзе тотчас же приказала передать госпоже Ян, что все улажено. Цзя Цинь не замедлил явиться с выражением благодарности.

Кроме того, Фэнцзе оказала Цзя Циню еще одну милость: выдала под расписку верительную бирку на право получения денег за три месяца на содержание монашек, после чего Цзя Цинь отправился в кладовые и получил все, что полагалось.

Таким образом, были пущены на ветер триста лянов серебра!

Цзя Цинь, получив серебро, взвесил на руке слиток поменьше и отдал приказчикам «на чай». Остальное приказал мальчику-слуге отнести домой, а сам пошел советоваться с матерью. После этого он нанял коляску для себя, несколько колясок для монахинь и отправился к боковым воротам дворца Жунго. Здесь он вызвал из сада всех монахинь, усадил в коляски и повез в кумирню Железного порога. Но об этом мы пока рассказывать не будем.

После того как Юаньчунь прочла все надписи, сделанные для сада Роскошных зрелищ, ей вдруг пришло в голову, что отец из почтения к ней запер сад после ее отъезда и не разрешает никому туда входить. Но разве можно, чтобы такой прекрасный сад пустовал? Почему не разрешить сестрам, которые умеют сочинять стихи, там жить? Это доставило бы им удовольствие, к тому же они по достоинству оценили бы все красоты сада! Пусть и Баоюй там живет, ведь он рос вместе с сестрами, и если разлучить их, матушка Цзя и госпожа Ван будут недовольны.

Она призвала к себе евнуха Ся Чжуна, велела отправиться во дворец Жунго и передать ее волю: отныне Баочай и остальные сестры, а также Баоюй должны жить в саду. Баоюю, по мнению Юаньчунь, там будет удобнее заниматься учебой.

Приняв от Ся Чжуна повеление государыни, Цзя Чжэн и госпожа Ван сообщили о нем матушке Цзя, и та немедленно распорядилась послать людей в сад, чтобы привели в порядок помещения, расставили кровати, повесили пологи и занавески. Девушки восприняли эту новость спокойно и сдержанно, зато Баоюй, не скрывая своего восторга, побежал к матушке Цзя с советами, как что устроить. В это время появилась служанка и доложила:

— Господин Цзя Чжэн зовет Баоюя.

Баоюй оторопел, радость мгновенно исчезла, он побледнел, сник, уцепился за матушку Цзя и ни за что не хотел идти.

— Не бойся, мое сокровище, — успокаивала его матушка Цзя. — Я в обиду тебя не дам. К тому же ты написал такие прекрасные сочинения! Я думаю, отец хочет предупредить тебя, чтобы не баловался, когда переселишься в сад. Отец будет давать тебе наставления, а ты знай поддакивай, не перечь, что бы он тебе ни говорил, тогда все обойдется.

Успокаивая внука, матушка Цзя позвала двух старых мамок и приказала:

— Проводите Баоюя да хорошенько смотрите, чтобы отец его не обидел.

Мамки пообещали исполнить все в точности, и Баоюй наконец пошел к отцу. Шел он медленно, семеня ногами, каждый шаг не больше трех цуней, и путь до покоев госпожи Ван занял довольно много времени.

Цзя Чжэн как раз беседовал с госпожой Ван о разных делах, а служанки стояли на террасе под навесом. Увидев Баоюя, девушки стали над ним подшучивать.