— Где Луис сейчас? — спросила Одри, надеясь, что Сисли не заметит нотки отчаяния в ее голосе.

— Не знаю. — Сисли с сожалением сжала губы и нервно стала теребить прядь светлых волос, выбившуюся из-под шиньона. — Он с грустным видом бродил из угла в угол, играл на рояле, подолгу гулял. Луис — взрослый человек, и было бы странно, если бы он сидел без дела, ожидая поддержки от семьи. Я не знаю, чем он занимался в Южной Америке. Думаю, преподавал музыку или что-то еще и как-то зарабатывал себе на жизнь. Я предлагала ему найти работу здесь, так как знала, что он не пойдет за помощью к родителям. — Она пыталась оправдаться, почему не сделала для него большего. — Я приютила его, кормила несколько месяцев, а затем однажды он собрал вещи и уехал. Клянусь, я и сейчас могу напеть эту мелодию… Постой-ка…

Одри замерла, а Сисли между тем неуверенно напевала мелодию, сочиненную Луисом для нее. Одри слушала, затаив дыхание. Вдруг из глаз ее брызнули слезы. Сисли замолчала и погладила ее по руке.

— Прости, Одри, я не хотела огорчать тебя. Должно быть, тебе тяжело слышать о Луисе. Он — твоя последняя связь с Айлой.

Одри покачала головой, всхлипнула, провела рукой по лицу.

— Извини, я в порядке, правда. Это потому, что я не видела Луиса со дня смерти Айлы. Мне бы так хотелось его увидеть!

— И я бы все отдала, чтобы найти его. Понимаешь, он уехал, не сказав ни слова, и никто из нас не слышал о нем и не видел его с тех пор. Я чувствую себя виноватой. Я просто вынудила его уехать. — Затем она застенчиво добавила: — Они с Марселем не могли ужиться под одной крышей.

— И в Херлингеме все были против него. Но я воспринимала его по-другому. Я понимала его.

— Должно быть, Айла была особенной. Луис никогда прежде никого не любил, и сомневаюсь, что когда-нибудь снова полюбит так же сильно. Он, наверное, всей душой привязался к ней. Айла, конечно же, была очень чувствительной девушкой.

Одри больше не могла говорить.

Сисли вдруг посмотрела на часы и ужаснулась.

— Барли! Я забыла забрать его из ветеринарной клиники! Не возражаешь, если я оставлю тебя? — спросила она, вскакивая на ноги.

Одри покачала головой. Именно это и было ей нужно: остаться на некоторое время одной и обдумать услышанное. Сисли улыбнулась, извиняясь, выскочила из комнаты со своими немецкими овчарками, оставив за собой легкий запах тубероз и смутное чувство облегчения. Одри подождала, пока захлопнется входная дверь, подошла к роялю и взяла в руки фотографию.

Еще раз вглядевшись в лицо мужчины, которого она никогда не переставала любить, молодая женщина вдруг ощутила удушающее чувство одиночества. Она рассмотрела каждую черточку его лица, с любовью и нежностью окропляя их слезами, словно его уже не было в живых, потому что не знала, суждено ли им когда-нибудь увидеться. Жизнь так коротка, и она позволила ему уйти! Кроме того, как объяснить, почему она вышла замуж за его брата? Если сердце Луиса разбито, такая новость только усилит боль, и что тогда? Как сказала его сестра, он очень раним. Одри ненавидела свою собственную трусость.

Охваченная невероятным желанием излить свою печаль, она села за рояль и опустила дрожащие пальцы на клавиши. Она знала, что Луис сидел на этом же месте и касался тех же клавиш всего лишь несколько месяцев тому назад. Ее чувства обострились, и ей показалось, что она ощущает его присутствие, чувствует его запах. Она закрыла глаза и глубоко вдохнула. Несколько лет Одри не играла эту мелодию, их мелодию. Но она была в доме одна, желание сыграть было сильнее ее. И вот пальцы уже скользили по клавишам, словно были навсегда запрограммированы играть именно этот музыкальный фрагмент. Услышав знакомые, всепоглощающие аккорды «Сонаты незабудки», Одри ощутила, как ее душа рвется наружу, а сердце наполняется надеждой. Она не заметила, как маленький, похожий на сосиску пес прибежал и устроился под роялем, наблюдая, как двигаются вверх и вниз педали. А под крышей, в своей студии Марсель отложил в сторону кисти и прислушался.

Флориену не хотелось разговаривать с девочками. Но Алисии до этого не было дела — ей не терпелось рассказать ему о себе. Леонора играла свою обычную роль вежливого и доброжелательного слушателя. Она давно привыкла к тому, что сестра заговаривает людей до смерти. Флориену не избежать той же участи, несмотря на то что тетя Сисли охарактеризовала его как замкнутого и неразговорчивого. «Конечно же, он стесняется», — думала Леонора.

Флориен пригласил девочек в фургон. Обстановка была очень простой — кровати вдоль стен, увешанных фотографиями и яркими картинками. Леонора была очарована необыкновенной красотой ковриков и одеял ручной работы. Алисия же надменно заявила, что не верит, что в таком маленьком домишке могут жить люди.

— Эдакий сказочный домик! В таком могла бы запросто жить семья гоблинов. Правда, Лео?

— Да, он чудесный. Я бы сама с удовольствием жила в таком. Его можно всюду возить за собой!

«Вечно она лебезит перед каждым встречным», — подумала Алисия, которую страшно злили попытки сестры сгладить ее бестактность. Но Флориен не обиделся, он, казалось, был счастлив оттого, что просто может слушать ее.

— Покажи мне ферму, — потребовала Алисия, выбегая из фургона. Из-за тяжелой серой тучи выглянуло солнышко. — Здесь много живности?

Флориен кивнул.

— Коровы, поросята, козы?

Флориен снова кивнул и двинулся к небольшим воротам. Алисия повернулась к Леоноре и сказала очень громко:

— По-моему, этот парень проглотил язык.

— Алисия… — смущенно пробормотала Леонора.

Но та только засмеялась.

— А может, у него языка никогда и не было!

Это Флориен услышал. Краска залила лицо мальчика. Но он шел впереди, и этого никто не заметил. Дети подошли к большому обнесенному оградкой огороду, малая часть которого была ухожена и засажена овощами. За огородом присматривали Панацель и Флориен.

— Вам, наверное, приходится много работать? — спросила Леонора, догнав мальчика. — Здесь очень красиво. — Маленький цыган в ответ не сказал ни слова, но Леонора, в отличие от Алисии, старалась подбодрить его. — В Аргентине нам приходится покупать овощи. У нас хороший сад, а в бабушкином саду много апельсиновых деревьев. Я с удовольствием помогу вам, для двоих здесь слишком много работы.

Посмотрев на Леонору, некрасивое личико которой лучилось добротой, Флориен почувствовал, что к нему возвращается уверенность.

— Для троих, — сказал он удивительно мягко, отворяя калитку в заборе, которая вела во двор, окруженный хозяйственными постройками.

— Значит, твоя мама вам помогает? Все равно, три работника — мало для такой большой фермы.

— Втроем справиться невозможно, — сказала Алисия, вступая в разговор. — Ну, и где же животные?

— Сад такой чудесный, — вздохнула Леонора.

Алисия наморщила носик. Сестра ей определенно надоела, и она с нетерпением ждала знакомства с новыми одноклассницами.

Флориен подвел девочек к забору, который чуть дальше переходил в живую изгородь. К радости Алисии, за ним кипела жизнь: всюду сновали цыплята, между которыми гордо вышагивал огромный петух, время от времени поклевывая молодняк, чтобы напомнить, кто в доме хозяин.

— А как ты их убиваешь? — спросила Алисия без тени смущения.

Флориен взобрался на забор и теперь пристально смотрел на девочку. Даже для него было очевидно, что она привыкла к беспрекословному повиновению. Однако здесь, на небольшом, но возвышении, он чувствовал себя увереннее.

— Мы скручиваем им шею, — ответил он.

— Ага-а-а, значит, цыганский мальчик все-таки умеет разговаривать!

Леонора пришла в ужас. Однако она прекрасно понимала, что ничем не сможет помочь Флориену, поэтому отправилась исследовать пыльные хозяйственные постройки.

— А как ты это делаешь? — продолжала Алисия, провожая сестру взглядом. Леонора скрылась в старом сарае.

Флориен жестами изобразил, как скручивает, а затем отрывает голову воображаемому цыпленку.