Мысль о том, что Айлы больше нет, подобно кукушке, не умолкавшей ни на минуту, не давала Одри покоя. Образ так рано ушедшей сестры постоянно присутствовал в ее сознании, вытесняя все личное, даже ее чувства к Луису. Требования Луиса настолько выбили ее из колеи, что она была не в силах думать о его сердечных переживаниях. Одри чувствовала себя беззащитной и безумно усталой. Единственное, чего ей хотелось, — свернуться калачиком под одеялом, уснуть и забыть о своем горе. Со стороны Луиса было нечестно давить на нее, когда ей так плохо! Если бы у нее было больше сил, она бы почувствовала злость, но сейчас испытывала лишь легкое разочарование.

Она вернулась домой и увидела, с каким нетерпением ее ждет Сесил. В гостиной гудели печальные голоса друзей и родственников, которые пришли, чтобы выразить соболезнования и сказать слова утешения Роуз и Генри, но Одри не могла смотреть им в глаза. Она попросила Сесила проводить ее в сад.

Было уже темно, сад казался неподвижным, замерзшим и неприступным. Казалось, он тоже протестовал против смерти Айлы. Одри не могла представить себе весны без нее, и сердце девушки снова наполнилось щемящей грустью.

— О, Сесил, я чувствую себя такой потерянной! — Они шли под покровом черного, лишенного звезд неба. — Душевная боль еще хуже, чем физическая. Мне кажется, я никогда не выздоровею. — Она опустила голову, и лицо ее снова исказило горе.

Сесил, переполняемый жалостью, повернулся и обнял ее. Одри слишком устала, чтобы сопротивляться. К ее удивлению, именно это ей было сейчас нужно. Она прижала голову к его груди, и от его теплых и надежных объятий по телу разлилось спокойствие. Он долго не отпускал ее, позволив изливать свое горе и печаль ледяному ветру до тех пор, пока сил плакать не осталось.

— Вы были друг для друга самыми близкими людьми. Это все равно что лишиться правой руки, правда? — сказал Сесил ласково.

Одри кивнула, продолжая глотать слезы.

— Смерть — трагедия даже в старости, — продолжал он. — Но в этом случае человек, по крайней мере, прожил долгую жизнь, а Айла ведь была совсем ребенком. И вся жизнь у нее была еще впереди. Эта мысль наполняет мое сердце злостью. В такие минуты я задаю себе вопрос, есть ли Бог на небесах.

Одри удивилась, что Сесил может говорить с такой страстью.

— Я верю в Бога. Для Айлы пришло время уйти, — ответила она. — Я знаю, что она на небесах. Я действительно верю в это. Я очень буду скучать по ней, вот и все. Я не представляю себе жизни без нее. Я плачу о себе.

— Она всегда будет с тобой. Если ты веришь, что она на небесах, тогда она — дух, как сказал бы Луис, и она будет с тобой.

Одри подумала о Луисе и ощутила вину за то, что позволяет себе так тепло общаться с его братом. Но потом она вспомнила о его несвоевременной требовательности, и от этого сочувствие Сесила показалось ей еще более трогательным.

— Я не могу выйти за тебя, Сесил, — сказала она, не задумываясь. — Мое сердце сейчас далеко.

Сесил приобнял ее и улыбнулся.

— Конечно, не можешь, и твое сердце может быть сейчас только с Айлой. Я понимаю, моя дорогая Одри. Ты не должна была допускать мысли об этом. Мое предложение не лишает меня способности думать. Ты же не считаешь, что я могу быть таким бездушным глупцом?

Внезапно сердце Одри переполнило чувство благодарности.

— Ты не бездушный глупец. Ты — самый добрый, самый лучший мужчина, которого я когда-либо встречала!

— Не думай больше об этом. Пусть время вылечит твою боль. А потом, однажды, когда ты снова будешь готова предстать перед лицом будущего, вернись к моим словам. А я больше не буду говорить об этом. Но буду ждать тебя так долго, как ты захочешь.

— Спасибо, Сесил, — едва выговорила Одри, отстраняясь от него и вынимая из кармана пальто носовой платок. — Ты очень добрый.

Одри вдруг увидела совершенно с другой стороны человека, которого всегда считала холодным. «А рыбы все-таки чувствуют», — подумала она, вспоминая злой комментарий Айлы.

Вернувшись в клуб, Сесил увидел Луиса за фортепиано. Истерзанный отчаянием и пьяный, он бессмысленно ударял по клавишам.

— Я потерял женщину, которую любил, — пробормотал он, не открывая глаз, чтобы не видеть света и зла реального мира.

— Мне очень жаль, Луис, я не понимал этого, — по-доброму сказал Сесил, похлопав брата по плечу. Итак, полковник оказался прав. Луис действительно был влюблен в Айлу.

— Ты, глупец, и половины всего не знаешь, — закричал пьяный Луис. А затем расхохотался, как сумасшедший.

— Утром тебе будет лучше, — вздохнул Сесил, стараясь поставить брата на ноги. Он в сотый раз помог брату подняться по лестнице в его комнатушку, а затем стал раздевать его, словно больного ребенка. Интересно, освободится ли он хоть когда-нибудь от этой обязанности?

— Только смерть избавит меня от этого ада, — в сердцах произнес Луис.

— Ну же, Луис, старик, ты снова полюбишь, — попытался ободрить его Сесил, но терпение его было на исходе.

— Я никогда снова не полюблю! Она — ангел, другой такой не существует.

— Она — ангел. Она с Богом.

Луис озадаченно посмотрел на него.

Сесил нахмурился.

— Время — прекрасный лекарь, — продолжал он.

Эти слова еще больше взбесили Луиса.

— Время! Именно этого она хотела. А у меня его нет!

— Что ты имеешь в виду? — спросил Сесил, стягивая с брата туфли и носки.

— Я не хочу оставаться здесь, если не могу быть с ней. Это убьет меня.

— Сегодня все ощущают то же, что и ты. Мы все чувствуем, что у нас что-то украли, но мы не можем бежать от своей боли.

— Для меня она теперь мертва. Я тоже мог бы уйти.

— Куда?

— Я уйду туда, куда уведет меня ветер.

— Не делай глупостей, — настаивал Сесил, помогая Луису надеть пижаму.

— Я ухожу, чтобы все забыть.

— Что ты будешь делать?

— Умирать, потому что мое сердце разбито. — Он снова засмеялся, но на этот раз его смех был пустым и безнадежным.

— Я умоляю тебя, успокойся, — ласково упрекнул Луиса брат, укладывая его в кровать. — Утром ты даже не вспомнишь свои слова…

А утром Луис уехал. Сесил искал в его комнате хоть что-нибудь, что помогло бы понять, куда он направился и когда вернется. Но Луис забрал с собой все свои вещи, оставив брату на столике записку.

Сесил взял и развернул ее. По мере того как глаза скользили по строкам, лицо его бледнело, а рот скривился в гримасе страдания. Он сделал глубокий вдох и продолжил читать. Закончив, Сесил задумался, снова и снова теребя в руках маленький клочок бумаги. Наконец, он вернулся в свою комнату. Там он свернул записку и положил в полированную шкатулку из орехового дерева, в которую складывал бумаги особой важности. Тряхнув плечами и выпрямив спину, он отправился на Каннинг-стрит, чтобы рассказать о случившемся Роуз и ее семье. «Я выжил на войне, переживу и это», — думал он. Но знал, что ему предстоит ответить на самый большой вызов, который может бросить жизнь.

Внезапное исчезновение Луиса послужило подтверждением догадки о том, что они с Айлой были влюблены друг в друга. Но Айла мертва, и их отношения теперь никто не воспринимал как нечто ужасное. Наоборот, жители Херлингема видели в их влюбленности романтическую трагедию в духе бессмертного творения Шекспира, и Луис, скорбящий влюбленный, снискал уважение, на которое прежде не мог даже рассчитывать. Община пришла к выводу, что если уж этот юноша удостоился любви Айлы, то, должно быть, он на самом деле особенный. Смерть Айлы спасла его репутацию, но Луис не знал об этом. Он сидел на мокрой палубе грузового корабля, который направлялся в Мексику.

Роуз утирала слезы, когда с приходом рассвета на Каннинг-стрит с новостями появился Сесил.

— Он любил мою Айлу? — спросила она, завернувшись в домашний халат и вцепившись руками в подлокотники кресла. — Я считала, что знаю о жизни дочери все, но оказалось, я ошибалась. Я была чудовищно несправедлива к дорогому Луису! Айла любила его, значит, я тоже люблю его.